Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века

Репетилов в «Горе от ума» кается Чацкому, что он в «опеку взят указом» — это значит, что
разоренное его имение взято под государственный надзор.
Опека назначалась в том случае, когда владельцами имения оказывались лица
несовершеннолетние, недееспособные и т.п. Опекунами назначались местные дворяне,
которые в этом случае получали в виде платы 5% дохода от имущества.
Когда гоголевские старосветские помещики умерли, их наследник довел имение до того, что
оно было взято в опеку. «Мудрая опека (из одного бывшего заседателя и какого-тоштабс-
капитана в полинялом мундире) перевела в непродолжительное время всех кур и все яйца».
Задачей опеки при крепостном праве была всемерная поддержка дворянского землевладения;
разоренные имения нередко переходили в казну, продавались с аукциона, но никогда не
становились собственностью живших в них крепостных крестьян.
Широкое распространение среди помещиков в начале XIX века получил ЗАЛОГ имений —
вместе с крепостными крестьянами. Что но было такое, весьма полезно разобраться.
Владельцы могли получить денежную ссуду в разного рода кредитных учреждениях под залог
своих имений или части их. Дело казалось соблазнительным: ничего поначалу не теряя,
помещик получал сумму денег, которую мог использовать для своих нужд и даже для
коммерческих операций. Однако за ссуду каждый год, до истечения ее срока, кредитному
учреждению следовало платить немалый процент.
Если процент не выплачивался и по истечении срока ссуда не возвращалась, имение
присваивалось кредитным учреждением и продавалось им с аукциона (то есть публичного
торга). Сумма, внесенная покупателем, пополняла бюджет кредитного учреждения, помещик
же, потерявший имение, оставался разоренным. Такая судьба, как известно, постигла
Раневскую в «Вишневом саде» Чехова.
Право давать процентные ссуды под залог недвижимого имущества было предоставлено и
ОПЕКУНСКИМ СОВЕТАМ. Таких было два — при Петербургском и Московском
воспитательных домах. Хотя эти дома и назывались императорскими, то есть находящимися
под покровительством государства, казна им денег не отпускала. Воспитательные дома,
содержавшие сотни сирот, существовали за счет частной благотворительности, отчислений от
лотерей и театральных спектаклей, продажи игральных карт и т.п. Но главным источником
доходов воспитательных домов были ссудные операции.
Промотавшийся помещик Муромский в «Барышне-крестьянке» Пушкина «почитался
человеком не глупым, ибо первый из помещиков своей губернии догадался заложить имение
в Опекунский совет: оборот, казавшийся в то время чрезвычайно сложным и смелым».
Постепенно такого рода залог стал среди помещиков делом обычным. Пьер Безухов («Война и
мир» Л. Толстого) платил процентов по закладным в Совет (опекунский) около 80 тысяч по
всем имениям. О залоге помещичьих имений в ломбарды и опекунские советы читаем во
многих произведениях русских классиков: в «Евгении Онегине» Пушкина, «Коляске» Гоголя,
«Юности» Л. Толстого, в ряде комедий Островского.
Плохи дела у Кирсановых («Отцы и дети» Тургенева), а тут «опекунский совет грозится и
требует немедленной и безнедоимочной уплаты процента».
Часто можно прочитать: «имение было заложено и перезаложено». Заложено — понятно, что
же означает «перезаложено»?

ПЕРЕЗАЛОЖИТЬ имение означало заложить его заново, до окончания срока первого залога,
когда имение следовало выкупить, то есть внести со всеми процентами полученную под залог
сумму, — это были деньги весьма изрядные. При втором залоге кредитные учреждения
значительно, обычно вдвое, увеличивали ежегодный процент взноса, то есть ставили
закладчика в чрезвычайно невыгодные условия. Но помещику ничего другого не оставалось:
средств на выкуп имения или другого заложенного имущества у него уже не было. Само собой
разумеется, что тяжесть второго залога со всей силой падала на крепостных, которые
эксплуатировались сверх всякой меры.
На праве закладывать собственных крестьян, то есть получать ссуду под залог крепостных душ,
построена и вся афера Чичикова с покупкой мертвых душ.
Если ценные вещи (движимое имущество) закладывались в ломбард впредь до выкупа в натуре,
то, разумеется, земли и крестьяне закладывались по официально оформленным,
подтвержденным местными властями документами, свидетельствующим о том, что заложенное
действительно имеется.
Время от времени государство предпринимало РЕВИЗИИ — переписи крепостного населения
страны, прежде всего с целью установить количество людей мужского пола, годных в рекруты.
Поэтому «РЕВИЗСКОЙ ДУШОЙ» назывались не все крепостные крестьяне, а только крестьяне-
мужчины.
С 1719 по 1850 год было проведено десять ревизий. Сведения о крепостных крестьянах
записывались в особые листы — РЕВИЗСКИЕ СКАЗКИ. Впредь до новой ревизии ревизские
души юридически числились существующими; повседневный учет крепостного населения
организовать было немыслимо. Таким образом, умершие или беглые крестьяне официально
считались в наличии, за них помещики обязаны были вносить налог — ПОДУШНУЮ ПОДАТЬ.
Этими обстоятельствами и воспользовался Чичиков, скупая у помещиков мертвые души как
живые с целью заложить имение с мнимыми крестьянами в Опекунский совет и получить
кругленькую сумму денег. Сделка была выгодной и для помещика: получив Чичикова хоть
малую сумму за несуществующего крестьянина, он избавлялся вместе с тем от необходимости
вносить за него в казну подушную подать. Разумеется, Чичиков стремился купить мертвую
душу подешевле, а помещик продать ее подороже — отсюда упорный торг за души.
При законной покупке и закладке живых душ закладчик получил сумму, исходя из реальной
цены живых крестьян, и обязан был вплоть до срока выкупа ежегодно платить за каждую
заложенную душу положенный процент.
Чичиков же не собирался это делать. Заложив мертвые души как живые, он хотел получить за
них ссуду и скрыться с капиталом, составленным из разницы между стоимостью ревизской
души и суммы, уплаченной за нее помещику. Ни о каких процентах, а тем более выкупе он и не
помышлял.
Трудность была одна: у Чичикова не было земли, а крестьян без земли дворянин мог купить
только «НА ВЫВОД», то есть с переселением в новые места. Да и заложить крестьян можно
было только с землей. Поэтому Чичиков планировал купить землю в одной из необжитых,
степных губерний — Херсонской или Таврической (Крым). Это было вполне реально: известно
было, что правительство, заинтересованное в заселении пустынных земель на юге России,
продает их любому желающему дворянину почти за бесценок. Никого не смущало, что Чичиков
будто бы собирался перевести в новые места одних мужчин, без их семей. Такая сделка могла
состояться только до 1833 года, когда появился закон, запрещающий продавать крестьян «с

разлучением от семьи».
Безнравственность аферы Чичикова состояла также и в том, что он намеревался заложить
фиктивных крестьян не куда-либо, а в Опекунский совет, ведавший опекой о вдовах и сиротах.
Именно на их содержание шли деньги, вырученные от залоговых операций. Таким образом,
Чичиков рассчитывал нажиться на горе и слезах обездоленных, и без того полуголодных и
плохо одетых.

жүктеу/скачать 1,47 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: