Первая three invalids. Sufferings of george and harris. A victim to one hundred

pleasant odour of onions and hot ham, mingled
with fried fish and greens, greeted him at the
bottom of the ladder; and then the steward
came up with an oily smile, and said:
вниз. Приятный аромат лука и горячего окорока,
смешанный с благоуханием жареной рыбы и
овощей, встретил его у подножия лестницы.
Буфетчик, маслено улыбаясь, подошел к нему и
спросил:
"What can I get you, sir?"
- Что прикажете принести, сэр?
"Get me out of this," was the feeble reply.
- Унесите меня отсюда, - последовал еле слышный
ответ.
And they ran him up quick, and propped him up,
over to leeward, and left him.
И его быстро подняли наверх, уложили с
подветренной стороны и оставили одного.
For the next four days he lived a simple and
blameless life on thin captain's biscuits (I mean
that the biscuits were thin, not the captain) and
soda-water; but, towards Saturday, he got
uppish, and went in for weak tea and dry toast,
and on Monday he was gorging himself on
chicken broth. He left the ship on Tuesday, and
as it steamed away from the landing-stage he
gazed after it regretfully.
Последующие четыре дня мой знакомый вел
жизнь скромную и безупречную, питаясь только
сухариками и содовой водой. К субботе он, однако,
возомнил о себе и отважился на слабый чай и
поджаренный хлеб, а в понедельник уже
наливался куриным бульоном. Он сошел на берег
во вторник, и когда пароход отвалил от пристани,
проводил его грустным взглядом.
"There she goes," he said, "there she goes, with
two pounds' worth of food on board that belongs
to me, and that I haven't had."
- Вон он плывет, - сказал он. - Плывет и увозит на
два фунта стерлингов пищи, которая
принадлежит мне и которую я не съел.
He said that if they had given him another day
he thought he could have put it straight.
Он говорил, что если бы ему дали еще один день,
он, пожалуй, мог бы поправить это дело.
So I set my face against the sea trip. Not, as I
explained, upon my own account. I was never
queer. But I was afraid for George. George said
he should be all right, and would rather like it,
but he would advise Harris and me not to think
of it, as he felt sure we should both be ill. Harris
said that, to himself, it was always a mystery
how people managed to get sick at sea - said he
thought people must do it on purpose, from
affectation - said he had often wished to be, but
had never been able.
Поэтому я восстал против морского путешествия.
Не из-за себя, как я тут же объяснил. Меня
никогда не укачивает. Но я боялся за Джорджа.
Джордж сказал, что с ним все будет в порядке и
морское путешествие ему даже нравится, но он
советует мне и Гаррису не помышлять об этом,
так как уверен, что мы оба заболеем. Гаррис
сказал, что для него всегда было тайной, как это
люди ухитряются страдать морской болезнью, -
наверно, они делают это нарочно, просто
прикидываются. Ему часто хотелось заболеть, но
так ни разу и не удалось.
Then he told us anecdotes of how he had gone
across the Channel when it was so rough that
the passengers had to be tied into their berths,
and he and the captain were the only two living
souls on board who were not ill. Sometimes it
was he and the second mate who were not ill;
but it was generally he and one other man. If
not he and another man, then it was he by
himself.
Потом он рассказал нам несколько случаев, когда
он переплывал Ламанш в такую бурю, что
пассажиров приходилось привязывать к койкам.
Гаррис с капитаном были единственными на
пароходе, кто не болел. Иногда здоровым
оставался, кроме него, помощник капитана, но, в
общем, всегда был здоров только Гаррис и еще
кто-нибудь. А если не Гаррис и кто-нибудь другой,
то один Гаррис.

It is a curious fact, but nobody ever is sea-sick -
on land. At sea, you come across plenty of
people very bad indeed, whole boat-loads of
them; but I never met a man yet, on land, who
had ever known at all what it was to be sea-sick.
Where the thousands upon thousands of bad
sailors that swarm in every ship hide themselves
when they are on land is a mystery.
Любопытная вещь - никто никогда не страдает
морской болезнью на суше. В море вы видите
множество больных людей - полные пароходы, но
на суше мне еще не встречался ни один человек,
который бы вообще знал, что такое морская
болезнь. Куда скрываются, попадая на берег,
тысячи не выносящих качки людей, которыми
кишит каждое судно, - это для меня тайна.
If most men were like a fellow I saw on the
Yarmouth boat one day, I could account for the
seeming enigma easily enough. It was just off
Southend Pier, I recollect, and he was leaning
out through one of the port-holes in a very
dangerous position. I went up to him to try and
save him.
Будь все люди похожи на того парня, которого я
однажды видел на пароходе, шедшем в Ярмут, эту
загадку было бы довольно легко объяснить.
Помню, судно только что отошло от Саусэндского
мола, и он стоял, высунувшись в иллюминатор, в
очень опасной позе. Я подошел к нему, чтобы
попытаться его спасти, и сказал, тряся его за
плечо:
"Hi! come further in," I said, shaking him by the
shoulder. "You'll be overboard."
- Эй, осадите назад! Вы свалитесь за борт!
"Oh my! I wish I was," was the only answer I
could get; and there I had to leave him. Three
weeks afterwards, I met him in the coffee-room
of a Bath hotel, talking about his voyages, and
explaining, with enthusiasm, how he loved the
sea.
- Я только этого и хочу! - раздалось в ответ.
Больше я ничего не мог от него добиться, и мне
пришлось оставить его в покое. Три недели спустя
я встретил его в кафе одного отеля в Бате; он
рассказывал о своих путешествиях и с
воодушевлением говорил о том, как он любит
море.
"Good sailor!" he replied in answer to a mild
young man's envious query; "well, I did feel a
little queer ONCE, I confess. It was off Cape
Horn. The vessel was wrecked the next
morning."
- Не укачивало? - воскликнул он, отвечая на
полный зависти вопрос какого-то кроткого
молодого человека. - Должен признаться, один
раз меня немного мутило. Это было у мыса Горн.
На следующее утро корабль потерпел крушение.
I said:
Я сказал:
"Weren't you a little shaky by Southend Pier one
day, and wanted to be thrown overboard?"
- Не вы ли однажды немного заболели у
Саусэндского мола и мечтали о том, чтобы вас
выбросило за борт?
"Southend Pier!" he replied, with a puzzled
expression.
- Саусэндский мол? - повторил он с изумленным
видом.
"Yes; going down to Yarmouth, last Friday three
weeks."
- Да, на пути в Ярмут, три недели назад, в
пятницу.
"Oh, ah - yes," he answered, brightening up; "I
remember now. I did have a headache that
afternoon. It was the pickles, you know. They
were the most disgraceful pickles I ever tasted
in a respectable boat. Did you have any?"
- Ах, да, да, - просиял он, - теперь вспоминаю. В
тот день у меня болела голова. Это от пикулей,
знаете. Самые паскудные пикули, какие мне
приходилось есть на таком в общем приличном
пароходе. А вы их пробовали?
For myself, I have discovered an excellent
Что касается меня, то я нашел превосходное
предохранительное средство против морской

preventive against sea- sickness, in balancing
myself. You stand in the centre of the deck, and,
as the ship heaves and pitches, you move your
body about, so as to keep it always straight.
When the front of the ship rises, you lean
forward, till the deck almost touches your nose;
and when its back end gets up, you lean
backwards. This is all very well for an hour or
two; but you can't balance yourself for a week.
болезни. Вы становитесь в центре палубы и, как
только судно начинает качать, тоже
раскачиваетесь, чтобы сохранить равновесие.
Когда поднимается нос парохода, вы
наклоняетесь вперед и почти касаетесь
собственным носом палубы, а когда поднимается
корма, вы откидываетесь назад. Все это прекрасно
на час или на два, но нельзя же качаться взад и
вперед неделю!
George said: "Let's go up the river."
Джордж сказал: - Поедем вверх по реке.
He said we should have fresh air, exercise and
quiet; the constant change of scene would
occupy our minds (including what there was of
Harris's); and the hard work would give us a
good appetite, and make us sleep well.
Он пояснил, что у нас будет и свежий воздух, и
моцион, и покой. Постоянная смена ландшафта
займет наши мысли (включая и те, что найдутся в
голове у Гарриса),а усиленная физическая работа
вызовет аппетит и хороший сон.
Harris said he didn't think George ought to do
anything that would have a tendency to make
him sleepier than he always was, as it might be
dangerous. He said he didn't very well
understand how George was going to sleep any
more than he did now, seeing that there were
only twenty-four hours in each day, summer and
winter alike; but thought that if he DID sleep
any more, he might just as well be dead, and so
save his board and lodging.
Гаррис сказал, что, по его мнению, Джорджу не
следует делать ничего такого, что укрепляло бы
его склонность ко сну, так как это было бы
опасно. Он сказал, что не совсем понимает, как
это Джордж будет спать еще больше, чем теперь,
ведь сутки всегда состоят из двадцати четырех
часов, независимо от времени года. Если бы
Джордж действительно спал еще больше, он с
равным успехом мог бы умереть и сэкономить,
таким образом, деньги на квартиру и стол.
Harris said, however, that the river would suit
him to a "T." I don't know what a "T" is (except a
sixpenny one, which includes bread-and- butter
and cake AD LIB., and is cheap at the price, if
you haven't had any dinner). It seems to suit
everybody, however, which is greatly to its
credit. It suited me to a "T" too, and Harris and I
both said it was a good idea of George's; and we
said it in a tone that seemed to somehow imply
that we were surprised that George should have
come out so sensible.
"Гаррис добавил, однако, что река удовлетворила
бы его "на все сто"." "Я не знаю, какие это "сто",
но они видимо, всех удовлетворяют, что служит
им хорошей рекомендацией." "Меня река тоже
удовлетворяла "на все сто", и мы с Гаррисом оба
сказали, что Джорджу пришла хорошая мысль.
Мы сказали это с таким выражением, что могло
показаться, будто мы удивлены, как это Джордж
оказался таким умным."
The only one who was not struck with the
suggestion was Montmorency. He never did
care for the river, did Montmorency.
Единственный, кто не пришел в восторг от его
предложения, - это Монморенси. Он никогда не
любил реки, наш Монморенси.
"It's all very well for you fellows," he says; "you
like it, but I don't. There's nothing for me to do.
Scenery is not in my line, and I don't smoke. If I
see a rat, you won't stop; and if I go to sleep,
you get fooling about with the boat, and slop me
overboard. If you ask me, I call the whole thing
bally foolishness."
- Это все прекрасно для вас, друзья, - говорил ой. -
Вам это нравится, а мне нет. Мне там нечего
делать. Виды - это не по моей части, а курить я не
курю. Если я увижу крысу, вы все равно не
остановитесь, а если я засну, вы, чего доброго,
начнете дурачиться на лодке и плюхнете меня за
борт. Спросите меня, и я скажу, что вся эта затея

- сплошная глупость.
We were three to one, however, and the motion
was carried.
Однако нас было трое против одного, и
предложение было принято.

жүктеу/скачать 1,14 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: