IX
Воскресенье. День гонок. Всю последнюю неделю Кестер тренировался ежедневно.
Вечерами мы принимались за «Карла» и до глубокой ночи копались в нем, проверяя каждый
винтик, тщательно смазывая и приводя в порядок все. Мы сидели около склада запасных частей
и ожидали Кестера, отправившегося к месту старта.
Все были в сборе: Грау, Валентин, Ленц, Патриция Хольман, а главное Юпп – в
комбинезоне и в гоночном шлеме с очками. Он весил меньше всех и поэтому должен был
сопровождать Кестера. Правда, у
Ленца возникли сомнения. Он утверждал, что огромные,
торчащие в стороны уши Юппа чрезмерно повысят сопротивление воздуха, и тогда машина либо
потеряет двадцать километров скорости, либо превратится в самолет.
– Откуда у вас, собственно, английское имя? – спросил Готтфрид Патрицию Хольман,
сидевшую рядом с ним.
– Моя мать была англичанка. Ее тоже звали Пат.
– Ну, Пат – это другое дело. Это
гораздо легче произносится. – Он достал стакан и
бутылку. – За крепкую дружбу, Пат. Меня зовут Готтфрид. Я с удивлением посмотрел на него. Я
все еще не мог придумать, как мне ее называть, а он прямо средь бела дня так свободно шутит с
ней. И Пат смеется и называет его Готтфридом.
Но все это не шло ни в какое сравнение с поведением Фердинанда Грау. Тот словно сошел с
ума и не спускал глаз с Пат. Он декламировал звучные стихи и заявил, что должен писать ее
портрет. И действительно – он устроился на ящике и начал работать карандашом.
– Послушай, Фердинанд, старый сыч, – сказал я, отнимая у него альбом для зарисовок. – Не
трогай ты живых людей. Хватит с тебя трупов. И говори, пожалуйста, побольше на общие темы.
К этой девушке я отношусь всерьез.
– А вы пропьете потом со мной остаток выручки, доставшейся мне от наследства моего
трактирщика?
– Насчет всего остатка не знаю. Но частицу – наверняка, – сказал я.
– Ладно. Тогда я пожалею тебя, мой мальчик.
Достарыңызбен бөлісу: