обсуждаемой. В обобщающих эссе главное внимание уделено процессам роста аграрных
культур и цивилизаций (Service 1962; 1975; Polanyi 1968; Adams 1975; Johnson and Earle 1987;
Sanderson 1995 и др.). Редкие авторы включали кочевников в свои схемы культурной
интеграции (Sahlins 1968; Lenski 1973; Hallpike 1986). Пожалуй, единственное исключение -
книга Л. Крэдера (Krader 1968) о происхождении государства.
Большее внимание этой
проблеме уделили марксистские антропологи в ходе так
называемой дискуссии о "кочевом феодализме" (подробнее об этой дискуссии см.: Федоров-
Давыдов 1973; Хазанов 1975; Марков 1976; 1998; Першиц 1976; Коган 1981; Халиль Исмаил
1983; Khazanov 1984; Попов 1986; Gellner 1988; Bonte 1990; Крадин 1992; Масанов 1995;
Васютин 1998 и др.). Дискуссия прошла несколько этапов. До середины 1930-х годов были
высказаны практически все основные точки зрения на природу кочевых обществ (от
первобытнообщинной до развитой феодальной). После 1934
г. в советской науке
утверждается так называемая теория "кочевого феодализма". Было выдвинуто несколько
версий этой теории, но постепенно возобладало упрощенное сталинское понимание
"степного феодализма". С середины 1950-х годов вновь предлагаются новые интерпретации
феодализма у номадов, согласно которым главным средством производства в степных
обществах являлся скот. В годы "оттепели" появились и другие точки зрения.
Постепенно сформировалась богатая палитра мнений об общественном строе
кочевников скотоводов: одни ученые считали, что кочевники самостоятельно могли
подниматься только до предгосударственного уровня развития, тогда как другие полагали,
что наиболее крупные объединения степняков имели оформившийся раннегосударственный
характер.По мнению третьих, номады достигали стадии феодализма; четвертые же
отстаивали тезис об особом, "номадном",
способе производства.
В последнее десятилетие эта дискуссия продолжалась в основном в русскоязычной
литературе (подробнее см.: Крадин 2001а; 2001б). При этом в
ней в той или иной степени
нашли отражение все высказывавшиеся ранее точки зрения. Однако наиболее активными
оказались попытки обосновать особый путь развития обществ кочевников-скотоводов.
Предмет дискуссии сконцентрировался вокруг вопроса о том, что является основой
специфичности номадизма:внутренняя природа скотоводства, являющаяся основой так
называемого номадного способа производства или же особенности внешней адаптации
кочевников к земледельческим "мир-империям". В то же время в условиях преодоления
формационного монизма совершались попытки рассмотрения кочевничества с точки зрения
цивилизационного подхода, проявилось стремление обосновать существование в
истории
особой "кочевой цивилизации".
Совершенно очевидно, что кочевники скотоводы создавали самые разнообразные по
степени сложности формы политической организации. Наименее сложные из них можно
обнаружить, например, у африканских нуэров. Это сегментарные деревенские и линиджные
фракции, объединенные отношениями реального и фиктивного родства в рыхлые
неструктурированные образования численностью до нескольких десятков тысяч человек.
Такие объединения не имели никаких общих органов управления. Единственная
политическая фигура – "вождь в леопардовой шкуре", выполняющий посреднические
функции в случае возникновения конфликтов (Эванс-Причард 1985).
Более сложная племенная модель была характерна для многих кочевников скотоводов
Северной Африки и Евразии (арабов, туарегов, пуштунов и др.). Их племена делились на
роды (кланы), которые в свою очередь дробились на более мелкие родственные
подразделения вплоть до небольших общин или домохозяйств. Власть вождей была
невелика. В их обязанности могли входить организация военных походов и распределение
добычи, руководство перекочевками, разрешение споров по поводу территорий, угона скота,
нарушения обычаев, членовредительства и убийства. Вожди не обладали иной
возможностью воздействовать на соплеменников, кроме как силой убеждения, авторитетом
12
или, наконец, угрозами применения своих магических способностей. У
одних номадов
(белуджей, туарегов) вожди занимались отправлением всех функций, у других же
существовало разделение на гражданских и военных вождей (арабы бедуины).
Следующая по степени сложности модель политической системы, вождество –
стратифицированное общество, основанное на иерархии и неравном доступе к ресурсам
(подробнее см. Service 1962; 1975; Carneiro 1981; Earle 1987; 1991; Крадин 1995; Redmond
1998; Beliaev et al. 2001). Политии такого рода описаны, в частности, в
данной книге, в
Достарыңызбен бөлісу: