Российская академия наук центр цивилизационных и региональных исследований

насилия, а на его умении организовывать военные походы и перераспределять доходы от 
торговли, дани, и набегов на соседние страны. 
Вне всякого сомнения, данную политическую систему нельзя считать государством. 
Однако это не свидетельствует о примитивности такой структуры управления. 
Сверхсложные общества – такие, которые В.Г. Чайлд называл "цивилизациями" - могли 
появляться без бюрократической организации управления. Глубокие исследования 
специалистов в области истории античности показывают, что греческий и римский полис 
также не могут считаться государством. Государственность с присущей ей бюрократией 
появляется здесь достаточно поздно – в эпоху эллинистических государств и Римской
империи (Штаерман 1989; Берент 2000). 
Некоторые разделы настоящей книги напрямую касаются данной проблемы. 
А.П. Медведев убедительно показывает различия между скотоводческими обществами 
восточноевропейских степей эпохи бронзы (Аркаим и Синташа) и периода раннего 
железного века (скифская культура), основываясь на таких археологических показателях, как 
типы и размеры поселений и жилищ, погребальный обряд и пространственная иерархия 
поселений и городищ. Автор противопоставляет данные общества как "ранжированные" и 
"стратифицированные". Он осторожно замечает, что в настоящее время невозможно ответить 
на вопрос, были ли разтличия между этими обществами обусловлены разными путями 
эволюции или они носили стадиальный характер. Однако ни в первом, ни во втором случае 
неправомерно говорить об особой "цивилизации кочевников". 
С.А. Яценко демонстрирует, что тезис об отсталости сарматов по сравнению со скифами 
- это миф античной историографии. Археологические и письменные источники показывают 
наличие у сарматов многоступенчатой социальной стратификации, ого института царской 
власти, системы оседлых поселений и городских центров (городищ?), развитых 
международных отношений, использования для дипломатической переписки письменности 
земледельческих соседей. К сожалению, имеющихся данных недостаточно для того, чтобы 
определенно судить, было ли это вождество или ранее государство, но в приводимых 
С.А. Яценко сведениях хорошо просматривается ксенократическая природа сарматского 
общества. 
Для подобных социумов, более многочисленных и структурно развитых, чем сложные 
вождества, но в то же время не являющихся государствами (даже "зачаточными" ранними 
государствами), был предложен термин суперсложное вождество (Крадин 1992: 152; 2000; 
2001а; 2001б; 2001в и др.). Этот термин был принят коллегами кочевниковедами (Трепавлов 
1995; 2000; Скрынникова 1997; 2000; Марей 2000; см. также разделы С.А. Васютина и 
А.П. Медведева в этой книге), хотя первоначально четких логических критериев, 
отделяющих суперсложное вождество от сложного вождества и от раннего государства 
предложено не было. 
В теориях социальной эволюции простые вождества представляются как группы общин, 
иерархически организованных под властью одного постоянного вождя (Carneiro 1981:45). 
Сложные же вождества – это иерархически организованные группы нескольких простых 
вождеств (Earle 1987; 1991; Крадин 1995 и др.). Однако суперсложное вождество – не 
механическая группа сложных вождеств. Отличия здесь имеют не количественный, а 
качественный характер. При простом объединении нескольких сложных вождеств в более 
крупные политии, последние редко оказываются способными справиться с сепаратизмом
местных вождей. Принципиальным же отличием суперсложных вождеств является 
появление механизма наместников, которых верховный вождь посылал управлять 
региональными структурами. Это не сформировавшийся аппарат государственной власти, 
поскольку количество таких лиц невелико. Однако это важный структурный импульс к 
последующей политической интеграции (честь открытия данного механизма принадлежит 
14

Р. Карнейро [2000]; в то же время, нам кажется, что в наиболее развитой форме он присущ 
скорее номадическим, нежели оседло-земледельческим обществам). 
Таким образом, способом поддержания структурного единства "имперской 
конфедерации" кочевников был институт наместников. Административно-иерархическая 
структура степной империи включала несколько уровней. На высшем уровне держава 
делилась на две или три части - "левое" и "правое" крылья, либо "центр" и крылья. В свою 
очередь, "крылья" могли делиться на "подкрылья". На следующем уровне данные сегменты 
подразделялись на "тьмы" – военно-административные единицы, которые могли выставить 
примерно по 5-10 тыс. воинов. В этнополитическом плане данные единицы должны были 
примерно соответствовать племенным объединениям или сложным вождествам. Последние 
опять же делились на более мелкие социальные единицы – вождества и племена, родо-
племенные и общинные структуры разной степени сложности, которые в военном 
отношении соответствовали "тысячам", "сотням" и "десяткам". Начиная с уровня сегментов 
порядка "тьмы" и выше, включавших несколько племенных образований, административный 
и военный контроль вверялся специальным наместникам из числа ближайших 
родственников правителя степной империи и лично преданных ему лиц. В немалой степени 
именно от этих наместников зависело, насколько метрополия будет иметь власть над 
племенами и вождествами, входившими в имперскую "конфедерацию" (Крадин 1996; 2000; 
2001а и др.). 
Суперсложное вождество в форме кочевых империй – это уже реальный прообраз 
раннего государства. Такие вождества имели сложную систему титулатуры вождей и 
функционеров, вели дипломатическую переписку с соседними странами, их главы заключали 
династические браки с правителями земледельческих государств и соседних кочевых 
империй. Для суперсложных вождеств были характерны зачатки урбанистического и 
монументального строительства, а иногда даже письменность. Соседями подобные кочевые 
общества воспринимались как самостоятельные субъекты международных отношений. 
Могли ли суперсложные вождества создаваться оседло-земледельческими народами? 
Известно, что численность населения сложных вождеств измеряется, как правило, десятками 
тысяч человек и они, как правило, этнически гомогенны. Однако население полиэтничного 
суперсложного вождества составляет многие сотни тысяч человек и даже больше (кочевые 
империи Внутренней Азии – до 1-1,5 млн. чел.). Территория суперсложных вождеств 
кочевников была в десятки и сотни раз больше площади, необходимой для существования 
простых и сложных вождеств земледельцев. В то же время на территории, сопоставимой с 
размерами любой кочевой империи, могло бы проживать в несколько порядков раз больше 
земледельцев, которые вряд ли могли бы управляться негосударственными методами. 
Управление таким большим пространством у кочевником облегчалось спецификой 
степных ландшафтов и наличием мобильных верховых животных. В то же время всеобщая 
вооруженность кочевников, обусловленная отчасти их дисперсным (рассеянным) 
расселением, их мобильность, экономическая автаркичность, воинственный образ жизни на 
протяжении длительного исторического периода, а также ряд иных факторов, мешали 
установлению стабильного контроля над скотоводческими племенами и отдельными 
номадами со стороны высших уровней власти кочевых обществ. Исходя из этого, можно 
предположить, что суперсложное вождество, если и не являлось формой политической 
организации, характерной исключительно для кочевников, то, во всяком случае, именно у 
номадов получило наибольшее распространение как в виде могущественных кочевых 
империй, так и в форме подобных им квазиимерских ксенократических политий меньшего 
размера. 
Для суперсложных вождеств кочевников скотоводов характерны некоторые черты, 
которые не были присущи оседло-земледельческим вождествам и государствам (см., 
например, разделы А.М. Хазанова, Т. Барфилда, С.А. Васютина, Н.Н. Крадина, Г.Г. Пикова, 
15

Т.Д. Скрынниковой, С.В. Дмитриева). К их числу следует отнести особый дуально-триадный 
(крылья, центр) принцип административного деления империи, тотальная пронизанность 
всех уровней политической иерархии родо-племенными отношениями, поголовное 
включение всех мужчин в число воинов, политику грабежа оседло-земледельческих обществ 
и др. Некоторые из перечисленных черт могут быть обнаружены не только в 
доиндустриальных кочевых империях, но и в ряде современных государств Азии, основные 
народы которых исторически являлись кочевниками. Все это позволяет сделать вывод об 
особой линии социальной эволюции, характерной для кочевников скотоводов. 

жүктеу/скачать 1,83 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: