В своих произведениях русские классики приводят множество правдивых описаний типичных
среднепоместных и мелкопоместных имений. Надо только внимательно вчитаться.
У Лаврецкого в «Дворянском гнезде» Тургенева — «
ветхий господский домик… с кривым
крылечком».
У помещика Маркелова в «Нови» «
собственно и усадьбы не было никакой: флигелек его стоял
на юру, недалеко от рощи… Все казалось бедным, утлым, и не то чтобы заброшенным или
одичалым, а так-таки никогда не расцветшим, как плохо принявшееся деревцо».
Усадьба Чертопханова в «Записках охотника» состояла «
из четырех ветхих срубов разной
величины, а именно из флигеля, конюшни, сарая и бани».
А вот рассказ того же Тургенева «Конец»: «
Дом Талаганова, маленький, приплюснутый,
полусгнивший, похож был скорее на плохую крестьянскую избу, чем на жилище помещика».
И все это — в середине XIX века, до крестьянской реформы 1861 года, то есть в то время, когда
помещики оставались господствующим классом России и далеко
еще не разорились и не
обеднели в
общей своей массе.
Вспомним и Татьяну Ларину, которая называет свой родной дом «
наше бедное жилище».
Впрочем, дело было вовсе не всегда в достатке хозяина-душевладельца. Причиной могли быть
и скаредность, некультурность, равнодушие к комфорту.
Дом состоятельного Собакевича в «Мертвых душах» крепок, но неказист, «
вроде тех, какие у
нас строят для военных поселений и немецких колонистов». У богатейшей Арины Петровны
Головлевой в романе Салтыкова-Щедрина — «
печальная усадьба… на тычке, без сада, без
тени, без всяких признаков какого бы то ни было комфорта… Дом был одноэтажный, словно
придавленный, и весь почерневший от времени и непогод».
Конечно, наряду с такими убогими усадьбами стояли пышные палаты Троекурова в
«Дубровском», дом старого князя Болконского под Смоленском («Война и мир»), дом
Ласунской в «Рудине», который считался «
чуть ли не первым по всей…ой губернии.
Огромный, каменный, сооруженный по рисункам Растрелли…» Неплохи были, судя по всему,
и дом Манилова, «
каменный, в два этажа» — редкость по тому времени, «почтенный замок»
Евгения Онегина и кое-какие другие.
И все же, что касается предреформенных помещичьих имений дворян средней руки, доверимся
описанию Салтыкова-Щедрина в «Пошехонской старине»: «
Дома почти у всех были одного
типа: одноэтажные, продолговатые, на манер длинных комодов… В шести-семи комнатах
такого четырехугольника, с колеблющимися полами и нештукатуренными стенами,
ютилась дворянская семья, иногда очень многочисленная, с целым штатом дворовых людей,
преимущественно девок, и с наезжавшими от времени до времени гостями. О парках и садах
не было и помина… Сзади дома устраивался незатейливый огород… Не о красоте, не о
комфорте и даже не о простоте тогда думали, а о том, чтоб иметь теплый угол и в нем
достаточную степень сытости».
Это не значит, что в быте дворян и их крепостных не было большой разницы. Достаточно
прочитать «Утро помещика» или соответствующие главы из «Воскресения» Л. Толстого, чтобы
убедиться, в каких невероятных, нечеловеческих условиях жила — как до, так и после реформы
— крестьянская семья, скученная в полутемной, полухолодной, крытой соломой избе, готовой
вот-вот развалиться и придавить жильцов. Зимой крестьяне разделяли жилище со своим
скотом. Долгое время существовали так называемые КУРНЫЕ ИЗБЫ — из-за отсутствия трубы
дым от печи, расстилаясь по избе, уходил только в двери и окна. Жилье русского крестьянина
по существу мало менялось со времен Радищева.
Достарыңызбен бөлісу: