Первая three invalids. Sufferings of george and harris. A victim to one hundred

her what size to get; and, from that, he would
gradually work down, and start the whole
house.
мальчиков, чтобы сказать ей, какой взять размер.
Начиная с этой минуты, он постепенно запрягает
в работу весь дом.
"Now you go and get me my hammer, Will," he
would shout; "and you bring me the rule, Tom;
and I shall want the step-ladder, and I had
better have a kitchen-chair, too; and, Jim! you
run round to Mr. Goggles, and tell him, `Pa's
kind regards, and hopes his leg's better; and will
he lend him his spirit-level?' And don't you go,
Maria, because I shall want somebody to hold
me the light; and when the girl comes back, she
must go out again for a bit of picture-cord; and
Tom! - where's Tom? - Tom, you come here; I
shall want you to hand me up the picture."
- Принеси-ка мне молоток, Уилл! - кричит он. - А
ты, Том, подай линейку. Мне понадобится
стремянка, и табуретку, пожалуй, тоже захватите.
Джим, сбегай-ка к мистеру Гогглсу и скажи ему:
"Папа вам кланяется и надеется, что нога у вас
лучше, и просит вас одолжить ваш ватерпас"." А
ты, Мария, никуда не уходи, - мне будет нужен
кто-нибудь, чтобы подержать свечку. Когда
горничная воротится, ей придется выйти еще раз
и купить бечевки. Том! Где Том? Пойди сюда, ты
мне понадобишься, чтобы подать мне картину.
And then he would lift up the picture, and drop
it, and it would come out of the frame, and he
would try to save the glass, and cut himself; and
then he would spring round the room, looking
for his handkerchief. He could not find his
handkerchief, because it was in the pocket of
the coat he had taken off, and he did not know
where he had put the coat, and all the house
had to leave off looking for his tools, and start
looking for his coat; while he would dance round
and hinder them.
Он поднимает картину и роняет ее. Картина
вылетает из рамы, дядя Поджер хочет спасти
стекло, и стекло врезается ему в руку. Он бегает
по комнате и ищет свой носовой платок. Он не
может найти его, так как платок лежит в кармане
пиджака, который он снял, а он не помнит, куда
дел пиджак. Домочадцы перестают искать
инструменты и начинают искать пиджак; дядя
Поджер мечется по комнате и всем мешает.
"Doesn't anybody in the whole house know
where my coat is? I never came across such a
set in all my life - upon my word I didn't. Six of
you! - and you can't find a coat that I put down
not five minutes ago! Well, of all the - "
- Неужели никто во всем доме не знает, где мой
пиджак? Честное слово, я никогда еще не
встречал таких людей! Вас шесть человек, и вы не
можете найти пиджак, который я снял пять минут
тому назад. Эх вы!
Then he'd get up, and find that he had been
sitting on it, and would call out:
Тут он поднимается и видит, что все время сидел
на своем пиджаке.
"Oh, you can give it up! I've found it myself now.
Might just as well ask the cat to find anything as
expect you people to find it."
- Можете больше не искать! - кричит он. - Я уже
нашел его. Рассчитывать на то, что вы что-нибудь
найдете, - все равно что просить об этом кошку.
And, when half an hour had been spent in tying
up his finger, and a new glass had been got, and
the tools, and the ladder, and the chair, and the
candle had been brought, he would have
another go, the whole family, including the girl
and the charwoman, standing round in a semi-
circle, ready to help. Two people would have to
hold the chair, and a third would help him up on
it, and hold him there, and a fourth would hand
him a nail, and a fifth would pass him up the
hammer, and he would take hold of the nail, and
drop it.
Ему перевязывают палец, достают другое стекло и
приносят инструменты, стремянку, табуретку и
свечу. На это уходит полчаса, после чего дядя
Поджер снова берется за дело. Все семейство,
включая горничную и поденщицу, становится
полукругом, готовое прийти на помощь. Двое
держат табуретку, третий помогает дяде Поджеру
взлезть и поддерживает его, четвертый подает
гвоздь, пятый - молоток. Дядя Поджер берет
гвоздь и роняет его.

"There!" he would say, in an injured tone, "now
the nail's gone."
- Ну вот, - говорит он обиженно, - теперь гвоздь
упал.
And we would all have to go down on our knees
and grovel for it, while he would stand on the
chair, and grunt, and want to know if he was to
be kept there all the evening.
И всем нам приходится ползать на коленях и
разыскивать гвоздь. А дядя Поджер стоит на
табуретке, ворчит и спрашивает, не придется ли
ему торчать там весь вечер.
The nail would be found at last, but by that time
he would have lost the hammer.
Наконец гвоздь найден, но тем временем дядя
Поджер потерял молоток.
"Where's the hammer? What did I do with the
hammer? Great heavens! Seven of you, gaping
round there, and you don't know what I did with
the hammer!"
- Где молоток? Куда я девал молоток? Великий
боже! Вы все стоите и глазеете на меня и не
можете сказать, куда я положил молоток!
We would find the hammer for him, and then he
would have lost sight of the mark he had made
on the wall, where the nail was to go in, and
each of us had to get up on the chair, beside
him, and see if we could find it; and we would
each discover it in a different place, and he
would call us all fools, one after another, and
tell us to get down. And he would take the rule,
and re-measure, and find that he wanted half
thirty-one and three-eighths inches from the
corner, and would try to do it in his head, and
go mad.
Мы находим ему молоток, а он успевает потерять
заметку, которую сделал на стене в том месте,
куда нужно вбить гвоздь. Он заставляет нас всех
по очереди взлезать к нему на табуретку и искать
ее. Каждый видят эту отметку в другом месте, и
дядя Поджер обзывает нас одного за другим
дураками и приказывает нам слезть. Он берет
линейку и мерит снова. Оказывается, что ему
необходимо разделить тридцать один и три
восьмых дюйма пополам. Он пробует сделать это в
уме и приходит в неистовство.
And we would all try to do it in our heads, and
all arrive at different results, and sneer at one
another. And in the general row, the original
number would be forgotten, and Uncle Podger
would have to measure it again.
Мы тоже пробуем сделать это в уме, и у всех
получается разный результат. Мы начинаем
издеваться друг над другом и в пылу ссоры
забываем первоначальное число, так что дяде
Поджеру приходится мерить еще раз.
He would use a bit of string this time, and at the
critical moment, when the old fool was leaning
over the chair at an angle of forty-five, and
trying to reach a point three inches beyond what
was possible for him to reach, the string would
slip, and down he would slide on to the piano, a
really fine musical effect being produced by the
suddenness with which his head and body
struck all the notes at the same time.
Теперь он пускает в дело веревочку; в
критический момент, когда старый чудак
наклоняется на табуретке под углом в сорок пять
градусов и пытается отметить точку,
находящуюся на три дюйма дальше, чем он может
достать, веревочка выскальзывает у него из рук, и
он падает прямо на рояль. Внезапность, с которой
он прикасается головой и всем телом к клавишам,
создает поистине замечательный музыкальный
эффект.
And Aunt Maria would say that she would not
allow the children to stand round and hear such
language.
Тетя Мария говорит, что она не может позволить
детям стоять здесь и слушать такие выражения.
At last, Uncle Podger would get the spot fixed
again, and put the point of the nail on it with his
left hand, and take the hammer in his right
Наконец дядя Поджер находит подходящее место
и приставляет к нему гвоздь левой рукой, держа
молоток в правой. Первым же ударом он попадает

hand. And, with the first blow, he would smash
his thumb, and drop the hammer, with a yell, on
somebody's toes.
себе по большому пальцу и с воплем роняет
молоток прямо кому-то на ногу.
Aunt Maria would mildly observe that, next time
Uncle Podger was going to hammer a nail into
the wall, she hoped he'd let her know in time, so
that she could make arrangements to go and
spend a week with her mother while it was
being done.
Тетя Мария кротко выражает надежду, что когда
дяде Поджеру опять захочется вбить в стену
гвоздь, он заранее предупредит ее, чтобы она
могла поехать на недельку к матери, пока он
будет этим заниматься.
"Oh! you women, you make such a fuss over
everything," Uncle Podger would reply, picking
himself up. "Why, I LIKE doing a little job of this
sort."
- Вы, женщины, всегда поднимаете, из-за всего
шум, - бодро говорит дядя Поджер. - А Я так
люблю поработать.
And then he would have another try, and, at the
second blow, the nail would go clean through
the plaster, and half the hammer after it, and
Uncle Podger be precipitated against the wall
with force nearly sufficient to flatten his nose.
Потом он предпринимает новую попытку и
вторым ударом вгоняет весь гвоздь и половину
молотка в штукатурку. Самого дядю Поджера
стремительно бросает к стене, и он чуть не
расплющивает себе нос.
Then we had to find the rule and the string
again, and a new hole was made; and, about
midnight, the picture would be up - very
crooked and insecure, the wall for yards round
looking as if it had been smoothed down with a
rake, and everybody dead beat and wretched -
except Uncle Podger.
Затем нам приходится снова отыскивать
веревочку и линейку, и пробивается еще одна
дырка. Около полуночи картина, наконец,
повешена - очень криво и ненадежно, - и стена на
много ярдов вокруг выглядит так, словно по ней
прошлись граблями. Мы все выбились из сил и
злимся - все, кроме дяди Поджера.
"There you are," he would say, stepping heavily
off the chair on to the charwoman's corns, and
surveying the mess he had made with evident
pride. "Why, some people would have had a man
in to do a little thing like that!"
- Ну, вот видите! - говорит он, тяжело спрыгивая с
табуретки прямо на мозоли поденщице и с явной
гордостью любуясь на произведенный им
беспорядок. - А ведь некоторые люди пригласили
бы для такой мелочи специального человека.
Harris will be just that sort of man when he
grows up, I know, and I told him so. I said I
could not permit him to take so much labour
upon himself. I said:
Я знаю, Гаррис будет таким же, когда вырастет. Я
сказал ему это и заявил, что не могу позволить,
чтобы он взял на себя столько работы.
"No; YOU get the paper, and the pencil, and the
catalogue, and George write down, and I'll do
the work."
- Нет, - сказал я, - ты принесешь бумагу и
карандаш, Джордж будет записывать, а я сделаю
остальное.
The first list we made out had to be discarded. It
was clear that the upper reaches of the Thames
would not allow of the navigation of a boat
sufficiently large to take the things we had set
down as indispensable; so we tore the list up,
and looked at one another!
Первый наш список пришлось аннулировать. Было
ясно, что в верхнем течении Темзы нельзя
проплыть на лодке, достаточно большой, чтобы
вместить все то, что мы считали необходимым.
Мы разорвали список и молча переглянулись.
George said: "You know we are on a wrong
track altogether. We must not think of the
Джордж сказал: - Мы на совершенно ложном
пути. Нам следует думать не о тех вещах,

things we could do with, but only of the things
that we can't do without."
которыми мы как-нибудь обойдемся, но о тех, без
которых нам никак не обойтись.
George comes out really quite sensible at times.
You'd be surprised. I call that downright
wisdom, not merely as regards the present case,
but with reference to our trip up the river of life,
generally. How many people, on that voyage,
load up the boat till it is ever in danger of
swamping with a store of foolish things which
they think essential to the pleasure and comfort
of the trip, but which are really only useless
lumber.
Джордж, оказывается, может иногда быть
разумным. Это даже удивительно. Я бы сказал,
что в его словах заключается подлинная
мудрость, приложимая не только к настоящему
случаю, но и ко всей нашей прогулке по реке
жизни вообще. Сколь многие, рискуя затопить
свой корабль, нагружают его всякими вещами,
которые кажутся им необходимыми для
удовольствия и комфорта в пути, а на самом деле
являются бесполезным хламом.
How they pile the poor little craft mast-high
with fine clothes and big houses; with useless
servants, and a host of swell friends that do not
care twopence for them, and that they do not
care three ha'pence for; with expensive
entertainments that nobody enjoys, with
formalities and fashions, with pretence and
ostentation, and with - oh, heaviest, maddest
lumber of all! - the dread of what will my
neighbour think, with luxuries that only cloy,
with pleasures that bore, with empty show that,
like the criminal's iron crown of yore, makes to
bleed and swoon the aching head that wears it!
Как они загромождают свое утлое суденышко по
самые мачты дорогими платьями и огромными
домами, бесполезными слугами и множеством
светских друзей, которые ни во что их не ставят и
которых сами они не ценят, дорогостоящими
увеселениями, которые никого не веселят,
условностями и модами, притворством и
тщеславием и - самый грузный и нелепый хлам -
страхом, как бы сосед чего не подумал; роскошью,
приводящей к пресыщению, удовольствиями,
которые через день надоедают, бессмысленной
пышностью, которая, как во дни оны железный
венец преступников, заливает кровью наболевший
лоб и доводит до обморока того, кто его носит!
It is lumber, man - all lumber! Throw it
overboard. It makes the boat so heavy to pull,
you nearly faint at the oars. It makes it so
cumbersome and dangerous to manage, you
never know a moment's freedom from anxiety
and care, never gain a moment's rest for dreamy
laziness - no time to watch the windy shadows
skimming lightly o'er the shallows, or the
glittering sunbeams flitting in and out among
the ripples, or the great trees by the margin
looking down at their own image, or the woods
all green and golden, or the lilies white and
yellow, or the sombre- waving rushes, or the
sedges, or the orchis, or the blue forget-me-
nots.
Хлам, все хлам! Выбросьте его за борт! Это из-за
него так тяжело вести лодку, что гребцы вот-вот
свалятся замертво. Это он делает судно таким
громоздким и неустойчивым. Вы не знаете ни
минуты отдыха от тревог и беспокойства, не
имеете ни минуты досуга, чтобы отдаться
мечтательному безделью, у вас нет времени
полюбоваться игрой теней, скользящих по
поверхности реки, солнечными бликами на воде,
высокими деревьями на берегу, глядящими на
собственное свое отражение, золотом и зеленью
лесов, лилиями, белыми и желтыми, темным
колышущимся тростником, осокой, ятрышником и
синими незабудками.
Throw the lumber over, man! Let your boat of
life be light, packed with only what you need - a
homely home and simple pleasures, one or two
friends, worth the name, someone to love and
someone to love you, a cat, a dog, and a pipe or
two, enough to eat and enough to wear, and a
little more than enough to drink; for thirst is a
dangerous thing.
Выбросьте этот хлам за борт! Пусть ваша
жизненная ладья будет легка и несет лишь то, что
необходимо: уютный дом, простые удовольствия,
двух-трех друзей, достойных называться
друзьями, того, кто вас любит и кого вы любите,
кошку, собаку, несколько трубок, сколько нужно
еды и одежды и немножко больше, чем нужно,
напитков, ибо жажда - опасная вещь.

You will find the boat easier to pull then, and it
will not be so liable to upset, and it will not
matter so much if it does upset; good, plain
merchandise will stand water. You will have
time to think as well as to work. Time to drink in
life's sunshine - time to listen to the AEolian
music that the wind of God draws from the
human heart-strings around us - time to -
Вы увидите, что тогда лодка пойдет свободно и не
так легко опрокинется, а если и опрокинется -
неважно: простой, хороший товар не боится воды.
У вас будет время не только поработать, но и
подумать, будет время, чтобы упиваться солнцем
жизни и слушать эолову музыку, которую
божественный ветерок извлекает из струн нашего
сердца, будет время...
I beg your pardon, really. I quite forgot.
Извините, пожалуйста! Я совсем забыл...
Well, we left the list to George, and he began it.
Итак, мы предоставили список Джорджу, и он
принялся за работу.
"We won't take a tent, suggested George; "we
will have a boat with a cover. It is ever so much
simpler, and more comfortable."
- Палатки мы не возьмем, - предложил Джордж. -
у нас будет лодка с навесом. Это гораздо проще и
к тому же удобней.
It seemed a good thought, and we adopted it. I
do not know whether you have ever seen the
thing I mean. You fix iron hoops up over the
boat, and stretch a huge canvas over them, and
fasten it down all round, from stem to stern, and
it converts the boat into a sort of little house,
and it is beautifully cosy, though a trifle stuffy;
but there, everything has its drawbacks, as the
man said when his mother-in-law died, and they
came down upon him for the funeral expenses.
Мы нашли, что это хорошая мысль, и приняли ее.
Не знаю, видели ли вы когда-нибудь штуку,
которую я имею в виду. По всей длине лодки
укрепляют железные воротца, на них натягивают
брезент и привязывают его со всех сторон от
кормы до носа так, что лодка превращается в
маленький домик. В нем очень уютно, хотя и
душновато, но все ведь имеет свои теневые
стороны, как сказал человек, у которого умерла
теща, когда от него потребовали денег на
похороны.
George said that in that case we must take a rug
each, a lamp, some soap, a brush and comb
(between us),a toothbrush (each),a basin, some
tooth- powder, some shaving tackle (sounds like
a French exercise, doesn't it?),and a couple of
big-towels for bathing. I notice that people
always make gigantic arrangements for bathing
when they are going anywhere near the water,
but that they don't bathe much when they are
there.
Джордж сказал, что в таком случае нам нужно
взять каждому по пледу, одну лампу, головную
щетку и гребень (на троих),зубную щетку (по
одной на каждого),умывальную чашку, зубной
порошок, бритвенные принадлежности (не правда
ли, это похоже на упражнение из учебника
французского языка?) и пару больших купальных
полотенец. Я заметил, что люди, всегда делают
колоссальные приготовления к купанью, когда
собираются ехать куда-нибудь поближе к воде, но
не очень много купаются, приехав на место.
It is the same when you go to the sea-side. I
always determine - when thinking over the
matter in London - that I'll get up early every
morning, and go and have a dip before
breakfast, and I religiously pack up a pair of
drawers and a bath towel. I always get red
bathing drawers. I rather fancy myself in red
drawers. They suit my complexion so. But when
I get to the sea I don't feel somehow that I want
that early morning bathe nearly so much as I did
when I was in town.
То же самое происходит, когда едешь на море.
Обдумывая свои планы в Лондоне, я неизменно
решаю, что буду рано вставать и окунаться перед
завтраком, и благоговейно укладываю в чемодан
трусы и купальное полотенце. Я всегда покупаю
красные трусы. Я нравлюсь себе в красных трусах.
Они очень идут к моему цвету лица... Но,
оказавшись на берегу моря, я почему-то не
чувствую больше такой потребности в утреннем
купанье, какую чувствовал в городе.

On the contrary, I feel more that I want to stop
in bed till the last moment, and then come down
and have my breakfast. Once or twice virtue has
triumphed, and I have got out at six and half-
dressed myself, and have taken my drawers and
towel, and stumbled dismally off. But I haven't
enjoyed it. They seem to keep a specially cutting
east wind, waiting for me, when I go to bathe in
the early morning; and they pick out all the
three-cornered stones, and put them on the top,
and they sharpen up the rocks and cover the
points over with a bit of sand so that I can't see
them, and they take the sea and put it two miles
out, so that I have to huddle myself up in my
arms and hop, shivering, through six inches of
water. And when I do get to the sea, it is rough
and quite insulting.
Я испытываю скорее желание как можно дольше
оставаться в постели, а потом сойти вниз и
позавтракать. Однако один раз добродетель
восторжествовала. Я встал в шесть часов,
наполовину оделся и, захватив трусы и полотенце,
меланхолически побрел к морю. Но купанье не
доставило мне радости. Когда я рано утром иду
купаться, мне кажется, что для меня нарочно
приберегли какой-то особенно резкий восточный
ветер, выкопали и положили сверху все
треугольные камешки, заострили концы скал, а
чтобы я не заметил, прикрыли их песком; море же
увели на две мили, так что мне приходится, дрожа
от холода и кутаясь в собственные руки, долго
ковылять по глубине в шесть дюймов. А когда я
добираюсь до моря, оно ведет себя грубо и
совершенно оскорбительно.
One huge wave catches me up and chucks me in
a sitting posture, as hard as ever it can, down on
to a rock which has been put there for me. And,
before I've said "Oh! Ugh!" and found out what
has gone, the wave comes back and carries me
out to mid-ocean. I begin to strike out frantically
for the shore, and wonder if I shall ever see
home and friends again, and wish I'd been
kinder to my little sister when a boy (when I was
a boy, I mean). Just when I have given up all
hope, a wave retires and leaves me sprawling
like a star-fish on the sand, and I get up and
look back and find that I've been swimming for
my life in two feet of water. I hop back and
dress, and crawl home, where I have to pretend
I liked it.
Сначала большая волна приподнимает меня и
елико возможно бесцеремоннее бросает в
сидячем положении на скалу, которую поставили
здесь специально для меня. "Не успею я
вскрикнуть "ух!" и сообразить, что случилось, как
волна возвращается и уносит меня на середину
океана." Я отчаянно бью руками, порываясь к
берегу, спрашиваю себя, увижу ли я еще родной
дом и друзей, и сожалею, что в детстве так
жестоко дразнил свою младшую сестру. Но в тот
самый момент, когда я теряю всякую надежду,
волна вдруг уходит, а я остаюсь распластанным на
песке, точно медуза. Я поднимаюсь, оглядываюсь
и вижу, что боролся за свою жизнь на глубине в
два фута. Я ковыляю назад, одеваюсь и иду домой,
где мне приходится делать вид, что купанье мне
понравилось.
In the present instance, we all talked as if we
were going to have a long swim every morning.
George said it was so pleasant to wake up in the
boat in the fresh morning, and plunge into the
limpid river. Harris said there was nothing like a
swim before breakfast to give you an appetite.
He said it always gave him an appetite. George
said that if it was going to make Harris eat more
than Harris ordinarily ate, then he should
protest against Harris having a bath at all.
В настоящем случае мы все рассуждали так,
словно собирались каждое утро подолгу купаться.
Джордж сказал, что очень приятно проснуться
свежим утром на лодке и погрузиться в
прозрачную реку. Гаррис сказал, что ничто так не
возбуждает аппетита, как купанье перед
завтраком. У него это всегда вызывает аппетит.
Джордж заметил, что если Гаррис станет от
купанья есть больше, чем обыкновенно, то он,
Джордж, будет протестовать против того, чтобы
Гаррис вообще лез в воду.
He said there would be quite enough hard work
in towing sufficient food for Harris up against
stream, as it was.
Он сказал, что везти против течения количество
пищи, необходимое для Гарриса, и так достаточно
тяжелая работа.
I urged upon George, however, how much
Я доказывал Джорджу, что гораздо приятней

pleasanter it would be to have Harris clean and
fresh about the boat, even if we did have to take
a few more hundredweight of provisions; and he
got to see it in my light, and withdrew his
opposition to Harris's bath.
будет иметь Гарриса в лодке чистым и свежим,
даже если придется захватить на несколько
центнеров больше провизии; Джордж принял мою
точку зрения и взял обратно свой протест против
купанья Гарриса.
Agreed, finally, that we should take THREE bath
towels, so as not to keep each other waiting.
Наконец мы уговорились захватить с собой не два,
а три купальных полотенца, чтобы не заставлять
друг друга ждать.
For clothes, George said two suits of flannel
would be sufficient, as we could wash them
ourselves, in the river, when they got dirty. We
asked him if he had ever tried washing flannels
in the river, and he replied: "No, not exactly
himself like; but he knew some fellows who had,
and it was easy enough;" and Harris and I were
weak enough to fancy he knew what he was
talking about, and that three respectable young
men, without position or influence, and with no
experience in washing, could really clean their
own shirts and trousers in the river Thames with
a bit of soap.
Что касается платья, то Джордж сказал, что двух
фланелевых костюмов будет достаточно, так как
мы сами можем стирать их в реке, когда они
запачкаются. На наш вопрос, пробовал ли он
когда-нибудь стирать в реке фланелевые костюмы,
Джордж ответил: - Нельзя сказать, чтобы я стирал
их сам, но я знаю людей, которые стирали. Это не
так уже трудно. Мы с Гаррисом были достаточно
наивны, чтобы вообразить, что он знает, о чем
говорит, и что три молодых человека, не
пользующихся влиянием и положением в обще
We were to learn in the days to come, when it
was too late, that George was a miserable
impostor, who could evidently have known
nothing whatever about the matter. If you had
seen these clothes after - but, as the shilling
shockers say, we anticipate.
В последующие дни когда было уже поздно, нам
пришлось убедиться, что Джордж - подлый
обманщик, который, видимо, и понятия не имел об
этом деле. Если бы вы видели нашу одежду
после... Но, как говорится в дешевых уголовных
романах, мы забегаем вперед.
George impressed upon us to take a change of
under-things and plenty of socks, in case we got
upset and wanted a change; also plenty of
handkerchiefs, as they would do to wipe things,
and a pair of leather boots as well as our
boating shoes, as we should want them if we got
upset.
Джордж уговорил нас взять с собой смену
нижнего белья и достаточное количество носков
на тот случай, если мы опрокинемся и
потребуется переодеться. А также побольше
носовых платков, которые пригодятся, чтобы
вытирать разные вещи, и кожаные башмаки
вдобавок к резиновым туфлям, - они нам
понадобятся, если мы перевернемся.

жүктеу/скачать 1,14 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: