Шəкен Аймановтың
жүктеу/скачать 2,73 Mb. Pdf көрінісі
|
| устраивал целые импровизированные представления.
— О, Шакен-ага был мастер импровизации. Из маленькой детали делал огромный концерт. Фантазия у него кипела. Я у Коли Рыбникова часто бывал, у него там фотографии: Радж Капур, его жена и Шакен-ага, англичане в обнимку с ним как родные братья, Шакен-ага, как всегда, в середине. Был он, кстати, и хорошим пародистом. Но и его любили пародировать. Евгений Яковлевич Ди- ордиев, Женя Попов, Камал-ага Кармысов, многие актеры. Они имели на это право… Вместе играли, вместе шутили. — Ты тоже его пародировал? — Нет. Я передаю, как он думал, пел, общался с людьми, каким был на съемоч- ной площадке. То есть его манеры, стиль поведения. А вот пародировать не имею права. Это мой, как говорится, отец в искусстве, а с отцом так не поступают. — Шакен вообще был человек удивительный, если не сказать, магический. — Вот скорее всего. Взять Димаша Ахмедовича Кунаева. Он же не простой человек, а Шакен-ага с ним дружил. Спокойно заходил к нему, решал с ним важные проблемы. Для Шакена-ага каждый человек был авторитетом и каж- дый — личностью. Он был на равных со всеми и радовался чужим успехам, как своим, будь то снятый фильм, сыгранная роль или просто везение. Знаю об этом по собственному опыту. Если у меня рождался сын, то у него, считал он, рождался внук. Если на мою долю выпадала удача, то это была и его удача. Помню, был у меня период вынужденного простоя, и он очень переживал за меня. И вдруг из Москвы телеграмма — я утвержден одним из главных героев на фильм «Московская жена». И вызывают меня в директорскую. Я захожу, а Шакен-ага (хлебом не корми, дай похохмить!): «А-а-ай, балам, что это у тебя московская жена есть, что ли?» Я испугался: «Что вы, Шаке, какая московская жена?» — «А это что за телеграмма?» — «Так ведь это, — говорю я, — картина, которую я жду.» «А-а! Ну раз так, давайте тогда отпустим его!» По интонации я почувствовал — он обрадован, что меня утвердили в Москве. — Вот ты поешь сейчас шакеновские песни, и это один к одному. Мог бы ты сыграть его? — А я уже, считай, сыграл. В жизни. А на экране — это не проблема. Правда, Шакена сыграть, нужны Кунаев, Имашев, Султан Ходжиков, Абдулла Карсакба- ев, Мажит Бегалин, Нурмухан Жантурин, Идрис Ногайбаев, Ануар Молдабеков и многие, многие другие. Надо создать ансамбль. Это тот случай, когда королю нужно окружение. Вот говорю это, а сам понимаю, как повезло мне и моим ровесникам! Ведь мы работали с нашими корифеями. Я работал с Канабеком Байсеитовым. Курманбеком Жандарбековым, Елубаем Умурзаковым. И я их всех, а Шакена-ага в первую очередь до самой последней клеточки ощущаю. — Кем бы, по-твоему, был бы Шакен, живи он во времена дедов? — Одним из тех, кем были Мади и Биржан, Акан Сери и Курмангазы. То есть народным певцом по имени Шакен Сери. Ну и, конечно, весельчаком- острословом, как его любимый герой Алдар Косе. Литературная запись Людмилы Енисеевой-Варшавской Игорь ВЕРЕЩАГИН, Игорь ВЕРЕЩАГИН, кинорежиссер, заслуженный деятель искусств Казахской ССР Åãî èìÿ íîñèò êèíîñòóäèÿ Ø акен Айманов. Имя этого выдающегося казахского актера и режис- сера советского кино и театра, обаятельного и жизнерадостного человека навсегда вошло в историю казахской культуры. Его имя присвоено киностудии «Казахфильм». Это решение с благодарностью воспринято все- ми, кто любит искусство кино, кинематографистами республики, которых оно обязывает равняться на Шакена Айманова в его партийном понимании задач советского искусства, в его высокой требовательности к идейному и художе- ственному уровню своих произведений. Мне посчастливилось принимать участие в создании нескольких фильмов Ш. Айманова, сотрудничать с ним в Союзе кинематографистов Казахстана. И, может, потому мне хочется начать рассказ о его жизни и творчестве с одного из своих воспоминаний. ...Вокруг, куда ни кинешь взгляд, ковыльная степь без конца, без края. Мчатся по этой степи из Павлодара к Баянаулу автомашины со съемочной группой фильма «Безбородый обманщик» — о герое народных сказок, хитроумном Алдаре Косе. Внезапно впереди показалась гряда невысоких гор. И дорога уже бежит вдоль скал, похожих на волшебные изваяния. Неожиданно Шакен попросил остановить машину. Он шел по густой траве, пригнувшись и что-то ища. Остановился, увидев небольшой родник, опустился на колени и неторопливо начал пить. 262 Òîïæàðªàí 263 ІІ. Жизнь в искусстве — Что, Шакен-ага, — спросили его, — нашел волшебную воду, возвращаю- щую юность? — Нет, — встретил доброго друга своей юности... Семьдесят лет тому назад у этого студеного родника стояла юрта бедняка скотовода Кенжетая, мудрого и душевного человека. В этой юрте 15 февра- ля 1914 года и родился Шакен. В горах Баянаула прошло его детство. Здесь впервые услышал он народные легенды и сказки, полюбил мелодии казахских песен, тронул пальцами струны домбры. Думается, здесь, среди причудливых гор, у берегов дивного озера Жасыбай и родилось в душе Шакена то острое чувство любви к красоте земли, жизни, к красоте людей и их дел, которое он бережно пронес через всю свою яркую жизнь в искусстве. Окончена школа. Шакен хочет стать народным учителем, и ему приходится уезжать из родных мест, но частица его сердца оставалась там, на «постоянной прописке». Потому он часто возвращался в Баянаул, где снимал многие эпизо- ды своих фильмов. И я никогда ни в Алма-Ате, ни в Москве не видел его таким для всех окружающих своим, таким душевным, можно сказать, светлым, как в чабанской юрте, что стояла невдалеке от Жасыбая, по-домашнему устроивше- гося у гостеприимного дастархана его детства! Одно из значительных произведений Ш. Айманова — фильм «Земля от- цов», поставленный им по сценарию Олжаса Сулейменова. Герой этой карти- ны — старый кузнец строит мазар, куда собирается перенести прах сына, по- гибшего под Ленинградом. Ведь по обычаям предков вечный покой можно обрести только на родной земле. Вместе с внуком аксакал проезжает тысячи километров, чтобы выполнить свой отцовский долг. Встречи с разными людь- ми, знакомство с огромной страной, только что выдержавшей тяжелейшие ис- пытания Отечественной войны, по-новому раскрывают перед дедом и внуком понятие Родины, убеждают их, что Родина — это нечто куда большее, чем род- ной очаг. И старик-казах понимает, что нельзя потревожить братскую могилу, а земля, за счастье которой отдал жизнь его сын, такая же для него родная, как земля детства. Так и для Шакена Айманова самым дорогим ему местом в мире был Бая- наул. Но он также горячо, по-сыновнему любил безбрежный, все ярче расцве- тающий Казахстан, землю его народа, а истинной Родиной своей убежденно считал весь великий и могучий Советский Союз, светоч свободы и дружбы на- родов, оплот счастья и мира на планете. Учиться в педагогическом техникуме Ш. Айманов едет в Семипалатинск. Он впервые в большом городе, да еще таком, где многое напоминает, по- вествует юноше о далеком и недавнем прошлом его народа, где в братских могилах рядом лежат русские и казахи, павшие в борьбе за установление Советской власти, кровью скрепившие нерушимую дружбу своих народов- братьев. …Русский доктор, казахи-артисты, люди разных национальностей, работаю- щие и лечащиеся в санатории, — все это одна добрая семья в фильме «Наш милый доктор». Так творчески, в художественных образах раскрывал Ш. Айманов тему совет- ского интернационализма в этой, одной из наиболее популярных своих лент... Учась в Семипалатинске, Шакен не раз заходил в домик, где останавливал- ся, приезжая в этот город, Абай. Трудно передать чувство, когда ступаешь на ступеньки лестницы, по которым до тебя ходил великий поэт, или стоишь в светлой комнате на втором этаже дома, зная, что именно в ней работал вы- дающийся казахский просветитель. Неизгладимые впечатления от таких, пусть заочных, встреч с Абаем помогли Шакену Кенжетаевичу сыграть в фильме «Песни Абая» одну из лучших своих ролей. Память сердца вела его и в рабо- те над инсценировкой на сцене казахского театра великого романа корифея казахской советской литературы Мухтара Омархановича Ауэзова, за которую Ш. Айманов как постановщик (вместе с Я. Штейном) спектакля «Абай» и чтец от автора был удостоен Государственной премии СССР. Но в театре возможно- сти воплощения многоплановой эпопеи были все же ограниченными. И Айма- нов, придя в кино, годами мечтал о создании многосерийного фильма «Путь Абая», настойчиво готовился к нему. Больше того, он говорил, что приступит к этой работе сразу по завершении картины «Конец атамана». Но не пришлось ему больше ставить ни этот, ни другие фильмы... Девятнадцатилетним юношей Шакен переступил в Алма-Ате порог тогда тоже еще юного Казахского драмтеатра, который стал на десятилетия его род- ным домом. Они росли вместе — театр и актер. Театр стал академическим, а Айманов — народным артистом СССР. При этом Шакен никогда не забывал, что своими успехами он во многом обязан аксакалам театра — К. Куанышбае- ву, С. Кожамкулову, Е. Умурзакову, К. Жандарбекову, К. Бадырову, поддержав- шим его первые шаги на сцене, примером и советами помогавшим молодому актеру в его творчестве. Более ста ролей сыграл Айманов в Казахском академическом театре драмы имени М.О. Ауэзова, можно сказать, прожил на сцене немало ярких, глубоких, волнующих жизней. Но Айманов был в театре не только актером, он поставил десятки спектаклей, стал художественным руководителем труппы. Работая в театре, Шакен Кенжетаевич с интересом следил за тем, как за- рождается в Казахстане искусство кино, с которым ему хотелось поближе познакомиться. И он, уже известный актер, принимает участие в массовых сценах первенца казахского художественного кино — фильма «Амангель- 264 Òîïæàðªàí 265 ІІ. Жизнь в искусстве ды». А вскоре исполняет уже крупные роли в фильмах «Райхан» и «Белая роза». Первая значительная работа Шакена Кенжетаевича в кино была осущест- влена им в фильме «Песни Абая», поставленном Г. Рошалем и Е. Ароном по сценарию Мухтара Ауэзова. В этой картине учитель и его ученик в театре — К. Куанышбаев и Ш. Айманов — играли роли учителя и ученика в поэзии — Абая и Шарипа. Шакен с большой глубиной, достоверностью и предельной вы- разительностью создал сложный, противоречивый образ далеко не бездарно- го фанатика, любящего Абая за талант, мастерство, ревнующего его к другим ученикам и смертельно ненавидящего гуманные, прогрессивные убеждения великого просветителя народа. А потом был фильм «Джамбул», принесший актеру широкую известность не только у нас в стране, но и за ее рубежами (постановщик картины — Е. Дзиган, прославившийся фильмом «Мы из Кронштадта»). Сорокалетний актер сумел не только достоверно передать внешние, возрастные, портретные изменения своего героя — от юноши до столетнего аксакала, но главное — раскрыть по- степенное обогащение духовного мира великана казахской народной поэзии. Свою дальнейшую судьбу Айманов решил связать с кинематографом. Это был переломный момент. Ему, признанному авторитету в области театрально- го искусства, предстояло заново осваивать творческие пути в кинематографе. Первые свои фильмы он ставил вместе с опытными режиссерами К. Гаккелем и М. Володарским, внимательно прислушиваясь и к советам знающих кино- операторов М. Аранышева и М. Берковича. Это был переломный момент и во всей деятельности Алма-Атинской ки- ностудии, которая в 1945—1953 годах сняла всего лишь три игровые ленты, а с 1954 года, после прихода Ш. Айманова, начала ежегодно выпускать по не- скольку художественных фильмов. Для своего режиссерского дебюта в кино Шакен избрал экранизацию поэтич- нейшей народной легенды о юных Козы Корпеш и Баян Сулу, взяв за основу филь- ма спектакль Каздрамтеатра. Однако у сцены свои законы, а у экрана — свои. В результате фильм «Поэма о любви» оказался как бы на перепутье: уже не театр и еще не кино. Эту ленту охотно смотрели, но к удаче Айманова ее не отнесешь. С каждой новой картиной росло профессиональное мастерство Шакена Кенжетаевича как кинорежиссера, картины которого, как правило, встреча- ли у зрителей хороший прием и подчас становились новой вехой в развитии казахского киноискусства. Как этого Шакену удавалось добиваться? Ответ на такой вопрос и сегодня актуален для кинематографистов республики. Думает- ся, дело, главным образом, в двух важных особенностях работы вдумчивого и талантливого режиссера. Во-первых, стремление Айманова в своих произ- ведениях создавать впечатляющие образы дореволюционного и Советского Казахстана. И главное — откликаться на важные социальные и нравственные проблемы жизни, идти в ногу со временем. В его фильмах воспевается дружба наших народов, глубоко поднимается тема любви к Родине. Нет возможности хотя бы кратко остановиться на всех фильмах Ш. Аймано- ва, но в год 30-летия целины нельзя обойти молчанием его картину «Мы здесь живем». Освоение целинных земель находилось еще в самом разгаре, когда на студиях страны было сделано несколько лент, посвященных развернувшей- ся трудовой битве. Картина Шакена выгодно отличалась тем, что в ней ново- селы приезжали не в «безлюдную пустыню», а на землю, хотя и не знавшую плуга, но по которой веками кочевали казахи, пасли табуны лошадей, отары овец. Айманов в фильме показал, как складывались деловые, переходящие в дружбу отношения новоселов с коренным населением этих мест. В 1958 году на первом Всесоюзном кинофестивале «Мы здесь живем» был признан луч- шим фильмом о целине и удостоен специального диплома. Это пример граж- данственности, партийности кинопроизведений режиссера-коммуниста. У Ш. Айманова учились, с ним пробовали творчески соревноваться, его по- мощью пользовались многие режиссеры казахского художественного кино. Пятнадцать лет он был лидером кинематографистов республики, поставив за эти годы одиннадцать фильмов и приняв практическое участие в создании еще трех лент, за одну из которых — «Крылья песни» — был удостоен Государ- ственной премии Казахской ССР. Вершиной творчества Айманова в кино, думается, был его последний фильм «Конец атамана», в котором органично слились историко-революционная тема, увлекательный приключенческий сюжет, прекрасная игра актеров и вы- сокое профессиональное мастерство режиссера. Жизнь учит, что подлинные произведения искусства рождаются лишь тог- да,, когда мысли и чувства в них отстаиваемые, соответствуют мыслям и чув- ствам художника. Успехи Айманова в кино — во многом следствие его актив- ной гражданской позиции. Сейчас, когда отмечается 70-летие со дня рождения Шакена Кенжетаевича Айманова, мы вспоминаем о нем, как о дорогом нам человеке, выдающем- ся мастере кино и театра, который успешно прокладывал первые пути казах- ской художественной кинематографии, звал нас, кинематографистов, созда- вать глубокие, волнующие, увлекательные фильмы, воспитывающие зрителя в духе идей родной Коммунистической партии, верным солдатом которой был Шакен-ага. Газета «Казахстанская правда». № 44. 1984. 19 февраля 266 Òîïæàðªàí 267 ІІ. Жизнь в искусстве Марк БЕРКОВИЧ, Марк БЕРКОВИЧ, кинооператор, заслуженный деятель искусств Казахской ССР Íîêòþðí N рилетая по разным кинохлопотам в Москву, мы обычно устраивались в одном номере. Днем чаще всего бегали врозь, но каждый знал, что най- дет другого в Доме кино после полуночи, в то самое время, по словам Пушкина, …Когда все доброе ложится, А все недоброе встает. Между прочим, не такое уж недоброе. В те времена монастырское распи- сание питающих заведений не загоняло совершеннолетних дядей в кроватку одновременно с передачей «А ну-ка спать, малыши!». Кафе и рестораны мир- но работали до четырех часов ночи, а по субботам — и до пяти утра. И это не вызывало наступления армагеддона. В московском Доме кино и подавно. Осматриваюсь. Где же Шакен? Десятки тесно поставленных столиков спрессованы небольшим залом. За каждым столиком свой кружок, замкнутый своим магнитным полем. Конвек- ция почти отсутствует. Вся прелесть именно в сочетании публичности и уеди- нения. Вот в кругу своих молчаливых почитателей грузно восседает мрачный Борис Андреев. Много лет над этим замечательным актером довлело проклятие инер- ции сыгранных ролей дебоширов, хулиганов, простодушных увальней. Позднее в нем открыли и щемящую лирику, и умную душевность, и глубокий драматизм. Шакен это предчувствовал и тепло относился к нему. Другой кружок — чисто женский. Здесь по-домашнему судачит с приятель- ницами Марина Ладынина. Не хватает только вязания. И Айманова. Нет его и за столиком Ады Войцик, Валентины Серовой, Татьяны Окуневской. Горячо жестикулирует Михаил Ромм. Он что-то рассказывает или доказыва- ет, нервно перебрасывая папиросу из одного угла рта в другой. Для печально отрешенной Кузьминой и для всех за этим столом не существует на свете ни- чего, кроме Ромма. Где же Айманов? Нет его и за столиком Козловских. Много лет эти патриархи не только советского, но и досоветского кино исправно являлись по субботам в Дом кино, терпеливо дожидаясь ритуального часа, когда все со смехом и шумно вы- талкивали на середину зала эту библейского возраста пару. Танец они исполняли глубоко дореволюционный, даже если иметь в виду революцию 1905 года. Дальше, так сказать, документальный столик. Здесь, пуская искры из ноз- дрей, витийствует хронический диктор Леонид Хмара. Но молчаливые, все по- видавшие асы хроникеры Микоша, Каспий, Коган, Шер взирают на него с иро- нической терпимостью… Наконец, я заметил Шакена. Мрачный, он сидел с каким-то незнакомцем. — Как прошел концерт? — рассеянно спросил он. — Флиер — это Флиер! — развел я руками. — Душа полна музыки, но тело просит бифштекса! — Я бы предпочел музыку. Особенно Флиера. — Шакен сокрушенно вздох- нул. — Люблю этого пианиста. Огонь! Жаль, что не смог побывать на его кон- церте, но сегодня праздновали день рождения Евгения Шварца. Он не простил бы мне отсутствия! Да я и сам бы себе не простил. Это ведь старинная дружба. Илюша! — Шакен поймал проходившего официанта. — Позаботься тут о моих друзьях, пока я на часик исчезну. — Ты куда? — вырвалось у меня. Шакен только удивленно взглянул в мою сторону. Такие вопросы между нами не задавались. Я смущенно поглядел на соседа, но любопытства он не возбуждал. Снова повернувшись, вместо Шакена я обнаружил только дымя- щийся в пепельнице окурок. — Шакен — это Шакен! Его пути неисповедимы! — сказал я. Это должно было сойти за приглашение к общению. Но с таким же успехом я мог попытать- ся вовлечь в оживленную беседу памятник Гоголю, который мой сосед, кстати, здорово напоминал. Тот самый старый памятник на Пречистенском бульваре (его потом заменили), где писатель, ссутулившись, грустно смотрит на затоп- танные в мокрый асфальт листья. Обладатель гоголевского носа долго молчал и был явно не расположен к диалогу. Тягостная пауза прервалась тем, что принесли мой бифштекс и заи- грал оркестр. И то и другое в равной мере исключает беседу, ибо еда меша- ет говорить, а инквизиторы-джазисты — что-либо слышать. Мысленно я ругал Шакена. Удружил, нечего сказать! Подкинул «компанию», а сам упорхнул. Что делать? Уйти — неловко, сидеть — тоска смертная. Раскидав по залу весь запас фальшивых нот, оркестр, наконец, иссяк и воца- рилась благостная тишина. Посмотрел я на моего злосчастного соседа и вздрог- нул от неожиданности. Сосед смотрел на меня с иронической усмешкой, прон- зительными, умными глазами. Только теперь он напоминал Вольтера. — Прочти свои стихи! — мягко и дружелюбно предложил он. — Какие стихи? — задохнулся я. — Свои, конечно. Не мои же! — спокойно пояснил он. — Ты же не станешь врать, что не писал стихов. 268 Òîïæàðªàí 269 ІІ. Жизнь в искусстве Чего уж там! Вольтер не рисковал ошибиться, потому что стихи — это дет- ская болезнь, которой болеют почти все. Синдром поэзии прихватил меня во время Отечественной войны, которую я отшагал «от звонка до звонка». Мыс- ленно я проник в тетрадки моих фронтовых стихов. В одной страницы сли- плись. Она вымокла в сумке противогаза, когда осенью сорок первого мне случилось переплывать Нару с пулеметом на спине. Стихи были добрыми друзьями в самые тяжелые дни и честно заслужили покой снисходительного забвения. Но сосед терпеливо ждал. — Мусор! — поморщился он, когда я нарочно прочел одно из самых заумных стихотворений. — Не старайся меня обескуражить! Давай что-нибудь настоящее! Черт бы его побрал! Мятежный дух мой всегда восставал против вторжения чужой воли. Что за наваждение? Еще куда бы ни шло, если бы командовал этакий хрестоматийный чернобородый демон с гипнотическими лазерами в зрачках. А то ведь вот — невзрачный человек, сидевший так нескладно, словно его сломали в нескольких местах, чтобы он уместился в стуле. Я ужасно злился, но все-таки читал дальше. Невозможно было не читать. Потому что слушал он не рассеянно, а необы- чайно заинтересованно, как нечто для него лично очень важное. Это глубокое внимание обескураживало. — Ага! Вот это уже похоже на дело! — воскликнул он вдруг и вниматель- но посмотрел на меня, словно увидел впервые. — Знаешь! Вокруг Айманова крутятся дельные люди и брандахлысты, талантливые неудачники и одарен- ные ничтожества. Только дураков возле него я не встречал. Ладно, не вздумай обидеться! Прочитай, пожалуйста, еще что-нибудь! Прочитай. Ты же знаешь, наверное, аймановский «часик»? Бывало на фронте, в окопе, поверяли свою жизнь неизвестно кому, когда во тьме и лица собеседника не различишь. Не принято было спрашивать — кто ты такой? А сейчас я ловил себя на мысли, что неплохо бы знать — кто мой поэти- ческий экзаменатор? Он менялся на глазах поминутно. То обволакивал чудесной улыбкой, от ко- торой все его умное лицо сбегалось к переносице лучами тонких морщинок. То, словно исчерпав все силы на эту улыбку, вдруг сникал и надолго отключал- ся. Я терялся в догадках. Внезапно меня обожгло подозрение, что Шакен сейчас клацает в бильярд- ной шарами. Это вполне в его духе. Еще, глядя на мою постную физиономию, весело посмеивается, хлопая себя по бедрам. Ну, погоди! Однако воинственный запал пропал вхолостую. В бильярдной медленно, как рыбы в аквариуме, плавали между столами наиболее фанатич- ные завсегдатаи. Шакена тут не было. — Аминь! — сказал я самому себе. — Хватит на сегодня мистики. Пойду расплачусь и марш-бросок в гостиницу! жүктеу/скачать 2,73 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|