– Воля ваша, Лиза Муромская мне вовсе не нравится.
– После понравится. Стерпится, слюбится.
– Я не чувствую себя способным сделать ее счастие.
– Не твое горе – ее счастие. Что? так-то ты почитаешь во-
лю родительскую? Добро!
– Как вам угодно, я не хочу жениться и не женюсь.
– Ты женишься, или я тебя прокляну, а имение, как бог
свят! продам и промотаю, и тебе полушки не оставлю. Даю
тебе три дня на размышление, а покамест не смей на глаза
мне показаться.
Алексей знал, что если отец заберет что себе в голову,
то уж того, по выражению Тараса Скотинина, у него и гвоз-
дем не вышибешь; но Алексей был в батюшку, и его столь
же трудно было переспорить. Он ушел в свою комнату и
стал размышлять о пределах власти родительской, о Лиза-
вете Григорьевне, о торжественном обещании отца сделать
его нищим и, наконец, об Акулине. В первый раз видел он
ясно, что он в нее страстно влюблен; романическая мысль
жениться на крестьянке и жить своими трудами пришла ему
в голову, и чем более думал он о сем решительном поступке,
тем более находил в нем благоразумия. С некоторого време-
ни свидания в роще были прекращены по причине дождли-
вой погоды. Он написал Акулине письмо самым четким по-
черком и самым бешеным слогом, объявлял ей о грозящей
им погибели и тут же предлагал ей свою руку. Тотчас отнес
он письмо на почту, в дупло, и лег спать весьма довольный
|