Ш. Уәлиханов атындағы кму хабаршысы issn 1608-2206 Филология сериясы. №4, 2019

Ш. Уәлиханов атындағы КМУ хабаршысы    ISSN  1608-2206                                   Филология сериясы. № 4, 2019 

 

193 

 

 

Образ юрты впервые появился в фольклоре и нашел отражение в таких литературных 

памятниках, как «Огуз-наме», «Манас», «Книга моего деда Коркута», «Козы-Корпеш – Баян-

слу», «Кыз-Жібек»  и многих других. Согласно теории известного культуролога Г.Д. Гачева, 

«Юрта, изба, сакля – это не просто предметы обихода, но образы, заключающие в себе целый 

космос,  в  котором  существует  народ.  Юрта,  материалом  для  которой  служат  шкуры 

животных, выражает мироощущение кочевника» [1]. 

Из  зарубежных  писателей  одним  из  первых  к  образу  юрте  обратился  китайский  поэт 

Бо-Цзюи-и  (772-846  гг.).  В  стихотворении  «Юрта»  [2]  он  описал  преимущества  данного 

жилья  кочевника  как  универсального.  Лирический  герой  обращается  к  ней,  как  к 

одушевленному существу. Юрта в стихотворении Бо-Цзюи-и несет защитную функцию: она 

спасает героя от холода, ненастья и обогревает. Стиль и образ жизни кочевника выражены в 

эстетике и модели описываемого жилища, которое требует  от  своих обитателей жизненной 

стойкости  и  терпеливости,  не  предполагающих  особого  комфорта  и  особенных  изысков. 

Вероятно  поэтому,  в  юрту  ему  войти  «милей»,  чем  в  дом.  Герой  китайского  поэта, 

осмысливая  пространство  степи  как  единственно  возможное  и  приемлемое  для  кочевой 

модели жизни, видит жесткие бытовые условия. Тем не менее, жизнь кочевника, описанная в 

стихотворении, полноценная, как и в любом другом жилье. В юрте можно петь и плясать, в 

ней  можно  принимать  гостей, отдыхать.  Лирический  герой  не отдаст  «юрту  голубую»  и  за 

дворцы.  Известно,  что  голубой  цвет  означает  воздух,  лазурный  цвет  неба,  Святой  Дух  и 

вечную  Божественную  истину,  а  также  символизирует  доблесть  и  превосходство.  Все  это 

подчеркнуто китайским поэтом Бо-Цзюи-и. 

В  поэтизации  кочевого  быта  степь,  горы  и  юрта  неразрывны  и  слиты  воедино.  Более 

того,  они  мыслятся  автором,  как  одухотворенные  существа,  создающие  простой, 

незамысловатый пейзаж, дорогой  его сердцу. 

 

ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ 

 

Казахское жилище – юрта неоднократно упоминается на страницах русской классики. 

К  примеру,  Д.Н.  Мамин-Сибиряк  в  1886  году  представил  для  публичного  чтения  в 

«Обществе  любителей  российской  словесности»  легенду  «Баймаган»,  где  наряду  с 

казахскими  топонимами, образами,  предметами  быта, обратился  к образу  юрты,  назвав  его  

«кош».  Слово  «кош»  писатель  объяснил  следующим  образом:  «Кош  –  круглая  киргизская 

палатка  из  войлока».  «В  небе  звезды,/И  в  коше  Хайбибулы  звезды…/  Там  и  ночью  светит 

солнце!», – пишет он, имея в виду тундук.  

В  легенде  Д.Н.  Мамин-Сибиряк  подробно  описал  внутреннее  убранство  юрты:  «У 

Хайбибулы новый кош, который стоит рублей пятьсот, – он из лучших белых кошм, а внутри 

по  стенам  развешаны  дорогие  бухарские  ковры.  Тут  же  стоят  сундуки,  набитые  всяким 

добром – рубахами, бешметами, халатами [3].  

В  гимназическом  сочинении  А.П.  Чехова  «Киргизы»,  написанном  в  1875  году, 

центральное  место  занимает  образ  юрты.  Начинающий  писатель  дал  интересное  и  точное 

определение юртам:  «Подвижные жилища их (киргизов  – М.Ж, Ж.Н.), неразлучные с ними 

во  всех  походах  и  перекочевках…»[4].  При  помощи  нескольких  фраз  Чехов-гимназист 

лаконично  описал  архитектуру  и  строение  жилища  «киргизов»:  «Юрты  делаются 

обыкновенно  из  нескольких кольев,  воткнутых  в  землю,  сведенных  вверху  в  одну  точку и 

покрытых  войлоками.  Знатные  и  богатые  устраивают их  с  большими  удобствами». 

Небольшое  сочинение  А.П.  Чехова,  напсианное  в  году  обучения  в  Таганрогской гимназии,  

предвосхищает будущие творения автора и имеет непреходящую ценность как свидетельство 

интереса писателя к жизни тюркских народов. 

Летом  1909  года  М.М.  Пришвин  совершил  поездку  в  Прииртышские  степи  с  целью 

сделать  серию  зарисовок  из  жизни  крестьян-переселенцев  из  Сибири.  В  своем  дневнике 

Вестник КГУ им. Ш. Уалиханова   ISSN  1608-2206                                              Серия филологическая, № 4, 2019      

 

194 

 

«Путешествие  из  Павлодара  в  Каркалинск»  писатель  сравнил  юрты  с  «керосиновыми 

цистернами, дымом, скотом...» [5, 72].  

Красота ночной степи, «близость» звездного неба не оставили писателя равнодушным. 

В дневнике М.М. Пришвина, как и у многих русских писателей,  образ юрты неотделим от 

звезд,  от  ночного  неба.    «Вся  юрта  похожа  на  воздушный  шар,  и  мы  летим  где-то  в  небе. 

Открыли  –  и шар опустился.  Опять  просыпаюсь  –  мы на земле...[5,  75].  Сравнение  юрты  с 

воздушным  шаром  и  ощущением  полета  в  ночном  пространстве  очень  поэтично  у 

М.Пришвина  и  близко    к  пониманию  Г.  Гачева  как  образа,  заключающего  в  себе  целый 

космос. 

Понимание  юрты  как  «уходящего  жилища»,  уступающего  место  стационарному 

жилью-дому,  с  закономерной  оппозицией  «юрта  –  дом»  более  характерно  для  казахских 

писателей. Юрта была для казаха  средоточием рода, семьи. Вместе с ее утрачиванием стала 

уходить  в  небытие  привязанность  к  национальным  корням,  изменившая  уклад  кочевников. 

Дом  –  понятие  многоаспектное,  как  и  юрта.  Это  и  жилище,  и  убежище,  и  покой,    и 

независимость, и неприкосновенность. Со словом юрта неразрывно связаны такие понятия, 

как  очаг,  семья,  любовь,  продолжение  рода,  традиция,  преемственность,  отечество,  нация, 

народ и история.  

Первым  произведением  в  казахской  литературе,  в  котором  юрта  дана  в 

противопоставлении  со  словом  «Дом»  был  рассказ  писателя-просветителя  Ы.  Алтынсарина 

«Кибитка и дом». В нем повествуется о том, как поссорившись пришли два друга к судье с 

просьбой рассудить их в вопросе о преимуществе жилья. Один мишар (татарин), а другой  – 

казах.  Оба  были  хорошими  мастерами,  занимались  постройкой  землянок  и  деревянных 

домов:  

«Мишар сказал: Надо будет нам построить себе дом, а то зимой будем мерзнуть.  

На это казах возразил: Нет, надо будет сделать маленькую походную юрту.  

Она удобна как для зимы, так и для лета. Если кто-нибудь пригласит  нас на работу и 

мы поедем, то юрту, будь то зимой или летом, можно перевозить с собой. 

-  Ой, пропади пропадом твоя  юрта!  Ни  днем, ни  ночью  не  согреешься  в  ней,  все тебя 

будет пробирать мороз, – запальчиво возразил мишар. 

-  Пропади  твой  деревянный  дом,  который  нельзя  перевозить,  –  в  свою  очередь, 

выражая недовольство, сказал казах»  [6, 72]. 

В  этом  рассказе  спорят  не  просто  два  человека,  а  разные  уклады  жизни  –  кочевой  и 

оседлый, степь и лес, переносная «юрта» и стационарный «дом».  

Судья  принимает  мудрое  решение,  отмечая  достоинства  жилищ  разных  народов  и 

культур:  «Оба  вы  правы.  Юрта  удобна  при  переездах.  Когда  летом  народ  выезжает  на 

жайляу, а вы остаетесь на зимовках и переезжаете от одной зимовки к другой, то для ваших 

переездов удобно иметь небольшую походную юрту. Летом в юрте вы не будете мерзнуть, и 

воздух в ней лучше, чем в деревянном доме. …Рабочему человеку, который целыми днями 

работает  на открытом воздухе, необходимо хотя  бы ночью находиться в тепле, чтобы быть 

готовым к работе на следующий день, поэтому, ты, мишар, сделай себе землянку» [5, 72]. 

У  спорящих  осталось  иллюзорное  впечатление,  что  решение  в  его  пользу  и  он  прав. 

Уходя, они сказали, что один купит походную юрту, а другой сделает землянку.  

В  эпоху  «перелома»,  перехода  к оседлости,  на  смену  юртам  приходят  «стационарные 

дома».  В  рассказе  Г.  Мусрепова  «Пятый  вид»,  написанном  в  1933  году,  юрта  героя 

Есенберлина «вступает в конфликт» с новым временем, новой эпохой.  

В  повести  И.  Есенберлина  «Бурливо  течет  Есиль»,  посвященной  целинной  теме, 

представлена та же оппозиция: юрта-дом. Чабан Зыкырия – человек, близкий к к природе, что 

ярко проявляется в сюжете с юртой. В знак протеста «целинной» жизни, он ставит во дворе 

дома юрту, где его обнаруживают жена и сын: «…Ал, таңертең Есет пен Айжан төсектерінен 

тұрып,  далаға  шыққандарында,  тұкпірінде  тігулі  тұрған  өздерінің  ескі  киіз  үйін  көрді.  Есет 

күлімсірей  барып  есігін  ашты:  киіз  үйдәң  төрінде,  ұйпаланған  көк  шөптіқ  үстінде  әкесі 

Ш. Уәлиханов атындағы КМУ хабаршысы    ISSN  1608-2206                                   Филология сериясы. № 4, 2019 

 

195 

 

ұйықтап жатыр [7, 29]» (“А утром Есет и Айжан, едва встав с постели, выйдя из дома, увидели 

вдали  стоящую  свою  старую  юрту.  Есет,  улыбаясь,  подошел  и  открыл  дверь  юрты:  на 

почетном месте, в центре, на помятой зеленой траве спал его отец” – перевод – М.Ж. и Ж.Н.). 

Размышляя о происходящем, Зыкырия убежден, что человек, поменявший юрту на дом 

лишен  крыльев:  «осынау  әдемі,  таза,  жарық  төрт  қабырғалы  үйге  кіргені  –  қос  қанатынаң 

кесілгені»  [7,  29].  Старому  пастуху  не  хватает  в  «стационарном  доме»  степного  раздолья, 

воздуха,  так  как  это  «дом-ящик».  Г.Мусрепов  актуализирует  в  повести  тему    естественного 

человека и его жизни на лоне природы. Юрта – крылья кочевника, отражение традиционного 

максимализма, а «дом-ящик» - отражение прагматизма нового времени.  

В романе-эпопее М.О. Ауэзова «Путь Абая» представлено многоцветие юрт, в которых 

отражена полнота жизни степного жителя.  

В  авторских  примечаниях  к  русскому  переводу  романа  писатель отмечал:  «В  кочевке 

юрты  перевозились  в  разобранном  виде  на  верблюдах  или  вьючных  конях…  Иногда  в 

торжественных случаях (свадьба, приезд начальства, выборы) юрты составляли по две по три 

вместе; тогда для внутреннего прохода вынимали часть кереге, образуя арки…» [8, 290]. 

Сравним научно-описательные и художественные описания юрты кочевника.  

жүктеу/скачать 3,45 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: