Microsoft Word Метафизика 1 39

Постовалова В.И.
Ментальность как глубинная антропологическая реальность…  
21 
Еще одно несомненное созвучие новоисторической мысли основным те-
чениям современной гуманитарной мысли при изучении ментальности каса-
ется рассмотрения оппозиции свободы и необходимости в мире человека. Эта 
оппозиция в прошлом веке стала предметом осмысления в концепции линг-
вистической относительности, или «гипотезы Сепира-Уорфа», выдвинутой
в 30-х гг. ХХ в. США в рамках этнолингвистики (американской ветви
неогумбольдтианства) в работах выдающегося лингвиста и антрополога
Эдуарда Сепира и его ученика Бенджамена Ли Уорфа.
Согласно гипотезе лингвистической относительности, мировосприятие, 
мышление, культура и поведение человека находятся под влиянием языка, 
оказывающего на них свое воздействие. В этой идее зависимости познания 
мира человеком от используемого языка Уорф стал усматривать новый прин-
цип относительности, действующий в мире антропологической реальности, 
подобно тому как в мире физической реальности действует принцип относи-
тельности А. Эйнштейна. В своих философских истоках принцип лингвисти-
ческой относительности Сепира–Уорфа восходит к позиции гносеологиче-
ского релятивизма (от лат. relativus – ‘относительный’), заключающейся
в абсолютизации момента относительности, условности и субъективности
познания. 
Многочисленные экспериментальные данные, полученные в ходе эмпи-
рического обоснования гипотезы Сепира–Уорфа в современной науке, поста-
вили под сомнение сильную версию данной гипотезы, развивающую идею
о существовании прямого параллелизма между явлениями языка и культуры. 
В настоящее время наиболее обоснованным считается слабый вариант гипо-
тезы лингвистической относительности, согласно которому язык может лишь 
предрасполагать человека к выбору определенного способа мышления или 
поведения. Однако такое предрасположение не содержит в себе момента при-
нудительности. 
Идею строго регулятивного характера менталитета и его активной роли 
в жизнедеятельности человека разделял А.П. Огурцов, понимая под менталь-
ностью «систему образов и представлений социальных групп, все элементы 
которой тесно взаимосвязаны и сопряжены друг с другом и функция кото-
рых – быть регулятором их поведения в мире» [34. С. 51]. «Менталитет
потому и менталитет, что он определяет и опыт, и поведение индивида и
социальных групп», – утверждает Огурцов, склоняясь, скорее, к сильной
версии концепции лингвистической (в данном случае антропологической)
относительности [Там же. С. 52].
Что же касается создателей исторической школы «Анналов», и в особен-
ности Л. Февра, они не были склонны занимать жестко-детерминистскую
позицию в отношении регулятивной силы mentalité человека, а говорили,
скорее, только о «тех “возможностях”, которые цивилизация открывает перед 
человеком» [14. С. 50]. Идея предрасположенности к определенным
действиям, характерная для слабой версии лингвистической (антропологиче-
ской) относительности, подчеркивается во многих концепциях ментальности. 

Метафизика, 2021, № 1 (39) 
22
Так, Г.-В. Гетц определяет ментальность как «эмоциональную и дологиче-
скую предрасположенность, бессознательные и неотрефлектированные
способы поведения и реакций» [40. С. 59].
К сходному пониманию приходит и А.Я. Гуревич, который, разрабатывая 
свой вариант антропологической относительности, говорит об известной
несвободе, характерной для ментальности. По его словам, любой писатель, 
художник и мыслитель подвергается своего рода «культурному принужде-
нию», поскольку он в той или иной мере «пленен» системой представлений, 
господствующей в его среде [14. С. 62]. Ведь, даже будучи оригинальным
автором того или иного послания, он «не может не выразить его в “коде”
заранее заданной ему языковой системы и культурной традиции, которая ста-
вит ему определенные границы» [Там же]. Хотя, правда, люди, пребывая 
внутри данной ментальной и культурной сферы, и «не осознают и не
ощущают этих ограничений» [Там же. С. 51].
Всякая культура, по словам Гуревича, «образует некую невидимую 
сферу, за пределы которой принадлежащие к ней люди не в состоянии выйти» 
[Там же]. Но подчинение культурным и языковым стереотипам не носит
тотального и абсолютного характера, утверждает Гуревич, ибо, даже остава-
ясь в пределах культурной сферы, человек, тем не менее, постепенно и «как бы 
исподволь» может изменять свою ментальность и свое поведение [Там же].
Эти размышления А.Я. Гуревича удивительным образом напоминают из-
вестную максиму Вильгельма фон Гумбольдта, согласно которой языковая 
деятельность индивида протекает в очерченном круге, выйти за пределы
которого можно, только вступив в другой круг. Как утверждает Гумбольдт: 
«…каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, 
откуда человеку дано выйти лишь постольку, поскольку он тут же вступает
в круг другого языка» [10. С. 80].
Свою связь с гипотезой лингвистической относительности, как, впрочем, 
и свое отличие от нее, подчеркивал и Г.Д. Гачев. Излагая основные установки 
своей экзистенциальной культурологии, он так поясняет ее суть: «Эта кон-
цепция напоминает гипотезу Сепира–Уорфа. Действительно, они (сторон-
ники этой гипотезы. – В.П.), как и многие другие лингвисты в XX в., сопо-
ставляя структуры, грамматику и лексику различных языков, описали много 
характеристических особенностей национального мышления. Но их анализ 
исходит только из языка, тогда как сам язык вплетен в целостную ткань наци-
онального Космо-Психо-Логоса и отражает его жизнь» [7. С. 34].
Специфику гуманитарного познания и общения нашего времени состав-
ляет концептуальное многоязычие и разномыслие субъектов разных сфер
познания в символической Вселенной человека (наука, философия, религия, 
искусство), живущих фактически в разных мирах, как это находит свое
обоснование в концепциях лингвистической и антропологической относи-
тельности. Ситуация многоязычия требует специального исследования как 
одной из важнейших задач гуманитарного познания и общения, определяю-
щих направление духовно-интеллектуальных исканий нашего времени,

жүктеу/скачать 458,67 Kb.

Достарыңызбен бөлісу: