Республики С. С. Даниярова Молдобаев И. Б. М-75 «Манас» историко-культурный памятник кыргы зов

его,  на  наш  взгляд,  обусловлены  чрезмерным  увлечением 
историческим  материалом,  который  используется  автором 
без  должной  критики.  Например,  он  не  учел  того,  что  в 
последнее  время  вопрос  об  этногенетическом  родстве  ени­
сейских  и  тянь-шаньских  кыргызов  перестает  быть  дискус­
сионным.  Не 
случайно  поэтому  подобные 
заблуждения 
имеют  место  и  в  другой  его  небезынтересной  книге  «Исто­
ризмы  в  эпосе  «Манас»  (78).  А  в  целом  в  его  активе — 
немало  интереснейших  работ  по  исследованию  эпоса  «Ма­
нас»  в  фольклористическом  аспекте.  Мы  вернемся  к  ним 
в  других  главах.
Изучению  трилогии  «Манас»  посвятил  многие  свои  р а ­
боты  М.  Мамыров  (350,  с.  3—44;  354;  355;  356,  с.  362—391; 
357).  В  статье,  специально  посвященной  вопросам  сложе­
ния 
эпоса 
«Манас», 
автор 
подверг  критике  работы 
М.  А.  Ауэзова,  А.  Н.  Бернштама, 
В.  М.  Жирмунского, 
Б.  М.  Юнусалиева,  С.  Мусаева,  И.  Шерстюка,  К.  М алико­
ва,  А.  X.  Маргулана,  Э.  Абдылдаева  и  некоторых  других 
ученых  (349,  с.  3—61).
Особенно  сильно  подверг  он  критике  труд  Э.  Абдылда­
ева,  где  ученый 
впервые  касался  вопросов  сложения  и 
развития  «Манаса»  (360,  с.  125—244).  Определенная  часть 
критики  М.  Мамырова  работ  как  Э.  Абдылдаева,  так  и 
указанных  авторов,  заслуживает  внимания.  Однако  в  пы­
лу  азарта  автор  сам  допускает  элементарные  просчеты. 
Например,  критикуя  книгу  Э.  Абдылдаева  «Основные  эта­
пы  исторического  развития  эпоса  «Манас»,  М.  Мамыров 
констатирует,  что  автор  выделил  в  историческом  развитии 
«Манаса»  четыре  этапа  (349,  с.  34),  тогда  как  в  книге  вы­
делено  пять  этапов  (79,  с.  243—247).  А  на  четыре  этапа 
развитие  эпоса  «Манас»  Э.  Абдылдаев  делит  в  другой  р а ­
боте  (360,  с.  242).  Нередко  Мамыров,  критикуя  других,
совсем  мало  места  оставляет  развитию  своей  собственной 
мысли.
Концепция  самого  М.  Мамырова  вкратце  такова.  Во- 
первых,  он  противник  выражения  «возникновение  эпоса». 
Он  доказывает,  что  следует  говорить  о  развитии  эпоса.  Во- 
вторых,  многие  моменты  в  «Манасе»,  в  основном  ономас­
тического  характера,  он  склонен  отнести  к  мифоэпическо­
му  началу.  В  образе  героев  эпоса,  в  том  числе  Манасе,  в 
этнонимии  и  топонимии,  а  такж е  в  целых  сюжетах  он  ви­
дит  мифические  истоки  (349,  с.  52—61).  А  порой  он  двой­
ственен.  Так,  в  заключении  своей  статьи  по  вопросу  ста­
новления  эпоса  «Манас»,  он  пишет:  «Таким  образом,  точно 
определить  время  или  век  зарождения  истоков  такого  по­
добного  «Манасу»  эпоса,  возникшего  в  древнейшее  время,
57

никогда  невозможно.  Ибо  до  формирования  его  в  эпос,  он 
в  течение  многих  веков  бытовал  в  виде  цикла  песен  в  из­
устной  форме.  А  сколько  времени  он  существовал  в  таком 
состоянии,  это  не  известно.  И  дальш е  это  будет  оставаться 
в  неизвестности.  Сколько  «жил»  мифический  Манас,  преж ­
де  чем  принял 
человеческий  вид,  столько 
ж е  времени 
прошло,  прежде  чем  эти  циклы  песен  сложились  в  эпос, 
и  он  стал  развиваться»  (349,  с.  60—61).  Может  быть,  в 
отдельных  случаях  он  и  прав,  но  в  целом  он  не  смог  до­
казать  свои  суждения.  Д л я   этого  необходимы  более  глу 
бокие  доказательства.  Однако  это  ни  в  коей  мере  не  ум а­
ляет  его  исследовательских  качеств.
С  мифологическими  истоками  связывает  эпос  «Манас» 
и  М.  Борбугулов.  Он  склонен  считать,  что  д аж е  оружие 
М анаса  (ак  келте  и  др.  виды  огнестрельного  оружия)  вос­
ходит  к  мифическому  оружию.  Самого  М анаса  он  предла- 
гает  принять  за  бога.  Видит  схожесть  между  греческим, 
индийским,  иранским  и  кыргызским  эпосами  (187).  Н еко­
торые  его  мнения  по  мифологии  «Манаса»  заслуживают 
внимания. 
К  ним  мы  обратимся  в  главе  «Мифы  эпоса 
«Манас».  Но  мы  не  согласны  с  ним  в  целом.  Например, 
не  следует,  на  наш  взгляд,  смешивать  мифическое  и  позд­
нее  огнестрельное  оружие.  Последнее  могло  отразиться  в 
эпосе  и  без  «мифического  вмешательства»,  к ак   очередное 
наслоение  времени.  В  отдельных  случаях  такую  информа­
цию  можно  отнести  и  на  счет  личного  кругозора  того  или 
иного  сказителя.  Есть  еще  ряд других  уязвимых  положений 
в  суждениях  М.  Борбугулова.  Это  и  естественно.  Ведь  в 
одной  газетной  статье  невозможно  осуществить  квалифи­
цированный  анализ  мифов  «Манаса».
Если  вышеупомянутые  авторы  связывают  возникнове­
ние  эпоса  «Манас»,  по  крайней  мере,  истоки  его  сложения, 
с  мифическим  временем,  то  отдельные  ученые  имели  проти­
воположные 
взгляды. 
Например, 
А. 
К. 
Боровков 
и 
И.  Л.  Климович  связывали  сложение  эпоса  с  Дж унгарской
агрессией  XVI—XIX  вв.  (189,  с.  71—74;  190,  с.  230  244*
302,  с.  244—266).  Однако  их  статьи  вызвали  справедливое 
возражение  И.  Ахунбаева,  И.  Батманова,  А.  Давлеткель- 
диева,  Н.  Захарьева,  Б.  Керимжановой,  А.  М алдыбаева, 
К.  Маликова,  Т.  Сыдыкбекова,  А.  Токомбаева,  К.  Юдахи- 
на,  написавших  об  этом  в  «Литературную  газету»  (123,
с.  2). 
' 
ИНН
Большим  толчком  к  сложению 
эпоса  послужили,  по 
мнению 
И.  С.  Шерстюка,  неоднократные 
столкновения 
кыргызов  с  китайцами  во  время  правления  династии  Тан
в  Китае  (618—907  гг.)  (512;  511).
58

Кыргызский  фольклорист-манасовед  Р.  Сарыпбеков  в 
вопросе  определения  эпохи  сложения  эпоса  «Манас»  под­
держивает  концепции  А.  Н.  Бернштама,  А.  X.  Маргулана, 
М.  О.  Ауэзова  и  некоторых  других  ученых,  относя  «эпи­
ческое  ядро»  эпоса  «Манас»  к  VI—X  вв.  (452,  с.  7—33). 
В  этом  диапазоне  времени,  по  его  мнению,  в  эпосе  отрази­
лись  исторические  события  времен 
Барс-бега  (Ынанчу 
Алп  Билге):  его  поражение  от  кок  тюрков  в  711  г.,  победа 
кыргызов  над  уйгурами  в  IX  в.  и,  наконец, 
поражение 
кыргызов  от  кара-кытаев  в  X  в.  Причем,  Р.  Сарыпбеков 
считает,  что  поражение  кыргызов  от  кок  тюрков  в  711  г. 
отражено  в  эпизодах  поражения  Ногой-хана  (Кара-кана) 
и  его  четырех  сыновей  от  Алооке,  а  победа  над  уйгурами 
в  IX  в.  и  поражение  от  кара-кытаев  в  X  в.  стали  основой 
эпизода  «Чон  Казат»  («Великий  поход»)  (452,  с.  29).
На  наш  взгляд,  в  самом  эпосе  «Манас»  отражение  со­
бытий  ранее  IX  в.  видно  весьма  слабо.  В  этом  плане  Р.  С а­
рыпбеков  стал  сторонником  золотой  середины.  Однако 
именно  отражение  этого  периода,  на  мой  взгляд,  доказано 
недостаточно.
Вопросы  сложения  эпоса  «Манас»  затрагиваются  и  в 
работах  фольклориста  Т.  Абдыракунова.  В  выпущенной  в 
1990  г.  его  книге  на  кыргызском  языке  «Слова,  завещ ан­
ные  предками.  Статьи  о  киргизском  фольклоре»  собраны 
в  основном  ранее  изданные  статьи,  рассматривающие 
различные  аспекты  эпоса  «Манас»  (81).  В  начале  своей 
книги  он  дает  раздел  с  довольно  интересным  названием: 
«Этнографические  сведения  об  енисейских  кыргызах  и  на­
стоящее  устное  творчество».  Но  если  брать  в  целом,  то 
в  книге  есть  противоречивые  суждения.  Не  отрицая  этно- 
генетическую  связь  кыргызов  Тянь-Шаня  с  народами  Ю ж­
ной  Сибири,  а  такж е  утверждая  общность  (наряду  с  раз­
личиями)  кыргызского  эпоса  «Манас»  с  алтайским  «Алып- 
Манаш»,  Т.  Абдыракунов  в  последующих  четырех  разделах 
действия  эпизодов,  связанных  с  женитьбой  Манаса,  его  ко­
нем,  кёзкаманами,  а  такж е  Алмамбетом  (соратником  и 
полководцем  М анаса),  связывает  с  территорией  Средней 
Азии.  В  основном  это  среднее  течение  Сырдарьи,  Ферган­
ская  долина,  берега  Аральского  моря  и  смежные  террито­
рии.  Нам  кажется,  что  автор  несколько  запутался  в  из­
ложении  своей  концепции.  Это  касается  и  его  ономасти­
ческого  анализа  отдельных  топонимов,  этнонимов,  антро­
понимов  «Манаса».
Кроме  вышеперечисленных  авторов,  вопрос  о  времени 
сложения  эпоса  «Манас»  и  вообще  развития  трилогии 
«Манас»  в  какой-то  мере  затронут  в  трудах  К.  Маликова
59

(342),  3.  Мамытбекова  (359;  360,  с.  7— 122),  А.  Ж айнако-
вой  (246;  247).  Мы  не  должны  забывать  и  первых  кыргыз­
ских  фольклористов,  которые  такж е  внесли  свой  вклад  в 
решение  вопроса.  Среди  них  можно  назвать  Т.  Байдж иева 
(125),  М.  Богданову  (183,  184),  О.  Ж акиш ева  (248), 
Ж .  Таштемирова  (479),  С.  Закирова  (258)  и  других.
Проблема  эпохи  сложения  и  генезиса  эпоса  «Манас» 
интересовала  и  зарубежных  ученых.  Однако  к  их  точкам 
зрения  следует  относиться  сугубо  критически,  с  учетом  то­
го,  что  они  не  владели  кыргызским  языком,  а  пользова­
лись  переводами.
Среди  исследователей,  затронувших  проблему  времени
сложения  эпоса,  можно  назвать  М аркварта,  который  свя­
зывал  содержание  «Манаса»  с  историей  Чингис-хана,  т.  е. 
XIII  в.  (527,  с.  142).  Как  отмечает  А.  Маргулан,  турецкий 
ученый  Ф.  Копрюрлю-Заде  в  работе  «История  тюркской 
литературы»  (1928  г.),  изданной  в  Стамбуле,  склонен  счи­
тать,  что  эпос  «Манас»  сложился  в  период  функциониро­
вания  тюркского  каганата  и  караханидского  государства 
(362,  с.  88).  Английские  ученые  Чедвики  видели  в  эпосе 
«Манас»  отражение  событий  Джунгарского  периода,  т  е.
XV—XVIII  вв.  (524,  с.  117). 
,
Мы  вкратце  осветили  работы  тех  ученых,  которые  пря­
мо  или  косвенно  занимались  проблемой  определения эпохи 
или  времени  сложения  эпоса  «Манас».  Следует  упомянуть 
и  тех,  которые  касались  вопроса  сложения  эпоса  попутно. 
Это  писатели  А.  Токомбаев,  Т.  Сыдыкбеков,  Ч.  Айтматов; 
языковеды  К.  К-  Юдахин,  И.  А.  Батманов,  Е.  Д .  П олива­
нов,  X.  Карасаев,  Б.  О.  Орузбаева;  литературоведы  и 
фольклористы  К.  Мифтаков,  3.  Бектенов,  М.  X.  Б у ­
дянский,  Б.  Керимжанова,  К.  Асаналиев,  К.  Кырбашев, 
К.  Бегалиев,  А.  Садыков,  О.  Сооронов,  Б.  Д ж .  Садыков; 
историки 
Б. 
Ж амгер чинов, 
С. 
Ильясов; 
философы 
А.  А.  Алтымышбаев,  А.  Салиев;  географ  С.  Умурзаков  и
другие.  •• 
Щ
и
‘  *.«*''! 
‘
я
Таким  образом,  на  сегодняшний  день  мы  имеем  самые
различные  концепции  проблемы  времени  сложения  эпоса, 
начиная  с  тех,  что  истоки  эпоса  относят  к  мифу,  и  кончая 
теми,  что  рассматривают  «Манас»  к ак   отражение  времен 
Джунгарского  ханства  XV—XVIII  вв.  Отдельные  авторы 
отмечают  и  более  позднее  время—вплоть  до  20—30-х  го­
дов  XX  в.  и  рассматривают  в  этом  результат  наслоения 
времени.  Тем  не  менее  еще  есть  предостаточный  простор 
для  исследований.  Безусловно,  они  должны  быть  исполне­
ны  на  качественно 
новой 
основе.  Д ело  в  том,  что 
исследований,  опирающихся  на 
комплекс  источников*
60

а  такж е  монографических  работ,  специально  посвящен­
ных  этой  проблеме,  до  сих  пор  недостаточно.
Определение  времени  сложения  любого  эпоса—задача 
наивысшей  сложности.  Поэтому  мои  построения  такж е  но- 
сят  в  определенной  мере  условный  характер.  Трудность 
определения  эпохи  сложения,  вернее  определения  истоков 
формирования,  его  состоит  главным  образом  в  том,  что 
существует  (как  видно  из  историографии  вопроса)  множе­
ство  мнений.  И  это  в  какой-то  мере  вводит  в  заблуждение 
любого  исследователя.  Нашу  задачу  мы  сможем  об­
легчить,  сконцентрировав  внимание  на  исторических  собы­
тиях,  отраженных  непосредственно  в  самом  тексте  «Мана­
са»  и  вообще  в  трилогии.  Безусловно,  факт  отражения 
исторических  событий  в  эпосе  еще  не  дает  полного  права 
определять  истоки сложения эпоса  тем  или  иным  временем. 
Но  подобный  метод  может  пролить  свет  на  решение  про­
блемы.  Следует  только  правильно  отличать  творчество 
сказителя  от  истинной  информации,  передаваемой  веками 
в  устной  форме  из  поколения  в  поколение.
Большинство  исследователей  «Манаса»  так  или  иначе 
сходятся  в  одном:  кыргызский  эпос  более  историчен,  не­
жели  эпические  произведения  народов  Сибири.  Об  этом 
мы  напоминаем  потому,  что  истоки  эпоса,  как  и  этногенез 
самого  народа — кыргыз,  ведут  в  Центральную  Азию  и 
Южную  Сибирь.  Правы  и  те  авторы,  которые  отмечают 
многослойность  эпоса  «Манас».  Самым  древним  слоем 
кыргызского  эпоса  является  мифический  слой.  Мифы  эпо­
са  показаны  нами  в  отдельной  главе.  Именно  мифологиче­
ский  слой  больше  всего  сближает  кыргызский  эпос  с  эпо­
сом  алтайцев,  хакасов,  тувинцев,  якутов,  бурят  и  устным 
творчеством  других  народов  Сибири.  И  все  же,  как  отме­
чают  некоторые  исследователи,  мифологические  сюжеты 
«Манаса»  не  играют  главной  роли.  Иными  словами,  ми­
фологические  мотивы  кыргызского  сказания  как  бы  ото­
двинуты  на  задний  план.  Но  следует  предостеречь  тех,  кто 
вовсе  не  хочет  брать  их  во  внимание:  мифы  эпоса  заслу­
живают  специального  изучения  и  могут  дать  нам  новые 
открытия.
Датировать  мифические  сюжеты  весьма  трудно.  Д ля 
этого  нужно  изучить  мифы  всего  кыргызского  фольклора 
более  подробно  в  сравнении  с  мифами  тюрко-монголь- 
ских  народов.  Не  исключено,  что  отдельные  мифы  могли 
попасть  в  текст  эпоса  в  более  позднее  время.  Поэтому,  ни 
в  коей  мере  не  игнорируя  мифы  «Манаса»,  хотим  обра­
тить  внимание  на  исторические  события,  отраженные  в 
эпосе.  Есть  еще  одна  веская  причина  для  этого:  по  мне-
61

нию  некоторых  исследователей,  эпос  может  возникнуть 
ю л ь к о  при  условии  испытания  крупных  или  заметных  ис­
торических  событий,  потрясений.
Итак,  если  исключить  мифическое  время,  то  в  эпосе
«Манас»  могут  отразиться  исторические  события  со  вре­
мен  хуннов  (1764  г.  до  н.  э.— II  в.  н.  э.),  а  затем  и  гуннов 
(П —у   вв.  н.  э.)  вплоть  до  исторических  событии  ХХ  в.
Рассматривая  эпос  с  такого  исторического  ракурса, 
можно  все  его  эпические  события  разделить  на  7  перио-
I •
1)  хуннский  и  гуннский  (XVIII  в.  до  н.  э.—V   в.  н.  э .);
2)  древнетюркский  и  кыргызский  (VI 
IX  вв.),
3)  кара-кытайский  и  караханидский  (X — XII  вв.);
4)  монгольский  (XIII  в.);
5)  события 
времен  Золотой  Орды  и  других  ханств
(Х П Г -Х У 1  вв.); 
ул/пт  вв V
6)  джунгарский  или  оирот-калмакскии  (XV 
XVIII  вв.;,
7)  поздние  наслоения  (X IX —нач.  XX  в.).
Такое  деление  отраженных  в  строках  эпоса  историче­
ских  событий  довольно  условно.  Причем,  «Манас»  мог  и
____
___________
___ 
П л ч   1/ ПОТШОТ1  АЖ Р  Л Р  
И Г Р  К -
до
не  отразить  первые  два  периода.  По  крайней  мере,  весь­
ма  спорным  является  первый  период.  Поэтому  эти  два 
периода  мы  назовем  гипотетическими.  Начиная  с  третьего 
периода  и  до  наших  времен,  эпос  дает  более  четки и,  на­
дежный  материал,  имеются  весомые  аргументации  и  об ос­
нования.  И  все  же,  несмотря  на  гипотетичность  первых 
двух  периодов,  не  лишне  показать  некоторые  аргументы 
в  пользу  того  факта,  что  в  эпосе  могли  отразиться  собы ­
тия,  начиная ’с  хуннской  истории.
Следует  сразу  же  оговориться:  мы  отказываемся  иден­
тифицировать  исторические  и  эпические  лица.  Если  под­
даться  такому  соблазну,  то  в  «Манасе»  можно  наити 
множество  антропонимов  не  только  чисто  кыргызских,  но
и  соседних  народов.  Их  весьма  трудно  идентифицировать, 
хотя  такая  возможность  не  исключена.  Итак,  попробуем 
выразить  свое  мнение  о  возможности  отражения  назван­
ных  исторических  периодов  в  эпосе  «Манас».
В  эпосе  «Манас»  имеются  несколько  заманчивых  мо­
ментов  в  пользу  того,  что  в  нем  могли  отразиться  отголос­
ки  гуннского  времени.  Например,  можно  указать  на  неко­
торые  обычаи  гуннов,  сходные  с  эпическими  и  вообще  с 
реальными.  У  гуннов  Центральной  Азии  формой  брака 
была  не  парная  семья,  а  многоженство,  причем,  жены  пе­
реходили  в  числе  прочего  имущества  по  наследству:  маче­
хи  к  сыну,  незестки  к  брату  мужа,  что  характерно  для 
патриархально-родового  строя  (230,  с.  28).  В  самом  иача-
62

ле  эпоса  «Манас»  (по  сагымбаевскому  варианту)  отец  Ма- 
наса^-Жакып  женится  на  жене  своего  дяди  (брата  отца). 
Этот  обычай  отражен  и  в  последующих  эпизодах:  когда 
умер  сам  Манас,  на  Каныкей  (его  жене)  хотят  жениться 
враждебно  настроенные  родичи.  Такая  же  картина  наблю­
дается  и  после  смерти  сына  Манаса— Семетея.  Сам  Ма­
нас,  по  некоторым  версиям,  имел  четырех  жен  (по  неко­
торым—трех).  Как  известно,  вышеотмеченный  обычай  гун­
нов  сохранялся  у  кыргызов  до  первой  четверти  XX  в.  С 
другой  стороны,  этим  самым  эпос  «Манас»  подтверждает 
предположение  Л.  Н.  Гумилева  о  том,  что  енисейские 
кыргызы  могли  образоваться  не  только  из  смешения  неиз­
вестных  племен  гянь-гуней  из  Северо-Западной  Монголии 
с  динлинами,  но  и  с  гуннами.
Преемственность  гуннских  обычаев  вполне  естествен­
на.  Ведь  в  203—202  гг.  до  н.  э.  гуннский  предводитель 
Моде  в  числе  других  народов  подчинил  гэгуней,  т.  е.  кыр­
гызов,  располагавшихся  тогда  в  Северо-Западной  Монго­
лии,  вокруг  озера  Кыргыз-Нор  (241,  с.  560— 561).
Отметим  в  связи  с  этим,  что  отдельные  ученые  отож­
дествляли 
подбойно-катакомбные 
могильники 
Средней 
Азии,  преимущественно  Кыргызстана,  с  гуннскими.  В  этом 
плане  вызывает  интерес  доказательство  А.  Н.  Бернштамом 
гипотезы  (которую  он  высказал  еще  в  1939  г.,  а  в  даль­
нейшем  развил)  о  связи  Кенкольского  могильника  (Та­
ласская  область)  с  событиями  хуннской  истории,  в  част­
ности,  с  походами  Чжи-Чжи  Шаньюя  на  восток  (158,  169). 
Так,  к  числу  хуннских  он  отнес  раскопанные  им  подбой­
ные  и  катакомбные  погребения  на  Тянь-Шане  и  ранее  от­
крытые  другими  археологами  катакомбные  могильники 
Исфаринского  и  Ташкентского  районов  (157,  с.  61— 64; 
164,  с.  94).
К  хуннским  он  причислил  также  подбойные  захороне­
ния  Алайской  долины  (162,  с.  142).  И,  наконец,  он  окон­
чательно  сформулировал  свою  точку  зрения  относитель­
но  подбойных  и  катакомбных  захоронений  Средней  Азии, 
характеризуя  их  в  целом  как  культуру  «кенкольского  ти­
па»,  обязанную  своим  происхождением  массовому  про­
никновению  хуннов  в  Среднюю  Азию  и  принадлежащую
хуннам  (173,  с.  102— 103).
Мнение  А.  Н.  Бернштама  развил  И.  Кожомбердиев,  ко­
торый  относительно  катакомбных  памятников  долины  Кет­
мень-Тюбе,  зарегистрированных  в  семи  пунктах,  писал: 
«Идентичность  их  культуры  (деревянные  столики,  посуда, 
бешик-колыбель, 
покрой 
одежды,  орнамент,  железное 
тесло  и  т.  д.)  с  культурой  кочевых  народов  Средней  Азии
63

недавнего  прошлого  (казахов  и  киргизов),  что  было  от­
мечено  А  Н.  Бернштамом,  а  также  сохранение  ката­
комбного  захоронения  до  настоящего  времени,  с  незначи^ 
тельным  изменением  среди  киргизов,  к аз ахов 
у 
дают  право  выдвигать  предположение, 
емые  памятники  скорее  всего  принадлежат  Щ
^ м ^ Ж
 
ским  племенам,  причем  не  отрицается,  что  при  сложении
этой  культуры  наблюдалось  взаимопроникновение  куль­
туры  с  востока 
(гуннов)  и  запада 
(сармато-аланов)»
( 30Эпос1 «Манас»  подтверждает  эти  мнения^  в  том  пла»е> 
что  в  нем  красочно  живописуется  устройство 
м°™лы 
пои  погребении  Манаса.  Конструкция  ее,  на  наш  взгляд, 
весьма  сходна  с  катакомбной.  Обратимся  к  следующи
строкам: 
.  г  •
  ,  |  й
На  скале  Эчкилик 
^
Манасу,  когда  он  был  еще  жив,
Место  погребения  было
приготовлено.
Вход  туда  был  вырыт  Каныкей
М
1А!
Эчкиликтин  ташынан 
©ле  электе  Манаска 
Жай  камдаткан  башынан
Оозун  казган  Каныкей
Жалгыз  киши  баткандай,
Ар  жак  жагын  кеелеткен 
Алты  мин  гана  кой  баткандай
(41,  с.  252)]' 
_  
^  
г
 I
Конечно,  согласно  закономерностям  сложения  эпиче­
ских  произведений  чрезвычайно  трудно  установить  более 
четкие  параллели  между  информацией  «М анаса»  и‘ сведе­
ниями  из  истории  гуннов,  хотя  можно  еще  обратиться  к 
книге  бурятского  археолога 
П.  Б. 
Коновалова  о  хуннах 
Забайкалья,  где  автор  в  основном  детально  останавли-
с т 'в Т м о г и л 'я  н 7 “другйх  вопросах,  связанных  с  культурой
хуннов.  Причем,  он  скрупулезно  описывает  историю  изу 
ценности  гуннов  до  1976  г.  В  исследованиях  П.  Б.  Конова 
лова 
нас  заинтересовало  прежде  всего  изучение  погре­
бального0  комплекса  хунну.  В  устройстве.  м оги .  хуннов
явтоо  зафиксировал  двойные  и  тройные  погребальные 
уеоы  (308  с  213).  Такое  явление  весьма  заманчиво  сопо­
ставить  со  сведениями  эпоса  с М а н а о .  Устройство  могилы
и  погребальных  камер  и  строительное  искусство,  пРи1*е 
ненное  женой  Манаса— Каныкей,  получило  неплохое  от­
ражение  в  эпосе.  Строки  о 
з а х о р о н е н и и  
Манаса  п о ­
ведены  нами  в  разделе  о  доисламских  веРОванияхш 
м 
В  связи  с  этим 
актуальность  работ 
А.  Н. 
Бернштама
так,
Что  пролезал  только  один
человек,
А   дальше  так  выдолблено,
Что  могло  поместиться  6  тысяч
овец.
1Л Ь И . 
1  11С  
и  
-----------------------  
^ 
-
на  погребальных  памятниках,  обрядах  и  устрой-
_________р п а ч я н и М Х   Г  КУЛЬТУРОЙ
64

хуннах,  построенных  на  письменных  и  археологических 
материалах,  возрастает.  Убедительную  статью  он  написал 
в  1937  г*,  и  по  Ноин-Улинскому  кургану  в  Монголии.  А  пер­
вые  свои  работы  по  гуннам  этого  региона  он  написал  еще 
ранее,  в  1935  г.  (165).  Сравнивая  находки  из  курганов  и 
сообщения  из  «Цянь-Хань-шу»,  А.  Н.  Бернштам  предпола­
гает, что в могиле был  захоронен  хуннский  шаньюй Учжулю 
Жоди,  умерший  в  13  г.  н.  э.  (161).  Эти  мысли  он  про­
должил,  изучая  гуннские  могильники  Кыргызстана  и  со­
предельных  территорий.  Он  уделяет  особое  внимание  раз­
работкам  среднеазиатского  периода  истории  хуннов  как 
связующего  звена  между  центральноазиатскими  хунну  и 
гуннами,  дошедшими  до  Восточной  Европы.  Автор  прямо 
связывает  культуру  хуннов  с  подбойными  и  катакомбны­
ми  погребениями  Семиречья  и  Центрального  Тянь-Шаня. 
Так,  кроме  упомянутых  выше  трудов,  еще  в  ряде  работ 
А.  Н.  Бернштама  встречается  подобное  толкование  (166; 
172).  Однако  именно  это  положение  А.  Н.  Бернштама  о с ­
паривается  некоторыми 
исследователями 
погребальных 
памятников  Средней  Азии  и  Казахстана  (461;  462;  113).
Концепции  А.  Н.  Бернштама  в  целом  поддерживает  и 
П.  Б.  Коновалов,  хотя  он  тоже  отмечает  недостатки  его 
работ.  И  все  же  мнение  А.  Н.  Бернштама  близко  к  исти­
не  во  многих  вопросах  изучения  гуннской  истории.  Ведь 
по  мнению  большинства  ученых,  сами  енисейские  кыр­
гызы  образовались  из  смешения  пришлых  в  Минусинскую 
котловину  из  Северо-Западной  Монголии  племен  гегунь, 
или  гянь-гунь,  и  динлинов.  А  часть  гуннов,  которые  вы­
теснили  из  района  озера  Кыргыз-Нор  и  подчинили  гянь- 
гуней  (одних  из  предков  енисейских  кыргызов),  вероятно, 
смешались  как  с   гянь-гунями,  так  и  с  динлинами.  Многие 
ученые  доказывают  тюркоязычность  хуннов  (230,  с.  48). 
Думается,  что  это  явление  произошло  после  смешения  ча­
сти  гуннов  с  предками  енисейских  кыргызов.
В  пользу  отмеченных  нами  параллелей  между  сведе­
ниями  эпоса  «Манас»  и  археологическими  данными  в  о б ­
ряде  погребения  говорит  такой  факт,  что,  кроме  Забай­
калья,  идентичные  погребальные  сооружения  встречаются 
на  обширной  территории:  на  А л та е— Пазарыкские  курга­
ны,  тагарские  и  таштыкские  склепы  Минусинской  котло­
вины,  срубовые  захоронения  Тувы  скифского  времени,  под- 
курганные  наземные  бревенчатые  склепы  саков  Юго-Во­
сточного  Казахстана  (308,  с.  213).  В  «Манасе»  действия 
происходят  на  всех  этих  территориях,  кроме  Тувы  (имеют­
ся  в  виду  топонимы  эпоса).  И,  наконец,  данные  «Манаса» 
находят  параллели  и  в  обрядовой  стороне  захоронений
5 -4 5
65

гуннов  с  жертвоприношениями,  по  крайней  мере,  лошадей. 
Материалы  эпоса  подкрепляются  и  таким  фактом,  как  пер­
соналии  хуннских  и  подобных  им  других  памятников  изо­
бразительного  искусства,  которые  изображали  не  только 
реальных,  но  и  некоторых  нереальных  мифических  живот­
ных  (308,  с.  215).  В  кыргызском  эпосе  упоминается  мно­
жество  мифических,  нереальных  животных,  что  частично 
показано  нами  в  главе  о  мифах  «Манаса».  Все  эти  схоже­
сти  могут  быть  и  не  случайными.
Параллели  и  вообще  истоки  кыргызского  эпоса  связы­
ваются  с  тюрко-монгольскими  народами  Сибири  и  Р.  3. 
Кыдырбаевой,  которая  в  своей  книге  «Генезис  эпоса  «М а­
нас»,  в  главе  «Раннеэпические  формы»  разбирает  истоки 
и  связь  древних  пластов  кыргызского  и  якутского  эпосов 
(323,  с.  17— 72).  Она  также  отмечает,  что  «видимо,  не  слу­
чаен  факт  совпадения  строк  кыргызского  эпоса  с  обычаем 
гуннов  «сражаться  на  коне»  (323,  с.  39— 40).  И  не  только 
на  коне,  но  и  в  пешей  борьбе  сообщения  «Манаса»  нахо­
дят  близкие  аналогии  с  данными  памятников  истории  на­
родов  Южной  Сибири.  Например,  строки  кыргызского  эпо­
са,  повествующие  о  борьбе  Кошоя  с  Жолоем,  да  и  все  дру­
гие  поединки  по  поясной  борьбе  находят  близкие  аналогии 
в  изображении  сцены  борьбы,  изученной  М.  П.  Грязновым 
по  двум  бронзовым  бляхам  из  Ордоса.  Автор  датирует 
находки  III— I  вв.  до  н.  э.  (227).  В  этой  сцене  нас  интере­
сует  не  только  поединок  двух  борцов,  но  и  их  одежда.  Д е­
ло  в  том,  что  борцы  одеты  в  шаровары,  близкие  к  тем,  ко­
торые  надел  эпический  Кошой  в  кыргызском  эпосе.  Речь 
идет  о  кожаных  штанах  под  названием  «кандагай»,  спе­
циально  предназначенных  для  борьбы  куреш.  В  «Манасе» 
даже  дается  описание  «технологии»  изготовления  этих
своеобразных  спортивных  брюк.
Не  менее  важным  аргументом  в  пользу  того,  что  в  эпо­
се  отражено  гуннское  время,  является  само  название  шта­
нов.  Термин  «кандагай»  ни  на  одном  тюркском  языке  не 
этимологизируется.  Однако  это  слово  легко объясняется  на 
тунгусо-маньчжурских  и  монгольских  языках:  «кандагай» 
на  языке  эвенков  приводится в форме  кандагаа — канбака; 
на 
маньчжурском —  кандахан;  на  древнемонгольском —  
кандагай —  кандаган;  на  монгольском — хандгай; на бурят­
ском —  хандагай  (переводится  как  « л о с ь » ).  Из  тюркских 
языков  слово  «кандагай»  сохранилось  лишь  в  тувинском, 
якутском  и  кыргызском  языках.  В  Туве  (в  Оюрском  рай­
оне)  есть  топоним  Кандагайты  (Кандагай-\-ты)  в  значе­
нии  «место,  где  имеется  много  лосей».  В  якутском  же  язы­
ке  в  сложной  форме  сохранилось  выражение  « элин  ханда-
66

гая —  алып  хандаган»  в  значении  «волшебные  силы  леса  и 
охоты». А  в  кыргызском  языке  сохранился  этот  термин  как 
одно  из  названий  брюк.  Подвергаясь  семантическим  из­
менениям,  термин  перешел  в  этих  языках  в  разряд  арха­
измов  (483,  с.  100— 104).
В  настоящее  время  в  лексике  кыргызского  языка  сло­
во  «кандагай»  не  употребляется,  но  сохраняется  в  строках 
эпоса  «Манас».
Говоря  о  лексике  «Манаса»,  следует  отметить,  что  в 
нем  встречаются  и  другие  термины  тунгусо-маньчжурско- 
го  происхождения.  Например,  ак  олпок,  или  аголпок 
защитное  боевое  одеяние  воинов,  широко  встречаемое  в 
кыргызском  героическом  эпосе,  имеет  маньчжурское  про­
исхождение.  В  форме  «олбок»  с  маньчжурского  языка  это 
слово  переводится  как  «латы».  На  верном  пути  находился 
кыргызский  языковед  С.  Кудайбергенов,  исследуя  связи
алтайских  языков  с  привлечением  кыргызского  языка, что 
позволило  ему  «рассматривать  тюркские,  монгольские  и 
тунгусо-маньчжурские  языки  как  дальнеродственные,  эт­
нические  связи  носителей  которых  обусловлены  были  ис­
торическими  обстоятельствами  в  глубокой  древности»
(317,  с.  27).
В  свете  вышесказанного  становится  очевидным  и  на­
ше  предположение  о  том,  что  «Манас»  мог  отразить  в  сво­
их  поэтических  строках  исторические  события  гуннского 
времени.  Но это вовсе не означает  нашей  полной поддержки 
положений  и  выводов,  которые  выдвинуты  были  относи­
тельно  недавно  любителями-исследователями — писателем 
О.  Айтымбетовым  и 
бывшим 
работником 
правоохра­
нительных  органов  жителем  г.  Таласа  Т.  Оторбаевым.  Про­
изведение  О.  Айтымбетова  впервые  было  опубликовано  в 
журнале  «Ала-Тоо»  как  историческое  эссе  (112).  Затем 
оно  опубликовано  еще  в  нескольких  газетах  республики 
на 
кыргызском 
языке.  Как  показало  время 
(1990 
1994  гг.),  никакого  резонанса  у  населения  республики  это 
произведение  так  и  не  получило.  Оно  и  не  могло  его  по­
лучить.  Произведение,  хотя  и  написано  опытным  писате­
лем,  было  непонятно  ни  ученым,  ни  широкому  кругу  чита­
телей.  Произведение  О.  Айтымбетова,  название  которого 
в  переводе  на  русский  язык  звучит  «Повествование  о  ве­
ликом  батыре»  («Новый  взгляд  на  эпос  «М анас»),  в  ме­
тодическом  плане  является 
в 
корне  неверным.  Автор,  ис­
пользуя  в  основном  только  сочинения  и  переводы  трудов 
И. 
Бичурина, 
в 
частности,  его  «Собрание  сведений  о  на­
родах,  обитавших 
в 
Средней  Азии 
в 
древние  времена»
(Т.  1— 3,  М.—Л.,  1950— 1953)  и  некоторые  другие  отдель-
5
*
67

ные  источники,  занялся  подгонкой  этих  сведений  под  эпи­
ческие  события.  Причем,  все  эпические  события  рассмат­
риваются  как  отражение  гуннского  времени,  а  немало  ант­
ропонимов  идентифицированы  с  гуннскими  и  китайскими 
историческими  лицами.  Так,  в  одном  месте  своего  произ­
ведения  он  пишет:  «Было  бы  большой  ошибкой,  если  бы 
мы 
ограничили  время  действия  в  эпосе  «Манас»  только
эпохой  Манаса  (210  г.  до  н.  э.— 174  г.  н.  э.).  Хотя  основ­
ными  персонажами  эпоса  являются  те  батыры,  жившие  во 
времена  Манаса,  а  все  эпические  события  заполнены  цели­
ком  эпохой  «он»  (хуннов)»  (112,  №  5,  с.  143).  Абсурдность
его  выводов  видна  невооруженным  глазом.  Под  эпохой
«он »  автор  имеет  в  виду  правое  крыло  кыргызов,  возник­
шее  намного  позже  гуннского  времени.
С  неменьшим  усердием  взялся  за  доказательство  исто­
ричности  Манаса  и  других  героев  эпоса  другой  автор-лю­
битель  Т.  Оторбаев,  в  1992  г.  выпустивший  в  Таласской  о б ­
ластной  типографии  брошюру  под  названием  «Манас  Ата 
тарыхы»  («История  Манас  А та »).  Он  также  связывает  все
эпические  события  с  реальной  историей  гуннов.  Уже  в  са­
мом  начале  брошюры  он  намечает  8  гипотез  для  «опреде­
ления  исторической  эпохи  эпоса  «Манас».  Начинает  он  с 
209  г.  до  н  э.,  с  основателя  государства  хуннов  Туманнья, 
которого  отождествляет  с  эпическим  Кара-ханом— перво­
предком  в  генеалогии  эпического  Манаса.  А   кончает  ото­
ждествлением  некоего  исторического  Ван  Мана  с  Мана- 
сом.  И  все  другие  главные  герои  эпоса  соотносятся  авто­
ром  с  историческими  лицами  гуннского  периода.  По  его
утверждению,  Манас  родился  в  29  г.  до  н.  э.  (419,  с.  3  4). 
Брошюра  полна  абсурдных  неверных  выводов.  Он  так  же, 
как  О.  Айтымбетов,  основной  упор  делает  на  вышеназ­
ванный  труд  И.  Бичурина  и  совершенно  произвольно  иод 
гоняет  под  исторические  факты  эпические  события.  Одним 
словом,  оба  эти  труда  не  могут  быть  приняты  научной  о б ­
щественностью.  В  лучшем  случае  мы  можем  вести  разго­
вор  только  лишь  об  отражении  отголосков  гуннских  собы ­
тий  в  эпосе  и  не  более.
Следующий  исторический  период,  отраженный  в  эпо­
се — древнетюркское  и  древнекыргызское  время,  охваты­
вает  примерно  V I— IX  вв.  Этот  этап  отражен  в  ®о@|  так­
же  не  выпукло,  но  более  заметно,  чем  гуннский.  Подав­
ляющее  большинство  ученых,  как  мы  показали  выше,  не 
обходят  вниманием  время  древних  тюрков  и  древних  кыр­
гызов.  Так,  с  древнетюркской  поэзией  и  эпохой  древних 
кыргызов,  в  том  числе  с  некоторыми  историческими  лица­
ми,  сравнивают  сообщения  эпоса  П.  Фалев,  М.  О.  Ауэзов,
68

А.  X.  Маргулан,  А.  Н.  Бернштам,  К.  Рахматуллин,  Ы.  Аб- 
дырахманов,  Р.  3.  Кыдырбаева,  Р.  Сарыпбеков  и  др.  Что­
бы  не  повторяться,  приведем  лишь  собственные  доказа­
тельства.  Прежде  всего  отметим  схожесть  тех  же  погре­
бальных  обрядов  древних  тюрков  и  енисейских  кыргызов 
с  данными  эпоса,  где  говорится  о  похоронах  Манаса,  Ко- 
кетей-хана  и  других  эпических  героев.  Например,  Коке- 
тей-хан  перед  смертью  завещает  (в  числе  других  наставле­
ний)  приготовить  жеребцов  чалой  и  голубой  мастей  («буу- 
рул  айгыр»,  «сур  айгыр»),  вероятно,  жертвенных  коней. 
Сведения  эпоса  подкрепляются  археологическими  данны­
ми.  Археологи  обнаруживают  общие  стороны  в  погребаль­
ной  и  поминальной  обрядности  у  древних  тюрков  Алтая  и 
Тянь-Шаня,  у  которых  после  VII  в.  н.  э.  стали  появляться 
и  расхождения  (475,  с.  76— 79).
В  связи  с  этим  отметим  открытый  нами,  благодаря 
кыргызскому  эпосу,  подтверждаемый  археологической  на­
ходкой  своеобразный  хирургический  инструмент  тинтуур. 
Дело  в  том,  что  этот  инструмент,  который  мы  перевели 
как  «стрелкоискатель»  был  найден  в  Туве  в  могильнике 
древнего  енисейского  кыргыза,  жившего  в  IX— X  вв.  Инте­
рес  представляет  факт  бытования  этого  предмета  у  ени­
сейских  кыргызов  в  конце  I  тысячелетия  н.  э.,  а  сведения 
о  нем  отражены  в  кыргызском  героическом  эпосе,  особен­
но  в  «Манасе»  (226,  (с.  97—99).
Немаловажным 
свидетельством 
отражения  в  эпосе 
древнетюркс-кого  и  древнекыргызского  времени  (пример­
но  V I— IX  вв.)  является  сообщение  «Манаса»  о  Великом 
Шелковом  пути.  Ограничимся  лишь  двумя  фактами,  позво­
ляющими  нам  утверждать,  что  торговый  путь  в  своеоб­
разной  форме  отражен  в  кыргызском  эпосе.  Во-первых,  это 
упоминание  большинства  топонимов,  которые  расположе­
ны  по  всей трассе  Великой  дороги  в  Центральной  Азии  и 
сопредельных  территориях.  Во-вторых,  упоминание  эпосом 
главного  торгового  эквивалента  Китая — шелка,  ибо  в  нем 
мы  обнаружили  более  десяти  названий  шелковых  тканей. 
Причем,  два  вида  шелка  прямо  названы  китайскими.
Следующим  аргументом  в  пользу  отражения  эпосом 
времени  древних  тюрков  и  кыргызов  является  схожесть 
вооружения  и  организации  военного  дела  енисейских  кыр­
гызов  с  эпическими  сведениями.  Правда,  военное  дело  и 
вооружение  кыргызов  по  «Манасу»  еще  не  изучались; 
Имеется  лишь  статья  С.  М.  Абрамзона  («Черты  военной 
организации  и  техники  у  кыргызов»),  написанная  на  осно­
ве  материалов  эпоса,  о  которой  мы  упоминали  в  историо­
графическом  разделе.
69

ю
Ш П
шего  попытку  сопоставить  реальное  вооружение  кыргыз­
ского  воина  с  эпическим  (499,  с.  597— 598).  Однако  он  не 
привел  ни  одного  названия  вооружения  и  боевого  одеяния 
из  самого  текста  эпоса.  Тем  не  менее,  названия  вооруже­
ния  и  боевой  одежды,  как,  впрочем,  и  сведения  эпоса  о 
Еоенной  организации  в  целом,  вызывают  самое  присталь­
ное  внимание  ученых.  Очень  интересен  даже  простой  пе­
речень  названий  боевого  одеяния  кыргызского  воина  по 
«Манасу»:  бельдемчи —  боевое  одеяние  в  виде  металличе­
ского  панциря,  прикрывающее  талию  и  часть  ребер;  бада­
на —  панцирь,  кольчуга;  чопкут — род  боевого  одеяния;  ка- 
рыпчы —  боевые  нарукавники  на  плечевую  часть  руки;  ча- 
райна— латы;  соот»— панцирь;  кожаный  кы як—  латы,  на­
девавшиеся  на  грудь;  ак  олпок —  боевые  латы  и  др.  Все 
эти  боевые  одеяния  кыргызского  воина,  упоминаемые в эпо­
се,  получают  подтверждение  в  реальной  одежде  воинов 
енисейских  кыргызов,  что  можно  проследить  по  исследо­
ваниям  Ю.  С.  Худякова,  посвященным  не  только  кыргы- 
зам,  но  и  другим  кочевникам  Центральной  Азии  (498;  500;
501).
Например,  отраженные  в  эпосе  «М анас»  под  названием 
«кыяк»  латы,  надевавшиеся  на  грудь,  аналогичны  куях  в 
эпосе  якутов  и  куяк  в  эпосе  алтайцев.  Кроме  того,  близкое 
к  этому  название  доспеха  встречается  в  эпосе  монголь­
ских  народов.  Выше  мы  отмечали,  что  боевые  латы  олпок, 
так  широко  отраженные  не  только  в  «Манасе»,  но  и  в  це­
лом  в  героическом  эпосе  кыргызов,  также  восходят  к  тун­
гусо-маньчжурскому олбок.  Эти  общности  могли  сформиро­
ваться  на  территории  Южной  Сибири  и  Центральной  Азии 
и,  вероятно,  имели  единый  фольклорный  первоисточник.
Продолжая  разговор  насчет  вооружения  эпоса,  обра­
тим  внимание  еще  на  одну  деталь.  В  эпосе  «Манас»  при
изготовлении  олпок  применяют  и  измельченную  доброт­
ную  сталь  (албарс  болот),  а  также  упоминается  лекар­
ственное  средство  «кантемир  дары».  К.  К.  Юдахин  истол­
ковывает  «албарс  болот»  как  хорошую  сталь,  а  «кантемир 
огу»  как  камень,  который  по  поверью  падает  с  молнией 
(515,  с.  47,  340).  Мы  предполагаем,  что  в  обоих  случаях 
речь  идет  о  метеоритном  железе.  Это  подтверждается  дан­
ными  китайских  источников.  Описывая  кыргызов  и  другие 
народы  Южной  Сибири,  они  сообщают:  «И х  государство 
имеет  железо  небесного  дождя,  его  собирают,  чтобы  де­
лать  ножи  и  мечи,  (оно)  отличается  от  (обычного)  желе­
за»  (24,  с.  59).  В  свою  очередь,  эти  сведения  говорят  в 
пользу  отражения  в  эпосе  времени  енисейских  кыргызов.
70

Как  известно,  ряд  исследователей  (М.  О.  Ауэзов,  А.  Н. 
Бернштам,  А.  X.  Маргулан,  К-  Рахматуллин,  О.  Караев, 
Р.  Сарыпбеков)  считают,  что  в  эпосе  отразился  реальный 
исторический  факт — время  «кыргызского  великодержа- 
вия»,  берущее  начало  с  840— 847  гг.,  когда  енисейские  кыр­
гызы  одержали  победу  над  уйгурами  и  некоторое  время 
господствовали  в  Центральной Азии.
При  этом  А.  Н.  Бернштам  и  некоторые  другие  исследо­
ватели  говорят  об  исторических  прототипах  эпических  пер­
сонажей:  Манас — это  Яглакар-хан,  А лм ам бет— Гюйлу 
Бага  и  т.  д.  А  в  эпизоде  «Великий  поход»  видят  отражение 
событий  840  г.,  когда  кыргызы  взяли  штурмом  г.  Бэйтин 
(Бешбалык)  — столицу  уйгуров.  По  эпосу  это  г.  Бээжин. 
Отдельные 
авторы, 
например,  Э.  Абдылдаев,  эпический 
Бээжин  отождествляют  с  г.  Пекин  или  с  общим  понятием 
«Китай».  В  связи  с  этим  остановимся  на  том,  что  ставит 
под  сомнение  обе гипотезы.
Выше  мы  упоминали  о  весьма  ценном  замечании 
Ы.  Абдырахманова,  что  сам  великий  сказитель  С.  Ороз­
баков  вместо  «Бээжин»  произносил  «Паажын».  В  связи  с 
этим  небезынтересно  упомянуть  городище  Бажын  (Па- 
жын)  — Алаак  на  р.  Чаадана  (18,2  га)  на  территории  Ту­
вы,  датируемое  V III— IX  вв.  Оно  является  самым  круп­
ным  в  Туве  памятником  градостроительства  уйгурского 
времени  в  Центральной  Азии.  «По-тувински  эти  городища 
обычно  называются  «бажын»,  т.  е.  дом»  (279,  с.  122). 
Уйгурские 
городища 
появляются  на  территории 
Тувы 
вследствие  их  господства  с  750  по  840  г.,  хотя,  как  отме­
чают  многие  исследователи,  ожесточенная  борьба  кыргы­
зов  с  уйгурами  началась  еще  в  820  г.  и  длилась  20  лет. 
Поэтому  «почти  все  известные  уйгурские  городища  в  Туве 
расположены  стратегически  продуманно,  как  бы  по  одной 
дугообразной  линии,  обращенной  выпуклостью  к  северу, 
прикрывая  центральные,  наиболее  плодородные  районы 
Тувы  от  возможного  вторжения  северных  соседей —  древ­
них  кыргызов»  (279,  с.  123).  Борьбу  кыргызов  и  уйгуров  в 
начале  IX  в.  отмечают  на  основе  китайских  источников
А.  Г.  Малявкин  (347),  а  на  базе  археологических  памят­
ников—  Л.  Р.  Кызласов, 
который,  однако,  в  отличие  от 
многих  исследователей  вместо  этнонима  «кыргыз»  до  сих 
пор  применяет  термин  «хакас»  (327,  328).  Хотим  обратить 
внимание  еще  на  устную  информацию  Куулар  Орус  из  Ту­
вы,  который  городище  Пажын —  Алаак связывает с послед­
ним  кыргызским  ханом,  покорившимся  монголам.  Мы  вер­
немся  к  этой  легенде  ниже.  Здесь  отметим,  что  поскольку 
городище  являлось  вначале  уйгурским,  возможно,  в  эпосе
71

отражен  факт  захвата  этого  города 
кыргызами.  Но  это 
лишь  гипотеза.  А  в  реальности  слово  «пажын»  (или  «б а ­
жын»)  как  в  тувинском,  так  и  кыргызском  языках  обозна­
чает  близкие  понятия  и  может  явиться  ключом  при  объяс­
нении  эпического  топонима  Бээжин.
Наконец,  в  пользу  отражения  енисейского  периода  ис­
тории  кыргызов  в  «Манасе»  может  говорить  факт  фикса- 
ции  в  письменных  источниках  (например,  в  труде  арабско­
го  автора  Аль-Марвази—XII  в.)  сообщения,  что  кыргызы 
уже  имели  своеобразных  сказителей-певцов.  Это,  в  свою 
очередь,  подтверждает  и  общность  кыргызов  с  народами 
Южной  Сибири  не  только  в  этногенетическом  плане,  но  и 
во  всех  сферах  их  древней  культуры.  Параллели  выявле­
ны  нами  также  в  фольклорных  наследиях  кыргызов  и  на­
родов  Саяно-Алтая  (386,  с.  12— 20).  Все  это  могло  про­
изойти  до  распада  государства  енисейских  кыргызов.  Д а ­
же  имеются  отдельные  версии  эпоса,  где  Манас  рождает­
ся  не  на  Алтае,  как  в  классических  вариантах,  а  прямо  на 
Енисее.  Обратимся  к  следующим  строкам  из  репертуара 
манасчи  Шаабая  Азизова: 
^ 
5
Мунарыктап  учтанган 
Где  неясно  вырисовываются
ввысь  вершины  гор,
Булуцгур  болуп  учтанган 
Эне  сайдын  ээн  жер 
60  канат  ак  боз  уй 
6  куну  толготуп
Где  склоны  гор  заострены,
В  Эне-Сае,  в  пустынной  земле, 
В  юрте  белой  в  60  звеньев 
Шесть  дней  длились  родовые
схватки,
Айкел  Манас  туулуп 
Бай  келдун  бери  жагында
И  Манас  великодушный  родился. 
В  эту  сторону  от  Бай  Кёля
(оз.  Байкал)
Киндигин  кесип,  кирин  жууп 
Эрешен  тартып  эр  болуп 
Калын  журтка  кеп  болуп 
Боконо  сввгу  толгондо 
Кара  манжу  калмакка 
Ай  келун  салган  чуулган
Пуповину  обрезали  и  обмыли. 
Повзрослел  и  стал  молодцом,
О  нем  уж е  говорил  народ,
Он  повзрослел  и  стал  силен. 
Черным  манжу,  калмакам 
Великодушный  стал  наводить
страх.
Ээн  сайга  барганда
В  Ээн-Сай  как-то  пришел,
От  караванщика  такую  весть
Кербенчиден  кеп  укту 
Соодагерден  сез  укту 
Бай  уулу  Эр  Бакай 
Ороздунун  он  уулу 
Тентип  кетти  деп  укту 
Бирее  кетип  Кацгайга 
Бире©  кетти  Алтайга 
Бирее  кетти  Шыбырга 
Бирее  кетти  Серецге
От  торговца  слышал  разговор 
Эр  Бакай  сын  Бая 
Десять  сыновей  Орозду 
Слышал,  что  они  разбрелись, 
Один  ушел  на  Кангай,
Один  ушел  на  Алтай,
Один  ушел  на  Шыбыр,
Один  ушел  на  Серен
(Аральское  море). 
Один  пропал  в  Теренге
(Астрахань?).
услышал,
Бирее  кирип  кетти  Теренге
72

Бирн*  кетти  ОЙоцго 
К умд?7  челду  аралап 
Б и рве  кетти  Саинга4.
Один  ушел  в  Ойои  (Монголия).
Пройдя  через  песчаную  пустыню.
Одни  ушел  на  Саяны.
Конечно,  к  этим  строкам  надо  отнестись  критически 
ибо  здесь  могло  проявиться  индивидуальное  творчество 
сказителя. 
В 
этом  плане  фольклорный  материал  в  целом 
требует  критического  отношения.  В  данных  строках  нме- 
юте я  и  другие  важные  сообщения.  Здесь  упомянуто  озе­
ро  Байкал  в  форме  Бай  квл.  Вероятно,  так  называли  в 
прошлом  тюркоязычные  народы  это  озеро.  С.  А.  Г у рул ев 
считает,  что  название  Байквл  происходит  из  двух  якутских
слое — бай  (богатый)  и  кёль  (озеро)  (231).  Но  так  иазы- 
вали  озеро  и  другие  тюркоязычные  народы,  в  том  числе 
и  кыргызы.  Здесь  следует  сделать  такую  поправку:  слово 
*бай»  переводить  не  как  «богатый»,  а  как  «священный», 
то  есть  как  «священное  озеро»  (ср.  бай  терек — священ­
ный  тополь).  Такую  этимологизацию  дают  Э.  М.  Мурзаев 
и  С.  У.  Умурзаков.  В  их  утверждениях  спорным  может 
быть  только  гипотеза  о  тибетском  происхождении  слова
«Байкал»  (408), 
-I
...
В  вышеприведенном  отрывке  говорится  и  о  том,  что  в 
Ээн-Сае  (то  есть  в  Енисее)  кыргызы  разбрелись  в  разные 
стороны.  Эта  информация  в  точности  совпадает  с  истори- 
__   действительностью.  В  конце  IX  в.,  после  кратко­
временного  господства  в  Центральной  Азии,  кыргызы  не­
сколько  ослабли  и  тогда  большая  часть  их  ушла  кй%  ш в 
запад  и  юг,  так  и  на  восток  и  север,  в  том  числе  в  район 
озера  Байкал.  Возможно,  «Манас»  донес  до  наших  дней
эти  факты  в  своеобразной  эпической  форме.
Следующий  исторический  пласт,  отраженный  в  «Мана­
се» —  кара-кытайский 
и  караханидский  периоды  (X
XII  вв.).  Как  мы  упоминали  выше,  явным  сторонником  ка- 
ра-кытайского  периода  являлся  Б.  Юнусалиев,  которого 
весьма  осторожно  поддерживал  В.  А.  Ромодин.  Манасове- 
ды  Э.  Абдылдаев  и  Р.  Сарыпбеков  частично  касаются  это­
го  этапа,  акцентируя,  однако,  больше  внимания  на  кара- 
ханидах  и  других  исторических  событиях,  отраженных  в
эпосе.
Как  указывалось  выше,  начиная  с  этого  периода,  «Ма~
ческой
1  Запись  1991  г.  из  уст  самого  Азизова  Шаабая  (1927  г.  р.),  в 
аиле  Уч  Кайнар 
Ак-Суйского  района  Иссык-Кулъской  области. 
Он 
является  племянником  знаменитого  манасчи  Чоюке  Омурова  (1886—  
1928).  Сказительский  дар  Шаабай  получил  от  своего  отца  Азиза,  ко­
торый  сохранил  в  свою  очередь  традиционную  композицию  варианта 
своего  брата  Чоюке.  И  эту  сюжетную  последовательность  сохранил 
до  наших  дней  Шаабай.
73

формацию
зательство  в  пользу  того,  что  кара-кытайскии  период  от­
ражен  в  эпосе,— содержание  самого  его  текста.  Во  всех 
существующих  вариантах  и  версиях  «Манаса»  врагами 
кыргызов  являются  кытаи,  калмаки  или  кара-калмаки.  Но 
кого  же  из  них  следует  считать  первоначальным.  Вероят­
но  в  эпосе  под  врагами  кыргызов  вначале  имелись  в  виду 
кара-кытаи.  Это  весомо  подтверждается  и  данными  «М ад­
жму  ат-таварих»,  где  изложены  исторические  события 
X II— XV  вв.,  начиная  с  легенд  о  происхождении  кыргызов
ойн  с  кара-кытаями  и  калмаками  (в  том  числе  с  из-
* 
_-  ^ 
\ 
*у/\т1тт #1 гг
И  ИХ
ложением  эпизодов  из  эпоса  «Манас»)  и  кончая  кыргыз­
скими  генеалогическими  преданиями — санжыра.  Именно 
«Маджму  ат-таварих»,  вероятно,  запечатлел  тот  момент, 
когда  кара-кытаи  попали  в  Среднюю  Азию.  Судя  по  со- 
чинению,  кыргызы  в  это  время  находились  уже  на  своей
1 
____________ —
намг г
г
л
г
  Н 1^Н П и
нынешней  территории,  а  если  поточнее — то  между  гижтт 
Сибирью,  Восточным  Туркестаном,  Иртышом  и  Средней 
Азией.  По  крайней  мере,  упоминается  топонимия  этого  ре­
гиона  и  даже  сопредельные  территории  (до  Крыма  и  ю ж ­
ного  Урала),  что  в  целом  соответствует  местам  прожива­
ния  и  пребывания  кыргызского  этноса  после  распада  их
государства. 
ж  Л
Данные  «Манаса»  подтверждаются  историко-этногра­
фическими  материалами. Так, сообщение  «Маджму ат-тава- 
рих»  почти  в  точности  отражает  историческую  обстанов­
ку  времен  продвижения  кара-кытаев  в  Среднюю  Азию, 
хотя  до  сих  пор  не  до  конца  выясненным  остается  место 
пребывания  кыргызов  во  время  нашествия  кара-киданей 
на  Запад.  Например,  В.  Бартольд  писал,  что  после  утраты
своего  кратковременного  могущества,  кыргызы  в  течение 
более  пяти  веков  упоминаются  только  на  своей  первона­
чальной  родине —  на  Енисее,  к  северу  от  Саянского  хребта 
(131  с.  501).  Но  ясно  одно:  первые  столкновения  кыргы­
зов  с  киданями  произошли 
в 
нач.  X  в.  на  территории 
Центральной  Азии.  Увлекшись  военными  успехами,  кьф- 
гызы  во  второй  половине  IX  в.  расселились  на  огромной 
территории,  что  привело  к  разрыву  этногенетических  свя­
зей  между  ними.  Уже  в  первой  четверти  X  в.  кыргызы, 
как  и  другие  тюркоязычные  народы  не  устояли  перед  на­
тиском  киданей.
В  это  время  «западные  границы  киданьских  владении
простирались  до  Алтайских  гор.  Кидани  разделили  еди­
ный  кыргызский  этнический  массив  надвое.  Часть  кыр­
гызов  сохранила  под  своей  властью  Саяно-Алтай.  Возмож­
но,  что  енисейские  кыргызы  в  этот  период  находились  в
74

зависимости  от  киданей»  (502,  с.  36),  ибо  они  постоянно 
присылали  ко  двору  императора  Ляо  посланников  и  дань
(335,  с.  2).
В  нач.  X  в.  основатель  раннефеодального  государства 
Елюй  Амбагань  (род.  в  872  г.),  расширяя  свою  террито­
рию,  вытеснил  из  Монголии  кыргызов,  захватив  земли  ши- 
вей,  уйгуров  и  др.  народов  (277,  с.  118).  В  924  г.  огромная 
киданьская  армия  продвинулась  на  запад  до  земель  «пле­
мен  иртышских  гор»,  а  в  1010  г.  через  территорию  уйгу­
ров  в  Ганьчжоу  вторгается  в  Семиречье  (443,  с.  167).
«В  нач.  30-х  гг.  XI  в.  под  давлением  киданей  началась 
миграция  тюркоязычных  племен  на  запад»  (422,  с.  73). 
Причем,  более  сильные  народы  стали  вытеснять  более  сла­
бых  с  востока  на  запад.  Немаловажную  роль  в  этом  про­
движении  играли  сами  кидани,  на  что  указывает  и  Абул- 
гази:  «Ближе  всех  других  илей  к  туркменам  жили  хатаи, 
канглы  и  найманы.  Эти  или  другие  стали  нападать  на  о с ­
тавшихся  туркмен.  Туркмены  покинули  все  эти  юрты — 
Иссык-Куль,  Алмалык,  горы  Улуг-Таг  и  Кичик-Таг  и  уш­
ли  в  устье  реки  Сыр»  (309,  с.  57).  Потому  весьма  близко 
к  истине,  что  часть  кыргызов  двинулась  на  запад  именно 
под  давлением  киданей.
Не  станем  здесь  подробно  излагать  историю  передви­
жения  киданей  на  запад.  Отметим  лишь  то,  что  относится 
к  нашей  теме.  Б.  Солтоноев,  а  затем  и  Б.  Юнусалиев,  как 
отмечено 
выше,  отождествляли 
гурхана 
кара-кытаев 
Елюй-Даши  (1097— 1142),  вступившего  на  трон  в  1124  г., 
с  эпическим  Жолоем.  Это  неплохо  подтверждается  сооб ­
щениями  «Маджму  ат-таварих»  о  войнах  между  Манасом 
и  калмаком  Жолоем  и  другими  как  легендарными,  так  и 
историческими  лицами.  Войны  между  Манасом  и  Жолоем 
(уже  как  эпическими  персонажами)  подтверждаются  все­
ми  поздними 
вариантами  и  версиями  эпоса 
«Манас». 
Здесь  хотим  обратить  внимание  на  следующий  факт.  В 
«Маджму  ат-таварих»  излагается  борьба  кыргызов  с  кал- 
маками,  а  также  повествуется  о  происхождении  кыргызов 
от  сорока  гузов  в  Узгенских  горах,  о  войнах  их  с  султа­
ном  Санджаром  и  приходе  гурхана  Елюй-Даши  на  терри­
торию  Средней  Азии  (15,  с.  1— 32).
Но  по  китайским  и  мусульманским  источникам  извест­
но,  что  Елюй-Даши  со  своей  армией,  пройдя  через  страну 
уйгуров,  первоначально  пришел  (в  1130— 1132  гг.)  на  тер­
риторию  Кыргызстана  с  востока.  Опираясь  на  мусульман­
ские  источники,  Г.  Г.  Пиков  пишет,  что  кидани  на  первых 
порах  поселились  в  районе  проживания  кыргызов,  где  соз­
дали  плацдарм  для  дальнейшего  продвижения  на  запад.
75

Даже  указывается  город,  где  население  увеличилось  до 
сорока  тысяч  семейств.  Город  этот  локализуется  на  юге
Тувы  (422,  с.  75— 76).
Дамдинсурэн  Ц.  пишет  о  родоначальнике  племени 
мангутов  хане  Нанчине  (из  эпоса,  истоки  которого  восхо­
дят  к  XI  в.),  жившем  на  Орхоне:  «Соседним  государством 
Нанчина  является  государство  кергисов»  (233,  с.  62).  Ра- 
шид-ад-Дин  также  сообщает,  что  кыргызы  в  это  время 
граничили  на  юго-западе  с  найманами,  жившими  к  югу  от 
Алтая.  А  в  1199  г.  найман  Буюрук-хан  бежал  со  своей  тер­
ритории  от  Чингис-хана  в  Туву,  которая  в  то  время  была
одной  из  «областей  кыргызов»  (50,  с.  135 
137,  150).
Как  утверждает  Джувейни,  на  своем  пути  кара-кытаи 
во  время  передвижения  на  запад  напали  на  земли  кыр­
гызов,  которые  оказали  достойное  сопротивление.  После 
чего  кидани  ушли  дальше  и  на  реке  Итиль  основали  го­
род,  который  при  Джувейни  уже  был  разрушен.  Когда  их 
накопилось  до  сорока  тысяч  домов,  они  пришли  к  преде­
лам  Баласагуна  (11,  с.  18— 19).
Таким  образом,  из  всего  этого  можно  заключить,  что
кыргызы  могли  прийти  на  территорию  Средней  Азии  под 
давлением  кара-кытаев.  По  крайней  мере,  одно  из  таких 
передвижений  кыргызов  с  востока  на  запад  могло  быть 
связано  с  кара-кытаями.  Этот  тезис  получает  хорошее  под­
крепление  и  в  самом  эпосе  «Манас».  Этноним  кара-кытаи 
получил  достаточное  отражение  в  эпосе  «Манас»,  особен­
но  в  варианте  С.  Каралаева.  То  же  самое  относится  к  эт­
нонимам  солон  (солоон),  шибээ  и  найман.  Как  известно, 
солоны  и  шивеи — названия  племен  или  народов  северо- 
восточной  части  Центральной  Азии.  Упоминание  их  яв­
ляется  отражением  давних  контактов  кыргызов  с  мон­
гольскими  и  маньчжурскими  народами,  что  подкрепляет­
ся  наличием  тунгусо-маньчжурских  слов  как  в  лексике
«Манаса»,  так  и  в  целом  в  современном  кыргызском  язы­
ке.  С  шивеями  енисейские  кыргызы,  как  известно,  не  раз 
контактировали.  В  памяти  эпоса  могли  отложиться  и  со­
бытия  847  г.,  когда  в  погоне  за  уйгурами  кыргызы  вторг­
лись  в  земли шивей.
Нельзя  пройти  мимо  такой  гипотезы,  как  отождествле­
ние  гурхана  Елюй-Даши  с  эпическим  Жолоем.  К  тому  же 
Жолой  в  эпосе  называется  кара-кытайским  торё,^ обитав­
шим  в  верховьях  Амура  («Амурдун  башын  жайлаган..., 
кара  кытай  то р о су »).  Здесь  совпадает  название  истоков
местопребывания 
тунгусо-маньчжурских  народов, 
куда
входили  кара-кытаи,  шивеи,  солоны.  Заметим,  что  термин 
тврв  с  кыргызского  языка  в  одном  значении  переводится
76

как -.господин  (в  эпосе — эпитет  властительного  богатыря) 
(515,  с.  759),  чему  полностью  соответствует  титул  гурхана, 
который  носит  Елюй-Даши.  Более  подробно  о  кара-кы- 
таях  и  степени  отражения  их  истории  в  эпосе  «Манас» 
смотрите  в  разделе  «Эпос  «Манас»  о  центральноазиат­
ских  истоках  происхождения  кыргызского  народа».
Наконец,  отметим,  что  кара-кытаи  и  найманы  в  конеч­
ном  счете  влились  в  состав  некоторых  народов.  Наиболь­
ший  компонент  имеется  в  составе  современных  кыргызов. 
Есть  большой  историко-этнографический  материал  о  кыр­
гызских  кытаях.  В  составе  племени  кытай  зафиксирован 
род  кара-кытай.  Этноним  кытай  (с  разночтениями  ктай, 
китай,  хтай,  хытай,  катай)  известен  в  составе  Среднего 
Жуза  (род  кытай  или  ктай  аргын)  (456,  с.  185),  в  составе 
узбеков  (120,  с.  323).  Кытай  оставили  след  и  в  топонимии. 
Например,  близ  Ходжента  есть  селения  Хтай-кишлак  и
Хтай-риза  (118,  с.  27).
Кроме  того,  кытай  зарегистрированы  в  родоплеменной
структуре 
каракалпаков 
(249,  с.  99),  ногайцев 
(145, 
с.  138— 140;  144,  с.  3—8).  В  форме  «киттуд»,  « китат»  ки­
дани  вошли  в  состав  калмыцкого  народа  еще  в  ранний 
период  этнической  истории  ((V I I — XII  вв.)  (102,  с.  8— 9)  и 
позднее — когда  они  жили  по  берегам  Урала  (423,  с.  79). 
Неплохо  представлен  этноним  кытай  в  составе  баш- 
кортов.  Род  кытай  называется  в  одном  из  башкортских 
шежере,  как  плативший  дань  послу  русского  царя  Ивана 
Грозного  (148,  с.  79).  Согласно  башкортским  шежере,  по­
явились  они  в  Башкортостане  с  «разрешения  великого  Те- 
мучина  хана  Чингиза».  Это  подтверждает  Дж.  Г.  Киек- 
баев,  ибо  у  этих  «выходцев  с  берегов  Орхона  и  Селенги» 
в  языке  существуют  специфические  фонетические  комп­
лексы— лт,  нт,  мт,  мк,  нк,  представленные  в  орхонских 
надписях  (299,  с.  234).  И  в  ряде  исторических  преданий 
башкорт  говорится,  что  родина  их  предков — это  Алтай, 
.Иртыш,  озеро  Байкал  (321,  с.  225).  В  топонимии  Крыма 
до  сих  пор  существуют  названия  Ой-китай,  Орто-китай, 
Кара-китай,  Сары-китай  и  др.  (280,  с.  18).  Они  во  многих 
случаях  сочетаются  с  этнотопонимом  Найман:  Ктай-най- 
ман,  Кара-найман,  Онгор-найман  и т.  д.  Имеются  подобные 
названия  и  у  населенных  пуктов  гагаузов  и  болгар:  Кара-
китай,  Киргиз-китай, Катай  (146, с.  48).
Таким  образом,  уже  этот  беглый  обзор  этнонимов  и  то­
понимов  с  компонентом  «кытай»  убедительно  говорит  о 
том,  что  они  были  ассимилированы  народами  Средней 
Азии  и  Казахстана,  Волго-Уральского  региона  и  сопредель­
ных  территорий.  Помимо  «Манаса»  кытай  запечатлены  и

жүктеу/скачать 21,33 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: