ОСОБЕННОСТИ УПОТРЕБЛЕНИЯ ТЮРКСКОЙ АНТРОПОНИМИКИ

Вестник КазНУ. Серия филологическая, №4 (134). 2011
                                                               
   159 
 
 
выделилась  из  ономастики  во  второй  половине 
20  века. До 60-х годов вместо термина «антро-
понимика» многими исследователями использо-
вался термин «ономастика» [4; 36-37]. 
Антропонимы – это  собственные  наимено-
вания  людей:  имена  личные,  именования  по 
отцу  (патронимы),  фамилии,  родовые  имена, 
прозвища,  псевдонимы,  скрываемые  имена 
(криптонимы),  личные  имена  художественных 
произведений,  имена  фольклорных,  мифологи-
чесих и сказочных героев. В антропонимике раз-
личаются  формы  одной  и  той  же  языковой 
единицы:  диалектная  и  литературная,  неофи-
циальная  и  официальная,  народная  и  канони-
ческая.  Совокупность  антропонимов  именуется 
антропонимией. 
Каждый  человек  обладает  именем. «Не-
смотря  на  то,  что  антропонимы  относятся  к 
именованию  людей  и  только  людей,  этот  един-
ственный  объект  дает  чрезвычайно  сложный 
спектр  категорий  имен,  что  связано  с  историей 
культуры,  особенностями  психологии  людей,  с 
традициями  и  многим  другим» [3; 174]. В  силу 
своей  индивидуализации  антропоним  отли-
чается от других онимов. 
Суперанская А.В. выделила индивидуальные 
и  групповые  антропонимы.  Индивидуальные 
имена  маркируют  личность  в  коллективе,  а 
групповыми  именуются  коллективы,  отличаю-
щиеся какими-либо признаками.  
Личное  имя  является  для  каждого  человека 
основным, индивидуальным. Есть  антропонимы 
древние  (Бейбарс,  Ярославна),  канонические 
(Мухамед,  Анна),  новые  (Амина,  Элина).  Они 
очень  часто  повторяются,  что  делает  необхо-
димым прикреплять к человеку дополнительные 
именования:  отчество,  производное  от  имени 
отца;  фамилию,  наследуемое  официальное  на-
именование  определенной  семьи;  прозвище, 
неофициальное образование, дающееся человеку 
окружающими  в  соответствии  с  какой-нибудь 
аналогией.  
В некоторых европейских странах  человеку 
дается несколько католических церковных имен, 
фамилии  отца  и  матери;  либо  вместо  фамилии 
ему  присваивается  производное  образование  от 
имени отца.  
У  одних  народов  отмечается  единое  имено-
вание  человека  в  ходе  его  жизни,  у  других  (к 
примеру,  тюркских) – смена  имен,  связанная  с 
возрастными  характеристиками,  ритуальными 
действиями,  именованием  в  честь  чего-то  или 
кого-то,  запретом  употребления  настоящих 
имен.  Примером  тому  служит  отрывок  из 
романа  Герольда  Бельгера  «Дом  скитальца»  о 
судьбе  депортированных  немцев  в 1941 году  в 
Казахстан. Время действия в романе – 1941-1956 
годы.  Переселенцы  (немцы  Поволжья)  оказы-
ваются  в  совершенно  незнакомой  им  среде,  но, 
благодаря  добросердечности  и  гостеприимству 
казахстанцев,  обретают  приют  и  надежду  на 
чужбине:   
 «Фельдшер  в  начале  ничего  не  понимал. 
Семилетний сорванец Ибрагим_Омаров'>Ибрагим Омаров из аула 
Коктерек  в  следующий  осмотр  превращался 
вдруг  в  Коспанова,  а  еще  через  два  месяца  он 
становился  Жумановым.  Потом,..  выяснилось, 
что Ибрагим, которого, кстати, звали Ибжаном, 
–  сын  Жумана,  но  поскольку  он  был  его 
первенцем, 
то 
считался 
по 
обычаям 
дедушкиным  и  потому  получил  фамилию  от 
имени  деда – Коспанов.  А  брату  Коспана – 
Омару  всевышний  не  дал  сыновей,  поэтому 
мальчика как бы передали ему и, следовательно, 
присудили  ему  фамилию  Омаров.  А  потом, 
когда пришла похоронная на Жумана, мальчика 
тут же снова переименовали в память погибшего 
отца:  Ибрагим  стал  Жумановым.  И  таких 
случаев в аулах было сплошь и рядом» [5;79-80].  
Не  знал  буйный  Егорушка,  незадачливый 
любовник,  сколько  дней  и  ночей  умирал  он  в 
степи  близ  Ишима.  Очнулся  в  убогой  юрте… 
Много  месяцев  прошло,  пока  он  снова  окреп  и 
встал на ноги… Он стал Есильбаем. Через год-
два его омусульманили, оженили, стал он жить в 
отдельной  юрте  с  приземистой,  послушной  си-
ротой Балшекер [5; 39].  
Казахский  этнос  обладает  самобытными 
антропонимами,  наполненными  специфическим 
смыслом для языкового народа. Иными словами, 
приведенные  личные  имена  заключают  в  себе 
ценную  информацию  о  национальной  принад-
лежности,  традициях,  человеческих  качествах, 
социальном  статусе,  сословном  положении, 
религии их носителей. 
Для  тюркской  антропонимии  актуальными 
являются  групповые  наименования:  имена  семей, 
династий,  родов,  так  как  родовая  организация 
является  центральной  в  коллективе.  Причиной 
этому  служат  вековые  традиции  народов  и  на-
ций. «Поскольку принадлежность к роду давала 
человеку родовые права, а основным признаком 
рода  было  его  имя,  родовые  имена  тщательно 
сохранялись. Например, имена тюркских и мон-
гольских  родов,  первые  сведения  о  которых 
находим в Китайских источниках начала  нашей 
эры,  сохраняются  до  настоящего  времени  в 
почти  не  изменившемся  виде  (если  не  считать 
фонетических 
особенностей 
передающих 
языков)» [3;177]. 

160                                                                         ҚазҰУ хабаршысы. Филология сериясы, № 4(134). 2011
 
 
Вышеназванные  особенности  антропонимов 
важны при исследовании их функционирования 
в  художественных  произведениях,  так  как  дан-
ный разряд онимов является наиболее употреби-
тельным в литературных текстах.  
Интересна  в  этом  плане  антропонимия  про-
изведений  Герольда  Карловича  Бельгера,  твор-
чество  которого  неотделимо  от  судеб  казах-
ского,  русского  и  немецкого  народов.  Он  по 
праву  считается  примером  дружественных 
отношений  между  ними.  Писатель,  переводчик, 
критик,  публицист,  редактор  обладает    много-
численными  званиями,  орденами  и  премиями 
Казахстана за бесценный  вклад в развитие кон-
тактов между народами Германии и Казахстана. 
Сам  писатель  считает  себя  ответственным  за 
сохранение  немецкой  культуры  и  взаимопо-
нимание  между  народами.  Им  опубликовано 
огромное  колличество  книг  и  статей  о  депор-
тации немцев на русском, казахском и немецком 
языках. 
Герольд  Бельгер  лично  знал  Ильяса  Есен-
берлина,  Сабита  Муканова,  Габита  Мусрепова, 
Габидена Мустафина, что благотворно повлияло 
на его жизненный и творческий путь. 
 В  художественных  произведениях  писателя 
доминируют  имена  тюркского  происхождения. 
Под  антропонимами-тюркизмами  мы  подразу-
меваем  личные  имена,  вошедшие  в  русские 
тексты  из  или  с  помощью  тюркских  языков. 
Следовательно,  к  ним  можно  отнести  слова 
арабского,  иранского,  персидского,  монголь-
ского  происхождения.  В  подобных  случаях 
анетропонимы являются средством межкультур-
ной  коммуникации,  так  автор  текста  призывает 
собеседника к взаимодействию. 
 В качестве места действия Бельгером обыч-
но  выбираются  казахстанские  города,  поселе-
ния,  аулы.  Это  связано  с  биографией  самого 
автора,  немца  по  происхождению,  ребенком 
депортированного  в  Казахстан,  прекрасно  вла-
деющего  в  равной  мере  русским,  немецким  и 
казахским языками.  
Для  наглядности  рассмотрим  несколько 
примеров  из  антропонимики  романа  «Разлад». 
Очень часто автор обращается к именам истори-
ческих личностей: 
 «А  с  чего  все  началось?  О,  вундербар! 
Германию  часто  навещает  Чингиз  Айтматов. 
Знаете его? Нет?! Ach, schade, schade! Он очень 
популярен.  Прекрасный  писатель,  искусный 
дипломат,  кажется,  и  коммерции  не  чужд. 
Кстати, российские немцы его обожают» [6; 19].  
Другие примеры:  
«Пенсионеры-вольнодумцы,  облюбовавшие 
скверик  у  памятника  Чокану,  с  некоторых  пор 
обратили внимание на слегка согбенную фигуру 
явно  аульного  старика,  одиноко  и  отрешенно 
бродившего  за  железной  ажурной  оградой 
импозантного элитного дома» [6; 27].  
«...другой – шумный,  глуховатый,  кря-
жистый,  крутонравый, – выяснилось,  прошел 
Крым и Рим, испытал все дрязги послевоенного 
времени  и  всю  жизнь  вращался  в  среде 
журналистов,  писателей,  артистов,  художников, 
знавал  и  Хаджи-Мукана,  и  Жамбыла,  и 
Кенена, и всех знаменитостей казахского искус-
ства,  давно  перекочевавших  в  мир  иной;..» [6; 
30].  
«Третий русский, уже в больших летах, был 
в  свое  время  крупным  партийным  и  советским 
работником,  говорил  мало,  но  веско,  мнения 
свои не навязывал, а воспоминания его уходили 
во времена сталинских наркомов, к Косыгину и 
Кунаеву» [6; 30]. 
Уже  в  данных  примерах  можно  проследить 
процесс взаимодействия культур, так как в про-
изведении русскоязычного писателя функциони-
руют  тюркские  антропонимы – имена  конкрет-
ных  исторических  личностей.  Возможность  та-
кого  языкового  и  культурно-исторического  до-
полнения данных создает базу для комплексного 
изучения взаимодействия языка и культуры. 
С  другой  стороны,  приведенные  примеры 
несут  в  себе  экстралингвистический  смысл. 
Функционируя  в  тексте,  антропонимы  «Чингиз 
Айтматов», «Чокан», «Жамбыл», «Кунаев»  и 
другие  вызывают  у  читателей  конкретные 
устойчивые ассоциации, так как деятельность их 
носителей  известна  в  общественных  кругах, 
социуме  и  международном  масштабе:  Чингиз 
Айтматов – интереснейший  писатель  мирового 
уровня;  Шокан  Уалиханов – всемирно  извест-
ный  ученый,  путешественник,  этнограф  и  так 
далее;  Кунаев – выдающийся  казахстанский 
политик. К тому же прослеживается связь имени 
с  национально-культурными  стереотипами.  Ин-
формация,  заключающаяся  в  данных  личных 
именах,  проявляется  в  коннотациях,  отражаю-
щих их связь с культурой.  
Примеры  антропонимов  из  романа  писателя 
мы  с  легкостью  можем  соотнести  с  опреде-
ленным историческим, географическим, времен-
ным, рядами. Поэтому культурной значимостью 
наполняются  как  значения  имен  собственных, 
так и весь текст, в котором они функционируют. 
Более  того,  онимы  всегда  национально  марки-
рованы  и  обладают  культурной  значимостью 
для  культуры. 

Вестник КазНУ. Серия филологическая, №4 (134). 2011
                                                               
   161 
 
 
Другим  важнейшим  свойством  антропо-
нимии произведений Г.К. Бельгера выступает их 
семантико-стилистическая  мотивированность  и 
выражение  авторской  оценки.  Писатель  при 
подборе имен героям сознательно обращается к 
семантически  прозрачным  основам,  чтобы  они 
были понятны читателю в связи с его замыслом: 
 «Вот-вот,  потребности  не  те.  Им  нынче  все 
подавай  готовенькое.  И  все  им  мало,  мало... 
Какая нужда погнала Шолпан в Турцию пляски 
плясать?  Кто  заставил  старшего  нашего  малаем 
служить у русской марджи ?» [7; 71].  
«Имя  Шолпан»  говорящее,  благозвучное.  С 
ним  ассоциируются  понятия  красоты,  подвиж-
ности,  творчества,  популярности,  возвышен-
ности,  необычности.  Дополнительную  нагрузку 
несет  его  музыкальное  звучание.  То  же  самое 
можно сказать о другом примере сознательного 
авторского выбора имени герою: 
 «Жан,  скажи  ты,  – обратился  Соломон  к 
долговязому, улыбчивому и молчаливому Жану. 
–  А  то  наше  застолье  превращается  в  научную 
конференцию  по  проблемам  тенгрианства» [8; 
77]. 
 Именно  подобранное  имя  Жан  характери-
зует  своего  героя-носителя  как  «душевного» 
человека,  далекого  от  мира  науки,  техники, 
прогресса. 
Интерес  к  антропонимии  произведений 
Бельгера  усиливается  еще  тем,  что  русскоязыч-
ный  автор,  используя  тюркские  антропонимы  в 
своей  прозе,  демонстрирует  читателю  прекрас-
ное  знание  разных  национальных  культур  и 
языков. 
Из  вышесказанного  можно  сделать  следую-
щие выводы: 
1.  Функционирование  антропонимов  тюрк-
ского  происхождения  в  произведениях  Бель-
гера  Г.К.  обусловлено  биографией  и  сложив-
шимся мировоззрением автора. 
 
 
 
2.  Они  служат  для  индивидуализации  ге-
роев прозы. 
3.  Антропонимы-тюркизмы  несут  нацио-
нальную  информацию,  без  которой  невоз-
можно  полное  понимание  художественного 
произведения. 
4. В призведениях Герольда Бельгера про-
слеживается процесс взаимодействия культур. 
По  ономастике  создано  не  так  много  учеб-
ного, методического, теоретического материала. 
Наиболее  известны  труды  российских  и  казах-
станских  ученых:  А.В.  Суперанской,  В.Д.  Бон-
далетова,  В.Н.  Никонова,  Т.Д.  Джанузакова, 
О.А.  Султаньяева,  Г.Б.  Мадиевой  и  других. 
Исследований по тюркской антропонимике так-
же  очень  мало,  что  открывает  неограниченные 
возможности в их изучении.  
_______________
 
1. http: // russkiyyfzik.ru / Русский язык. Энциклопедия 
русского языка. 
2. Мадиева Г.Б. Теория и практика ономастики. – Ал-
маты: Қазақ университеті, 2003.  
3. Суперанская А.В. Теория имени собственного. – М.: 
Наука, 1973. 
4.  Подольская  Н.В.  Антропонимика // Лингвисти-
ческий  энциклопедический  словарь.  М.:  Советская  энцик-
лопедия, 1990.  
5. Бельгер Г. Дом скитальца. – Алматы.: Раритет, 2007. 
6. Бельгер Г. Разлад/ Бельгер Г. // Простор.   – 2007.  –  
№ 10. 
7.  Бельгер  Г.  Дукен  младшего  сына  (Глава  из  романа 
«Туюк су») / Бельгер Г. // Евразия. – 2003. – № 5.    
8. Бельгер Г.К. Разлад / Бельгер Г. К. // Евразия. – 2006. 
– № 6.    
* * * 
Аталған  мақалда  қазақ  жазушысы  Герольд  Карлович 
Бельгердің  көркем  мәтіндеріндегі  түрік  антропонимдері 
қызметінін кейбір мысалдары қарастырылған.  
* * * 
In the given article we examine some examples of the 
functioning of Turkic  onyms in artistic texts of kazakhish 
writer Gerold Karlovich Belger. Onyms are evaluated as 
historic cultural information. 
 
 
                                                                                                  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

162                                                                         ҚазҰУ хабаршысы. Филология сериясы, № 4(134). 2011
 
 
Г. С. Омарбаева, Н. Ю. Зуева 
 
«ИНТЕЛЛИГЕНТСКОЕ ПРОСТОРЕЧИЕ» 
КАК СРЕДСТВО УСИЛЕНИЯ ЭКСПРЕССИИ 
РАЗГОВОРНОЙ РЕЧИ 
 
 
Изучением просторечия занимались В.В. Ви-
ноградов, Ф.П. Филин, О.С. Сорокин, Л.П. Кры-
син, Ф.Д. Бондалетов, Ю.А. Бельчиков, Б.А. Ла-
рин и другие. 
В  решение  вопроса  о  том,  что  такое  про-
сторечие,  входит  или  не  входит  просторечие  в 
литературный  язык,  значительный  вклад  внесла 
статья Ф.П. Филина «О структуре современного 
русского литературного языка» /1, 11/. В этой и 
последующих работах Ф.П. Филин показал прин-
ципиальную  разницу  между    элементами  типа 
карга, каюк, выпендриваться,  с одной  стороны, 
и  прОцент,  выборА – с  другой.  Первые – это 
«языковые  средства» (слова,  обороты,  синтак-
сические  конструкции,  грамматические  формы, 
особенности произношения), потребляемые всеми 
образованными  людьми  для  грубоватого,  сни-
женного  изображения  предмета  мысли  (своего 
рода «низкий стиль» нашего времени), вторые – 
«элементы  речи  лиц,  не  вполне  овладевших 
литературным  языком  или  вовсе  малограмот-
ных».  К  внелитературному  просторечию  отно-
сятся  языковые  явления  всех  уровней,  которые 
«образованный  человек  не  может  употребить 
ни  при  каких  обстоятельствах,  разве  что 
только  нарочно,  подражая  малограмотному 
или передразнивая его». Элементы первого типа 
Ф.П.  Филин  называет  литературным  просторе-
чием, элементы второго – внелитературным про-
сторечием. 
Все,  кто  относят  просторечные  элементы  к 
фактам  литературного  языка,  относят  их  к  сти-
листически сниженным средствам. Но если одни 
из  сторонников  отмеченной  точки  зрения  раз-
личают  элементы  просторечные,  то  другие  (на-
пример,  Ю.С.  Сорокин)  не  считают  разницу  в 
степени  интенсивности  окраски  достаточным 
основанием  для  разграничения  тех  и  других 
элементов.  Придавая  просторечие  фактом 
внелитературным,  лингвисты  обычно  считают, 
что оно уже в силу своей внелитературности не 
может  принадлежать  к  стилистическим  сред-
ствам литературного языка. 
Мы придерживаемся точки зрения Ф.П. Фи-
лина, который считает, что «существует не одно, 
а  два  просторечия: 1) просторечие  как  сти-
листическое  средство  литературного  языка;  
 
 
 
2) просторечие как речь лиц, недостаточно овла-
девших литературным языком». 
Основная причина разногласий в понимании 
состава  стилистически  маркированных  средств 
и  их  дифференциации – это  то,  что  все  еще 
остается  неопределенным  само  понятие  сти-
листической  маркированности,  а  другие  проб-
лемы,  связанные  с  этими  средствами,  не  имеют 
однозначного  решения.  Характеристики  сти-
листически  маркированных  средств,  встречаю-
щиеся  в  лингвостилистике,  весьма  пестры,  тем 
не менее их можно разбить на 2 группы: 
1)  элементы,  употребляющиеся  во  всех 
условиях общения; 
2)  элементы, имеющие стилистическую ок-
раску,  по  терминологии  некоторых  авторов, – 
экспрессию. 
Исследователи отмечают, что «термин "просто-
ре-чие"  многозначен  даже  применительно  к 
объектам современного синхронного уровня. Им 
обозначаются: 1) "общенародные  (не  диалект-
ные)  средства  речи,  оставшиеся  вне  литера-
турного  языка" (это  внелитературное  просторе-
чие); 2) "сниженные,  грубоватые  шементы  в 
составе самого литературного языка (литератур-
ное просторечие)» /2,65/. 
В  монографии  «Городское  просторечие: 
Проблемы  изучения» /3, 17/ отмечается: «Про-
сторечие – проблема социолингвистическая, а в 
социолингвистике  действует,  как  правило,  мно-
гомерный  подход  с  учетом  личностной  и  со-
циальной  характеристики  собеседников,  их 
установок, намерений, общего опыта, предысто-
рии  и  условий  протекания  разговора...  Окраска 
создается  не  одними  только  языковыми  сред-
ствами,  а  комплексом  факторов,  в  том  числе  и 
экстралингвистических». 
При 
социолингвистическом 
подходе  
Л.П.  Крысин  выделяет  два  круга  носителей 
современного  просторечия:  горожане  старшего 
возраста,  не  имеющие  образования  (или  имею-
щие  начальное  образование),  речь  которых 
обнаруживает  явные  связи  с  диалектом  и 
полудиалектом  (просторечие–1),  и  горожане 
среднего  и  молодого  возраста,  имеющие  неза-
конченное  среднее  образование,  не  владеющие 
нормами литературного языка: «их речь лишена 

Вестник КазНУ. Серия филологическая, №4 (134). 2011
                                                               
   163 
 
 
диалектной  окраски  и  в  значительной  степени 
жаргонизирована (просторечие–2)» /4, 56/. 
Далее, опираясь на опубликованные работы, 
описывающие  современное  русское  просторе-
чие,  на  собственные  наблюдения,  Л.П.  Крысин 
выделяет  наиболее  характерные  языковые 
признаки  каждой  из  этих  двух  разновидностей 
просторечия.  Они  отличаются  специфическими 
чертами  на  всех  уровнях – в  фонетике,  морфо-
логии, лексике, синтаксисе. Но просторечие–2 в 
лингвистическом  отношении  «менее  специ-
фично,  чем  просторечие–1,  в  области  фонетики 
и  морфологии:  фонетические  и  морфологи-
ческие  особенности  имеют  спородический,  слу-
чайный  характер  и  нередко  локализованы  в 
отдельных  словах  и  словоформах»  /4, 63/. При-
мем  этот  вывод  в  качестве  основной  особен-
ности  просторечия–3,  носителями  которого 
является  современная  интеллигенция  (горожане 
с высшим образованием, владеющие кодифици-
рованным  литературным  языком).  Именно  для 
этой  разновидности  литературного  языка  мы 
используем  термин  «интеллигентское  просто-
речие».  В  отличие  от  просторечия–2  его  носи-
телями  являются  лица  с  высшим  образованием, 
которые  включают  в  свою  речь  элементы  сти-
листически  отмеченной  разговорной  речи.  В 
устной  речи  они  связны  с  РР,  а  в  художест-
венной  являются  экспрессивно-эмоциональ-
ными средствами идиостиля писателя. Л.П.Кры-
син,  рассматривая взаимоотношения литератур-
ного  языка  и  просторечия  и  отмечая  просто-
речие как питательную среду для литературного 
языка,  говорит  об  образовании  промежуточных 
форм  речи. «Одним  из  наиболее  своеобразных 
результатов  взаимного  влияния  литературного 
языка и просторечия является образование таких 
форм  речи,  которые  занимают  промежуточное 
положение:  это  и  несобственно-литературный 
язык, и нe чистое просторечие» /4, 103/. И далее: 
«По мере накопления материала наблюдений на-
д  живой  современной  речью  можно  будет 
сделать  более  обстоятельные  выводы  о  харак-
тере  совмещения  в  одном  идиолекте  просто-
речной  и  литературной  манер  и  о  специфике 
состава  лиц,  пользующихся  такими  формами 
современного русского языка» /4, 105/. 
По нашему мнению, изучение языка научно-
публицистических  статей  Ю.  Трифонова  позво-
ляет  говорить  о  том,  что  писатель  владел  этим 
«промежуточным»  типом  речи,  в  который  как 
вкрапления  включались  лексические  и  синтак-
сические  единицы  как  сигналы  разговорной 
речи  и  создавались  даже  индивидуально-автор-
ские  слова  по  типу  разговорных  лексем.  При-
ведем  примеры  этих  слов,  которые  встретились 
нам  в  произведениях  Ю.  Трифонова.  Их  можно 
уже  рассматривать  как  узуальные  единицы,  ха-
рактеризующиеся  экспрессивностью  и  эмоцио-
нальностью,  входящие  в  состав  разговорной 
речи:  вкалывать,  врезать,  доходяга;  без  дура-
ков,  забегаловка,  навалом,  показуха,  распсихо-
ваться, втихаря и другие. 
Приведем  еще  одно  положение  Л.П.  Кры-
сина: «Можно  говорить  о  нескольких  формах 
влияния  современного  просторечия  на  литера-
турный  язык.  Одна  из  таких  форм – исполь-
зование  просторечных  элементов  в  литератур-
ной  речи  (в  основном – устно-разговорной)  в 
качестве стилистического средства». 
Приведем  также  отмеченное  в  «Словаре 
"Русский  язык:  Энциклопедия"  такое  положе-
ние: «Просторечие как сниженный, эмоциональ-
но  окрашенный  способ  изображения  действи-
тельности входит в состав литературного языка, 
свойственно речи и образованных людей» /5/. 
Не  менее  важным  для  нашего  исследования 
является  положение  из  «Лингвистического 
энциклопедического  словаря»  о  том,  что  когда 
сформировалась  и  стала  функционировать  в 
рамках  русского  литературного  языка  разго-
ворная  речь,  границы  просторечия  стабилизи-
ровались:  сложились  формы  соотношения  и 
взаимодействия  просторечия  с  литературным 
языком,  в  результате  чего  образовалось  лите-
ратурное  просторечие,  служащее  границей 
литературного  языка  с  народно-разговорным 
языком, – особый  стилистический  пласт  слов, 
фразеологизмов,  форм,  оборотов  речи,  объеди-
няемых яркой экспрессивной окраской "снижен-
ности, грубости, фамильярности" /6, 402/. 
В  монографии  Л.К.  Жаналиной,  К.Т.  Ауба-
кировой «Основы стилистического словообразо-
вания»  выделены  два  типа  просторечия:  нор-
мативное (=литературное)  и  ненормативное 
(=нелитературное).  Рассматривая  соотношения 
просторечия  и  разговорной  лексики,  авторы 
пишут: «Просторечие – весьма  неоднородный 
стилистический  пласт  по  своему  отношению  к 
разговорному стилю и по отношению к норме и 
узусу...  Просторечие  оказывается  поделенным 
между двумя функциональными разрядами (раз-
говорной  лексикой  и  собственно  просторе-
чием)». Литературное просторечие объединяется с 
разговорной  лексикой,  а  нелитературное  про-
сторечие  выделено  авторами  как  собственно-
просторечие /7, 47/. 
Уместно  заметить,  что  эти  единицы  в  худо-
жественной  речи,  приобретая  в  процессе  функ-
ционирования  дополнительные  речевые  конно-

164                                                                         ҚазҰУ хабаршысы. Филология сериясы, № 4(134). 2011
 
 
тации,  могут  ослаблять  свою  грубость,  снижен-
ность  и  усиливать  экспрессию  и  часто  оценоч-
ность. 
Важным  в  аспекте  изучаемой  проблемы 
является  следующее  положение  из  статьи  
В.Д.  Девкина  «О  видах  нелитературной  речи»: 
«Речь  интеллигентного  человека  в  идеале 
должна  была  бы  быть  совершенно  свобода  от 
просторечных  элементов.  Однако  не  является 
исключением то, что они в ней все встречаются. 
Это  вызывается  различными  причинами.  В 
одних случаях своеобразным маскарадом, когда 
говорящий сознательно переключается на чужой 
социодиалект  с  целью  подчеркивания,  ирони-
зации,  паясничанья...  У  образованного  человека 
богаче  регистры  и  переключение  с  одного  на 
другой  происходит  свободнее,  чем  у  того,  кто, 
обладая  невысокой  речевой  культурой,  может 
многие  сниженные  явления  применять  наивно, 
безотчетно,  не  придавая  им  функциональной 
нагрузки» /8, 18/. 
Об  этом  же  Т.Г.  Винокур  пишет  так: «Не 
только  в  книжной,  но  и  в  разговорной  речи 
интеллигенцию  отличает  умение  вживаться  в 
любой  языковой  «образ»,  растворяться  в  нем, 
приспосабливать  его  к  выразительным  задачам 
речевого общения, т.е. делать «чужое» «своим», 
а  значит,  относиться  к  разным  типам  речевой 
деятельности  «рефлективно»,  принося  даже  в 
разговорную  речь  момент  социального  отбора, 
выражающегося  в  том,  что  стилистические 
столкновения  используются  в  интеллигентной 
речи  гораздо  чаще  с  экспрессивным  под-
текстом, чем прямолинейно» /9, 317-318/. 
Приведем  также  высказывание  О.А.  Лап-
тевой  в  ее  работе  «Русский  разговорный  син-
таксис»: «... лица  с  более  развитым  чутьем 
языка...  охотно  используют  сниженные  речевые 
средства,  даже  просторечные – с  целью  разно-
образить  речь  и  достичь  нужного  стилисти-
ческого эффекта» /9, 34/. 
Именно  такое  понимание  интеллигентной 
речи дает основание выделить особый функцио-
нальный  тип  речи – «интеллигентское  просто-
речие».  В  принятом  нами  понимании  "интелли-
гентского  просторечия"  термин  "просторечие" 
как  бы  возвращается  к  своему  изначальному 
смыслу:  просторечие – простая  речь,  близкая  к 
разговорной речи. 
"Интеллигентское  просторечие"  является 
ярким  выражением  общих  тенденций  развития 
современного русского языка. Мы имеем в виду 
наиболее  существенный  процесс,  которым  ха-
рактеризуется современный литературный язык. 
Это  процесс  демократизации  языка,  о  чем  в 
монографии  "Русский  язык  и  советское  об-
щество"  написано  так: «В  результате  демокра-
тизации  русского  языка  сильное  влияние  разго-
ворной  стихии  испытали  все  другие  функцио-
нальные  разновидности  литературного  языка: 
это касается не только синтаксиса, но и лексики, 
и  словообразования,  и  фонетики  (в  меньшей 
степени – морфологии)» /10, 3/. 
Приведем пример художественно обработан-
ного  «интеллигентского  просторечия»  из  по-
вести Ю. Трифонова «Предварительные итоги». 
Герой  этой  повести  (он  же  повествователь) – 
писатель,  переводчик  Ребров.  Выбор  повество-
вания  от  первого  лица,  от  лица  героя,  дает  воз-
можность  проследить,  как  в  его  речи  реали-
зуются  языковые  средства,  связанные  с  со-
циальным  статусом  героя.  Перед  Трифоновым 
стояла не только задача изображения его жизни, 
но  еще  и  задача  изображения  его  речи, 
внутреннего монолога героя из интеллигентской 
среды:  «Два  года  назад,  когда  меня  пнул 
гипертонический  криз - летом,   в  электричке, 
ехали  на  дачу  в    Хотьково,  и  вдруг  я  поплыл, 
стал  задыхаться,  выскочил  на  первой  станции. 
Рита  проявила  мужество,  –  Лариса  устроила 
мне  некого  Печенега  А.Е.,  знаменитость.  К 
нему в клинике стоят по два месяца в очереди... 
чаровала,  как  могла.  Не  знаю  уж,  что  у  нее  за 
чары.  Но  что-то  есть.  Как  женщина  она,  на 
мой  взгляд,  непривлекательна:  толста,  мало-
росла,  посадка  низкая.  Но  лицо  миловидное, 
круглое, и глаза всегда блестят, этакая прото-
бестия с румяными щечками, не скажешь, что 
сорок  лет.  О  господи,  причем  пут  Лариса?" 
Нервные  перебивки  речи,  внезапные  ритори-
ческие вопросы, экспрессивно окрашенные сло-
вечки,  разговорные  синтаксические  конструк-
ции – эти  языковые  особенности  и  составляют 
отличительные  черты  речи  интеллигента  Реб-
рова. 
Речь  героя  «Предварительных  итогов»  не 
только  иронична,  но  и  самоиронична.  Иронию 
на свою речь можно увидеть в таких, например, 
рассуждениях героя: «У меня есть пристрастие 
к  цитатам. Also, - думаю  я  с  удовольствием, - 
Sprach Za –". Изумительно точная цитата. Одна из 
тех, что сопровождает меня всю жизнь. В ней 
есть  философское  отношение  к  жизни,  начи-
танность, интеллигентностъ, знание языков, а 
также - ерунда,  обман".  Как  кажется,  за  этим 
самонаблюдением  над  собственной  речью  рас-
крывается  не  только  ирония  героя,  но  и  автор-
ская  ирония,  который  видит  в  пристрастии  к 
цитатам  и  словечкам  не  только  "литератур-
ность"  героя,  но  и  псевдолитературность,  ибо 

Вестник КазНУ. Серия филологическая, №4 (134). 2011
                                                               
   165 
 
 
цифрование  обнаруживает  растерянность  героя 
перед  действительностью,  с  которой  он  не  в 
состоянии  справиться  при  помощи  цитат.  Иро-
ния  автора  возникает  на  переплетении  цитат  и 
городского сленга персонажа. 
Следует  подчеркнуть,  решая  сложную  за-
дачу  речевой  характеристики  персонажа-рас-
сказчика,  Ю.  Трифонов  не  стремится  к  натура-
листическому  воспроизведению  прямой  речи 
человека  из  интеллигентной  среды,  а  создает 
внутренний  монолог  как  форму  повествования, 
подчиненную  идейно-эстетическим  задачам  по-
вести. 
Подводя  итоги,  следует  подчеркнуть,  что 
«интеллигентское  просторечие»,  в  отличие  от 
традиционного  термина  «городское  просторе-
чие», имеет следующие основные особенности: 
-  «городское  просторечие»  в  принятом  тол-
ковании  характеризует  речь  «горожан  среднего 
и молодого поколения, имеющих незаконченное 
среднее  образование,  не  владеющих  нормами 
литературного  языка». «Интеллигентское  про-
сторечие»,  в  нашем  понимании,  характеризует 
речь людей с высшим образованием, владеющих 
литературными нормами; 
-  употребление  в  речи  образованных  людей 
стилистически  маркированных  единиц,  с  одной 
стороны,  приближает  эту  речь  к  разговорной  (в 
особенности в ее синтаксическом построении), а 
с  другой  стороны,  через  стилистически  сни-
женные  лексемы  приближает  их  к  городскому 
просторечию. Но с одной существенной оговор-
кой:  эти  лексемы  отличаются  как  качественно, 
так и количественно; 
-  качественное  их  отличие  заключается  в 
том,  что  стилистическое  их  снижение  проис-
ходит  в  рамках,  допустимых  литературным 
языком; количественное – в том, что сниженные  
 
 
 
 
лексемы  употребляются  для  усиления  экспрес-
сии  и  «языковой  игры»,  а  не  являются  пока-
зателями  невладения  литературными  нормами; 
встречающиеся  единичные  просторечные  слова 
и  жаргонизмы  употребляются  на  фоне  лите-
ратурной лексики, причем в основном при пере-
даче диалогической речи. 
_________________ 
1.  Филин  Ф.П.  О  структуре  современного  русского 
литературного языка // Вопросы языкознания. – 1973. – № 
2. – С. 11. 
2.  Бондалетов  В.Д.  Социальная  лингвистика. – М.: 
Просвещение. – 1987. – С. 65. 
3.  Городское  просторечие:  Проблемы  изучения // Сб. 
статей. – М.: Наука. – 1984. – С. 188. 
4.  Крысин Л.П. Социолингвистические аспекты совре-
менного русского языка. – М.: Наука. –1989. – С. 56.    
5.  Русский  язык:  Энциклопедия. – М.:  Советская 
энциклопедия. – 1979. – С. 239. 
6.  Лингвистический  энциклопедический  словарь / Гл. 
редактор В.Н. Ярцева. – М.: Сов. Энциклопедия. – 1990. – 
С. 402.  
7.  Жаналина Л.К., Аубакирова К.Т. Основы стилисти-
ческого словообразования. –  Алматы, 1999. – С. 47. 
8.  Девкин  В.Д.  О  видах  нелитературности  речи // 
Городское просторечие: Сб. статей. – М., 1984. – С.18.   
9.  Винокур Т.Г. Функциональная и социальная харак-
теристика  стилистических  свойств  высказывания  в  совре-
менном  русском  языке // Социальная  и  функциональная 
дифференциация  литературных  языков. – М.:  Наука. – 
1977. – С. 317–318.  
10. Русский  язык  и  советское  общество:  Социолого-
лингвистическое  исследование.  Морфология  и  синтаксис 
современного русского языка. – М.: Наука. – 1968. – С. 233.   
* * * 
«Әдеби тіл» әдеби нормаларға ие жоғары білімді адам-
дардың  сөйлеуін  сипаттайтын,  сонымен  қатар  озінің  сөй-
леуін  күшейту  үшін  экспрессия,  бағалау,  мәнерлілік 
сияқты стилистикалық таңбалық бірліктерді қосатын тіл.  
* * * 
 «Literary popular speech» characterizes speech of people 
with the higher education, owning literary norms, but including 
in the speech стилистически marked units for expression 
strengthening, оценочности, expressiveness. 
 
 
 
 
Н. А. Оспанова 

жүктеу/скачать 5,1 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: