Проблемы языкознания

125 
 
межэтнической коммуникации как онтологического явления.  
 
Ключевые  слова:  межэтнический,  идентичность,  гендер,  этничность  коммуникация, 
взаимосвязь, статус. 
 
Межэтническое  взаимодействие  в  силу  своей  многоаспектности  является  актуальным 
предметом  исследования  для  ряда  взаимосвязанных  наук.  В  частности,  в  этнопсихологии 
актуальным  является  вопрос  об  этнической  идентичности,  выявление  сущности  которой 
позволяет увязывать данное явление с лингвистикой, например, через обращение к вопросу о 
проявлении этой этничности и через языковые формы.  
Собственно  межэтническая  коммуникации,  вопросу  о  статусе  которой  посвящено 
множество  наших  работ,  анализируется  нами  с  различных  ракурсов,  социального, 
этнического, культурного, психологического и (в последнее время) гендерного. При этом мы 
постоянно 
подчеркиваем, 
что 
аспектология 
межэтнической 
коммуникации 
не 
ограничивается этим перечнем ее ракурсов (аспектов).  
В  данной  статье  мы  останавливаемся  на  проблеме  взаимосвязи  двух  видов 
идентичности,  этнической  и  гендерной,  которые,  будучи  проявлением  идентичности  как 
таковой,  представляют оригинальные и вместе с тем соприкасающиеся явления. Отправным 
моментом наших рассуждений по этому вопросу служит положение о том, что этническая и 
гендерная  идентичности  проявляются  при  анализе  межэтнической  коммуникации.  Их 
взаимосвязь нам видится в следующих моментах. 
1. Типология идентичности 
Понятие  этничности,  принятое  в  западной  этнологии,  в  отечественном  и  российском 
языкознании  зачастую  передается  через  выражение  «этническая  идентичность».  С  этой 
точки зрения этничность логически вписывается в общую типологию идентичностей, среди 
которых  ученые  выделяют  и  гендерную  идентичность,  которая  понимается  как    отождест-
вление  себя  с  определенным  полом,  отношение  к  себе  как к  представителю  определенного 
пола,  освоение  соответствующих  ему  форм  поведения  и  формирование  личностных  ха-
рактеристик.  В  связи  с  гендерной  идентичностью  у  человека  возникает  и  целостное 
представление  о  себе.  Совершенно  очевидно,  что  это  понимание  гендерной  идентичности 
перекликается  с  определением  этнической  идентичности  как  осознание  своей 
принадлежности к определенному этносу.  
Особо  отметим,  что  гендерная  идентичность  наряду  с  этнической    является  базовой 
структурой социальной идентичности.  
«Гендер - это фундаментальное измерение социальных отношений между мужчинами и 
женщинами.  В  нем  есть  элементы  устойчивости  и  элементы  изменчивости.  В  каждом 
обществе,  особенно  многокультурном  и  многонациональном,  необходимо  иметь  в  виду 
гендерное  разнообразие.  Это  означает,  что  предписания  и  исполнения,  соответствующие 
мужественности  и  женственности,  могут  быть  различны  для  разных  поколений,  разных 
этнокультурных  и  религиозных  групп,  разных  слоев  общества,  в  разные  исторические 
периоды  времени»  [1,  387].  Исследователи  отмечают  преимущественное  влияние 
социальных  факторов  на  функционирование  и  развитие  гендерных  стереотипов.  К  таким 
факторам  относятся:  «…прежде  всего,  политико-экономический  строй  государства  и  его 
политический режим, социально-экономическое положение группы и ее индивидов (уровень 
образования,  материальное  обеспечение,  социальный  статус,  возраст,  брачный  статус), 
национально-культурные  особенности  общества  и  социально-культурные  трансформации, 
происходящие в обществе» [2, 154]. 
2. Идентичность и стереотипизация  
Этничность явление двоякое: этническая культура, лежащая в ее основе, разделяется на 
культуру для  других (для  «внешнего» пользования) и культуру для  себя (для  «внутреннего 
пользования»). Это отчасти сближает ее с аналогичным свойством этнических стереотипов и 
этноцентризма. последние, как известно, базируются на архетипе   свой-чужой,  содержание 

126 
 
которого  способно  определять    качество      межэтнического  взаимодействия,  в  том  числе  и 
гендерном  ключе.  Ученые  выделяют  гендерные  архетипы,  отмечая,  что  «…  со  времен 
Юнга,выделившего бинарный архетип «Анима/Анимус», Женское и Мужское начала входят 
в  ряд  основных  архетипов  коллективного  (культурного)  бессознательного  и  составляют 
особый  разряд  гендерных  архетипов.  К  примеру,  в  художественной  литературе  и  науке  о 
ней, которая изучает архетип как «сквозную модель», обладающую неизменным, «твердым» 
ядром-матрицей  на  сущностном  уровне  и  –  вариативностью  проявлений  в  творчестве 
разных писателей разных времен» [3, 15].  
Итак,  стереотипы  базируются  на  архетипах,  и  наряду  с  этническими  стереотипами 
исследователи выделяют стереотипы гендерные. Последние определяются как «устойчивые, 
общепринятые,  повторяющиеся,  сформировавшиеся  в  культуре  обобщенные  убеждения  о 
месте и исполняемых ролях того или иного гендера в обществе, а также о личности людей 
той  или  иной  гендерной  идентичности  [2,  151].  При  этом  подчеркивается,  что  «проблема   
гендерного аспекта этнических стереотипов остается в числе малоизученных» [4, 79]. 
Следует  указать  на  историко-хронологический  приоритет  этнических  и  гендерных 
стереотипов,  поскольку  они  «располагались  над  индивидуальными,  качественными 
различиями  личности  мужчины  и  женщины»  [2,  152].  Таким  образом,  и  гендерные,  и 
этнические  стереотипы  представляют  собой  вид  социальных  стереотипов  и  выполняют 
сходные  функции,  а  именно:  определяют  процесс  восприятия  окружающих  людей  и 
оказывают  влияние  на  их  взаимодействие  и  активное  конструирование  социальной 
реальности с использованием заложенной в стереотипах информации. 
Это отчетливо проявляется в  стереотипах мужчин и  женщин в разных этнокультурах, 
влияющих  на  их  восприятие  представителями  чужой  этнической  общности. 
Аксиологичность  этнических  гендерных  стереотипов  прямо  влияет  на  успешность 
межэтнического  общения,  что  можно  видеть  в  примерах  межэтнического  общения, 
демонстрирующие влияние  таких стереотипов: 
1)  Строгая  пастушеская  мораль  предков  и  священное  отношение  узбеков  к  девичьей 
чести  абсолютно  не  касается    их  отношения  к  женщине  европейского  происхождения    - 
независимо  от ее возраста, профессии, положения в обществе и группы инвалидности. По 
внутреннему  убеждению  восточного  мужчины  –  и  мои  мальчики  не  являлись  тут 
исключением  –  все  женщины-неузбечки  тайно  или  открыто  подпадали  под  определение 
«джаляб»  -  проститутка,  блудница,  продажная  тварь.  Возможно,  тут  играло  роль 
подсознательное отвращение Востока к прилюдно открытому женскому лицу. 
И  хотя  к  тому  времени,  о  котором  идет  речь,  уже  три  десятилетия  красавицы 
узбечки разгуливали без паранджи, в народе прекрасно помнили – кто принес на Восток эту 
заразу (Дина Рубина. Последний кабан из лесов Понтеведра - с. 252). 
2) Его (студент-узбек, из кишлака) потные пальцы тыкались в клавиши… 
- А нельзя ли больше чувства? – попросила я. – Ведь это песнь любви… Поймите. Ведь 
и вы кого-нибудь любите? 
От отпрянул от инструмента и даже руки сдернул с клавиатуры. 
-
 
Нет! Нет! Мы… не любим! 
-
 
Этот неожиданный и такой категоричный протест привел меня в 
замешательство. 
-
 
Ну…  почему  же?  –  неуверенно  спросила  я.  –  Вы  молоды,  э…э…  наверняка  какая- 
нибудь  девушка  уже    покорила  ваше…э…  И  вероятно,  вы  испытываете  к  ней…  вы  ее 
любите… 
-
 
Нет!  –  страшно  волнуясь,  твердо  повторил  мой  студент.  –  мы…  не  любим!  Мы… 
женитц хотим! 
Он впервые посмотрел на меня, и в этом взгляде смешалась добрая дюжина чувств: и 
тайное превосходство, и плохо скрытое многовековое презрение мусульманина к неверному, 
и оскорбленное достоинство, и брезгливость, и страх… «Это ваши мужчины, - говорил его 
взгляд,  -  у  которых  нет  ничего  святого,  готовы  болтать  с  первой  встречной  «джаляб»  о 

127 
 
какой-то  бесстыжей  любви…  А  наш  мужчины  берет  в  жены  чистую  девушку,  и  она  всю 
жизнь не смеет поднять ресниц на своего господина...» (там же - с. 255). 
В этнологии существует проблема понятийно-терминологического порядка, связанная с 
использованием  терминов  национальная  идентичность  и  этническая  идентичность  (в 
западной  традиции  –  этничность)  [5].  В  нашем  случае  мы  не  считаем  это  столь 
принципиальным, для нас важно их указание на возможность выделять гендерный аспект в 
обоих  случаях  и  применять  для  его  анализа  понятие  гендерного  идентификатора,  под 
которыми понимаются «связанные с гендерными отношениями материальные или идеальные 
объекты,  служащие  в  коллективной  идентичности  средством  для  выявления  сходства  со 
Своими  и  отличительности  от  Чужих»  [5].    Как  видим,  архетипическая  основа  гендерных 
идентификаторов очевидна. 
Этнические  стереотипы  представлены  авто-  и  гетеростереотипами,  которые,  в  свою 
очередь, проявляются в этнических автопортретах и портретах, как мужских, так и женских. 
Эти  портреты  составляются  на  основе  приписываемых  своему  и  другому  этносу  (этносам) 
разнообразных качеств и являются отражением процессов этнической самоидентификация и 
идентификации.  Несомненно,  что  подобные  портреты  отражают  и  гендерные  стереотипы 
определенной этнической общности.  
Как  пишет  Ю.А.  Сорокин,  «…идентификация  и  самоидентификация  –  это 
оппозитивное  и  диалогическое  единство.  Это  диада,  в  рамках  которой  соотносятся  и 
ранжируются определенные этнические качества (свойства)» [6, 43]. Данное обстоятельство 
весьма  важно  для  процессов  межэтнического  общения,  поскольку  «оценки  (чужих)  и 
самооценки  как  ментальные  стереотипы…  предопределяют  готовность  или  неготовность  к 
вербальному  и  невербальному  общению  или  отказу  от  него  и  влияют  на  характер  самого 
общения  (конфликтующий  или  гармонизирующий)»  [6,  43].  Предположим,  в  какой-либо 
этнической  культуре  существует  стереотип  мужчины  –  типичного  представителя  данной 
культуры,  то  есть  автопортрет.  При  взаимодействии  с  другой  этнокультурой  также 
вырабатывается устойчивое (то есть стереотипное) представление о типичном мужчине иной 
этнической  общности  (то  есть  портрет).  Научный  интерес  представляет  вопрос  в  степени 
совпадения  этих  портретов  и  характере  оценки  данного  гендерного  образа  другой 
этнической  культуры.  Скажем,  в  выражениях  «настоящая  русская  (казашка,  немка, 
американка,  японка…)     описываются  случаи,  когда  эти    устойчивые  представления  о  том, 
как  выглядит  и  как    ведет  себя  женщина  из  какой-либо  этнической  группы,    совпадают    с 
истинным  положением  вещей.  В  случае  же  расхождения  можно  услышать:  «совсем  не 
похожа на русскую», «ведет себя не как казашка» и т.п. 
Итак,  стереотипизация  одинакова  важна  для  реализации  как  этнической,  так  и 
гендерной  идентичности,  которые,  в  свою  очередь,  есть  виды  социальных  стереотипов. 
«Фундаментом  гендерной  системы  и  гарантом  сохранения  культурных  установок, 
опосредованных через отношения мужчины и женщины, является культурная традиция. На 
формирование  гендерного  сознания  больше  всего  влияют  устойчивые  культурные 
стереотипы:  они  включают  в  себя  гендерный  генотип,  в  основе  которого  находится 
установка на индивидуальность»  [7, 9]. Взаимное восприятие мужчин и женщин из разных 
этнических  групп  также  базируются  на  определенных  устойчивых  культурных 
представлениях,  в  ряде  случаев  –  стереотипного  характера.  В  книге  Б.Акунина  «Алмазная 
колесница» есть интересные примеры такого взаимного восприятия японцев и русских: 
1)  Все  в  туземном  квартале  молодому  человеку  было  в  новинку:  и  хлипкие,  на  живую 
нитку сколоченные лачуги, и бумажные фонарики на столбах, и незнакомые запахи. Японцы 
показались  чиновнику  чрезвычайно  некрасивыми.  Низкорослые,  щуплые,  с  грубыми  лицами, 
ходят  как-то  суетливо,  вжав  голову  в  плечи.  Особенно  огорчили  женщины.  Вместо 
чудесных  ярких  кимоно,  какие  Фандорин  видел  на  картинках,  японки  носили  какие-то 
блеклые бесформенные тряпки. Мелко-мелко переступали чудовищно косолапыми ногами, а 
еще у них были совершенно кривые зубы. Это жуткое открытие Фандорин  сделал, когда 

128 
 
увидел  на  углу  двух  болтающих  кумушек.  Они  посекундно  кланялись  друг  другу  и  широко 
улыбались, похожие на двух маленьких чернозубых ведьм. 
2) Потом вошла белая женщина (русская – прим. наше), а может, девка – у них ведь не 
поймешь, сколько им лет, двадцать или сорок. Жуткая уродина: ножищи и ручищи большие, 
волосы противного желтого цвета, а нос, как вороний клюв. 
3. Межэтнические браки  
Брачные  отношения  можно  считать  наиболее  органичным  проявлением  гендерных 
взаимоотношений, не случайно, они очень часто выступают в качестве объекта исследований 
этого  плана.  Не  меньший  интерес  представляют  и  брачные  отношения  представителей 
разных  этнических  групп,    в  которых  одновременно  сосуществуют,  взаимодействуют    два 
таких  сложных  явления,  как  гендерная  и  этническая  идентичности,  базирующиеся,  как 
отмечалось выше, на не менее сложном явлении стереотипизации, этнической и гендерной. 
Различные тенденции в межэтническом взаимодействии (взаимодействие, противодействие, 
нейтральные отношения)  могут проявляться и в случаях межэтнических браков. Например: 
1)  Казахская  родня  считала  Тогуса  человеком  пустым,  женитьба  его  на  русской 
девушке это мнение окончательно укрепила.  
2) Когда жена его робко сообщила о том, что дочь собирается замуж, он огорчился. 
Когда  к  тому  же  добавилось,  что  избранник  дочери  –  человек  другой,  черной  расы,  его 
ударило  вдвойне:  в  душе  белого  мужчины,  даже  никоим  образом  с  черной  расой  не 
соприкасавшимся,        есть  тайный  страх,  что  в  черном  мужчине  живет  особо  свирепая 
мужская сила , намного превосходящая  силу белого…  (Л. Улицкая. Искренне ваш Шурик).  
В  случае  дисгармонизации  межэтнических  отношений  критической  становится  и 
ситуация  в  смешанных  семьях,  например:  И  тут  же  начала  рассказывать  о  бакинской 
горемыке,  которая  уже  десять  лет  скитается  по  России  и  не  может  найти  себе  места, 
потому  что  сама  армянка,  а  муж  ее  покойный  был  азербайджанец,  и  фамилия  у  нее 
Гусейнова,  и  теперь  армяне  не  оказывают  ей  никакого  содействия  за  фамилию,  а 
азербайджанцы – за национальность… - (Л. Улицкая. Сквозная линия. С. 106). 
Известно,  что  в  советский  период  межнациональные  браки  приветствовались 
официальной политикой как пример интернационализма. «Начиная с середины 1930-х годов, 
и  вплоть  до  конца  советской  эпохи  государство  в  лице  официальных  идеологических 
структур  (партия,  комсомол,  женсоветы)  всячески  приветствовало  интернациональные 
браки, считая их залогом нерушимой дружбы многонационального советского народа [цит. 
по 8].  
Однако  в  разных  национальных  республиках  отношение  к  ним  было  неоднозначным.  
Например, в романе Николая Леонова  «Защита Гурова. Дьявол в раю» ( М.: Изд-во Эксмо, 
2004 г.) читаем:  
Русского никогда национальность соседа особо не волновала. Если речь 
идет о мужике (подч. нами), интересно знать, как он работает, пьет или не пьет, можно 
ли  на  него  положиться  и  занять  до  получки.  Если  говорили  о  женщине  (подч.  нами,  то 
хозяйка или вертихвостка, скандальная или душевная, ну, какая у нее задница, тоже имеет 
значение. А что татарка она или из Рязани, так кто  же ее знает, да и неинтересно совсем. 
Упомянутая  выше  исследователь  Касымова  С.  пишет:  ―В  большинстве  случаев  такие 
семьи  (межэтнические  –  выд.  нами)  негласно  находились  в  культурной  изоляции  от 
родственной  семьи,  авлода,  имея  в  локальном  сообществе  маргинальный  статус.  Для 
большинства  они  были  отклонением  от  нормы,  так  как  традиционно  в  локальных 
сообществах  этнических  таджиков  в  сфере  брачно-семейных  отношений  доминировали 
эндогамные браки» [8]. 
А.  Темкина,  также  изучавшая  проблему    брачных  отношений  в  Таджикистане, 
указывает: «Гендерная этническая идентичность таджиков советского времени различалась в 
разных  социальных  слоях.  В  парадигмальном  варианте  этническая  традиция 
отождествлялась  с  сельским  патриархальным  устройством  жизни,  противостоявшим 
советизации  и  модернизации.  В  русифицированных  городских  слоях  происходила 
модернизация  гендерных  отношений  –  идентичность  советского  человека  (мужчины  и 

129 
 
женщины)  легитимировала  нарушения  традиций.  На  современном  этапе  государственного 
строительства  в  Республике  Таджикистан  гендерная  этническая  идентичность  обретает 
характер национальной [9, 53]  
4.  Этнические  образы  мужчин  и  женщин  и  их  функционирование  в 
межэтнических отношениях 
Этническая  и  гендерная  идентичности  связывает  и  такое  обстоятельство,  как 
этническая  подоплека  содержания  гендерных  идентификатов:    «Основными  гендерными 
идентификаторами  выступают  национальные  образы  мужчин  и  женщин,  образы  родины  и 
отечества,  гендерные  образы  нации»  [5].      Следует  особо  отметить,  что  коллективной 
идентичности какой-либо этнической общности своя и другие этнические группы получают 
гендерную  маркировку,  «как  явную  (при  помощи  метафор  мужественности  и 
женственности),  так  и  неявную  (при  помощи  атрибутирования  качеств,  соотносимых  с 
мужчинами или женщинами)» [5].      
В  различных  научных  дисциплинах,  так  или  иначе  обращающихся  к  проблемам 
идентичности,  весьма  активно  выявляются  и  анализируются  национальные  (этнические) 
образы, в том числе и гендерного характера. например, исследователь Е. Цалко, анализируя 
проблему  гендерного  аспекта  национальной  идентичности  русских,  пишет  о  значении 
гендерных  образов:  «Образы  мужчин  и  женщин  играют  двоякую  роль  в  национальной 
идентичности: с одной стороны, они являются еѐ структурным элементом и входят в «Мы-
образ», с другой, выступают как тендерные идентификаторы, способствующие проведению 
символических границ между Своими и Чужими, то есть являются средством включения и 
исключения.  Русские  выстраивают  свою  идентичность  на  основе  отличия  Своих  мужчин  и 
женщин,  как  от  внешних  Чужих  (прежде  всего,  западных),  так  и  внутренних  (мужчин  и 
женщин других этносов Российской Федерации) [5]. Как и в предыдущих случаях, возможно 
говорить об  этнокультурной базе подобных образов.  
Что  касается  образа  русской  женщины,  то  Е.  Цалко  называет  ее  качества,  «которые 
традиционно относят к стереотипу женщины (эмоциональность, доброта, теплота) так и те, 
которые  считаются  характерными  только  для  русских  (терпеливость,  выносливость,  сила) 
[5].  Проанализировав  национальный  образ  русского  мужчины,  как  тендерного 
идентификатора,  исследователь  установила,  что  «в  содержание  этого  образа  входят  как 
традиционные  черты  русской  мужественности  (сила,  доброта,  выносливость  патриотизм), 
так  и  относительно  новые  (финансовая  независимость,  ответственность  за  семью).  Данный 
образ,  во-первых,  участвует  в  проведении  внутренних  границ,  поскольку  содержит  в  себе 
основные  характеристики  русскости;  а,  во—вторых-,  он  маркирует  внешнюю  границу, 
отделяя  Россию'  от  Запада,  поскольку  создается  в  противовес  репрезентациям  в  первую 
очередь западной маскулинности [5].      
К  весьма  интересным  выводам  приходит  исследователь  Т.А.  Шилова:  «  …в  своем 
исследовании  мы  выяснили,  что,  во-первых,  стереотип  русской  женщины  реально 
функционирует в российском и зарубежном массовом сознании, и, во-вторых, образ слабого, 
несостоятельного  русского  мужчины  вполне коррелирует  с  мифом  о  сильной,  независимой 
русской женщине» [4].      
6. Этническая специфика речевого и коммуникативного поведения с точки зрения 
гендера   
В  работах  по  гендерной  лингвистике  можно  найти  довольно  детальные  описания  
речевого  и  коммуникативного  поведения  с  точки  зрения  гендера,  но  чаще  без  указания  на 
этническую  специфику  подобных  явлений,  тогда  как  представляется  очевидным,  что  она 
существует  и  проявляется,  доказательством  чего  служат    исследования  типа  «Русское 
коммуникативное поведение» и др. [10]. Показательным можно считать следующий пример 
из реальной жизни:  
Русская женщина-преподаватель,  говорит своей коллеге – казашке: 
 -  Слушайте,  Гульнара,  я  поняла,  почему  меня  наши  начальники  не  любят.  Та 
(заинтересованно): - Почему? 

130 
 
Русская коллега: - Я же к ним прихожу и разговариваю с ними по-русски, прямо, режу 
правду-  матку  в  глаза.  А  наши  начальники  –  восточные  мужчины,  они  не  любят  этого.  
Оказывается,  с  ними  так  разговаривать  нельзя.  Вот  ты,  Гульнара,  правильно  с  ними 
общаешься. Мягко,  с улыбкой,  гибко,  когда надо, уступишь. Я теперь тоже буду, как ты, 
разговаривать с ними.  
Наряду  с  этническими  и  гендерными  стереотипами  выделяются  и  стереотипы 
коммуникативные,  которые  логически  связаны  с  предыдущими  видами  стереотипов.  
Значение    стереотипов  коммуникативного  поведения      для  межэтнической  коммуникации 
заключается  в  том,  что  «несовпадение  стереотипов  коммуникативного  поведения  наряду  с 
различиями  этнических  (языковых)  сознаний  коммуникантов  также  может  служить 
причиной  непонимания  при  межкультурном  общении  и  даже  приводить  к  возникновению 
межличностных и межэтнических конфликтов» [11, 2 ]. О. Христофорова приводит примеры 
из результатов этнографической экспедиции в Ямало-Ненецкий автономный округ в 1995 г.: 
«…было обнаружено, что отношения ненцев и русских в местах их совместного проживания 
характеризуются  известной  напряженностью;  та  же  напряженность,  нередко  приводящая  к 
конфликтам,  характерна  для  взаимоотношений  коренного  населения  с  местной 
администрацией,  государственными  и  коммерческими  организациями»  [11,  3]. 
Исследователь  объясняет  это  явление  несовпадением  представлений  о  правильном 
поведении  при  общении.  Она  подчеркивает:  «…особенности  коммуникативного  поведения 
ненцев  в  значительной  степени  отличаются  от  поведенческих  стереотипов  русских. 
Представляется,  что  эти  различия  во  многом  обусловливают  взаимное  непонимание  и 
напряженность, довольно часто встречающиеся в процессе межэтнического взаимодействия. 
Так,  например,  среди  русского  населения  тундры  распространен  стереотип  ненца  как 
человека  хитрого,  "себе  на  уме",  который  "слова  в  простоте  не  скажет";  тогда  как  ненцы 
считают  русских  легкомысленными,  болтливыми  и  ненадежными;  и  те,  и  другие  кажутся 
друг  другу  невежливыми,  не  соблюдающими  элементарных  норм  взаимодействия. 
 Отношение  сибирских  народов  к  межэтническим  взаимодействиям  (в  частности,  к 
контактам с русскими) отчетливо выражает следующий эвенкийский текст: "Не ищи в жены 
светловолосую (русскую)! Пусть будет черноволосая, но ты будешь знать ее повадки" [11, 5]. 
Интересным  примером  гендерной  специфики  коммуникативного  поведения  в  разных 
культурах  может  служить  эмоциональность.  Например,  для  казахской  культуры  выражать 
явно  и  тем  более  сильно  свои  эмоции  на  вербальном  уровне  считается  недопустимым,  как 
это  в  целом  свойственно  восточной  культуре.  Возможно,  по  этой  причине  в  казахской 
коммуникативной  культуре  значимы  невербальные  элементы,  особенно  это  касается 
поведения  казахской  женщины.  Исследователь  А.М.  Байгутова  в  своем  исследовании 
концепта  «казахская  женщина»  анализирует  этническую  специфику  жестов,  используемых 
казахскими  женщинами  и  подчеркивает  их  связь  с  культурными  традициями:  «Қазақ 
ҽйелдеріне  ғана  тҽн  «бет  шымшу»  ишараты  қазақтың  ұлттық  мҽдениетінде  ұялаудың 
нышаны,  ерсі  қылықтан  шошыну  белгісі  болып  табылады»  (Только  казахским  женщинам 
присущ жест «щипать себя за щеку», понимаемый как обозначение испуга (стыда) от какого-
либо неприличного действия) [12, 9]. 
Конечно, мы назвали лишь небольшой круг явлений, в которых мы видим взаимосвязь 
этнической  и  гендерной  идентичностей,  но  и  этот  материал  свидетельствует  о  их 
несомненной  взаимосвязанности.  Дальнейшие  исследования  в  этом  направлении  позволят 
расширить и углубить  как теорию межэтнической коммуникации, так и гендерологии.  
 
Список литературы 
1  Куватова  А.  Гендерные  аспекты  развития  сельского  населения  Таджикистана 
//Известия АН Республики Таджикистан.  Институт философии и права  - Душанбе, 2006.  
2  Вещева  Н.С.  Гендерные  стереотипы  и  гендерные  представления  //  //  Теория  и 
практика  гендерных  исследований  в  мировой  науке:  материалы  международной  научно-

131 
 
практической  конференции  5–6  мая  2010  года.  –  Пенза  –  Ереван  –  Прага:  ООО  Научно-
издательский центр «Социосфера», 2010. – С.151-159. 
3  Большакова  А.Ю.  Гендерный  архетип  и  проблема  автора  //Теория  и  практика 
гендерных исследований в мировой науке: материалы международной научно-практической 
конференции 5–6 мая 2010 года. – Пенза – Ереван – Прага: ООО Научно-издательский центр 
«Социосфера», 2010. – С. 15-29. 
4  Шилова  Т.А.  Миф  о  русской  женщине  на  страницах  Интернета:  к  вопросу  о 
гендерном аспекте этнической стереотипизации // Гендерные стереотипы в социокультурных 
процессах средних городов России (региональные аспекты)  - Материалы круглого стола.   - 
14 декабря 2001 года  
5  Цалко  Е.О.  Гендерный  аспект  национальной  идентичности  русских.  Автореф…по 
ВАК 22.00.04, кандидат социологических наук - Нижний Новгород, 2011.  
6  Сорокин  Ю.А.  Речевые  маркеры  этнических  и  институциональных  портретов  и 
автопортретов (Какими мы видим себя и других) // Вопросы языкознания. -1995. - № 6. – С. 
43-54. 
7 Атрощенко Ю.Ю. Гендерная проблематика современной фольклористики // Теория и 
практика  гендерных  исследований  в  мировой  науке:  материалы  международной  научно-
практической  конференции  5–6  мая  2010  года.  –  Пенза  –  Ереван  –  Прага:  ООО  Научно-
издательский центр «Социосфера», 2010. – С. 9-15. 
8  Касымова  С.Р.  Расширяя  границы:  межэтнические  и  межконфессиональные  браки  в 
постсоветском Таджикистане (на примере браков таджикских женщин с иностранцами)  - N 
3 (2010) 
9  Тѐмкина  А.А.  "Подчинение  старшим"  vs.  Разрушение  патриархата:  женская 
сексуальность  в  браке  (Северный  Таджикистан)  –  Журнал  исследований  социальной 
политики, 2006. – Т. 4. – № 4. – С. 439-474. 
10 Прохоров Ю.Е., Стернин И. А. Русские: Коммуникативное поведение. – М.: Флинта. 
-  2007.  -  328  с.;  Токарева  В.И.  Этнокультурные  стереотипы  коммуникативного  поведения: 
автореф. …док. филолог. наук: 10.02.19. - Минск, 1999. – 36 с.  
11  Христофорова  О.  Национальные  стереотипы  коммуникативного  поведения  и  их 
влияние на межэтнические взаимодействия. - http: /www. Carnegie. ru/inhhfo@carnegie.ru. 
12  Байғұтова  А.М.  «Қазақ  ҽйелі»  концептісінің  этномҽдени  сипаты:  филолог.  ғылым. 
кандид... автореф: 10.02.02. - Алматы, 2008. – 26 б. 

жүктеу/скачать 3,18 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: