хлеб
хлеб
(об урожае)
Д1К1
Д2К1
К1К1
взять
выдержать
взять
барьер
характер
барьер
(спорт)
Д1К2
Д2К2
К1К2
К2К2
во все
аттическая
взять на
антик с
тяжкие
соль
пушку
гвоздикой
Д1К3
Д2К3
К1К3
К2К3
К3К3
пойман с
очертя
сбить
точить
бащ на
поличным
голову
с понталыку
лясы
баш
44
Представим доминирующую суть этой концепции, которая к настоящему времени
претерпела ряд улучшений и модификаций [1]. В настоящее время из-за сложности ее
осмысления и применения современные ученые филологи не пользуются этой
методологией при анализе семантического движения в лексемах и их сочетаниях. Мы
считаем, что именно эта концепция применима для исчисления не только conceptus-а, но и
при выявлении предпонятийных смыслов, то есть концептов, conceptum-а.
Аппарат D/К реперезентируются двумя символами: D и К, обозначающие
денотативную и коннотативную семемы. Семема D отражает денотативное значение,
которое не подвергалась семантическому сдвигу, то есть это значение, рефлексирующее
непосредственную внеязыковую действительность. Ср., например слова подлость,
серость, продажность, в которых семема D1 отражает только денотат и в этом значении
не ощущается ни одной коннотативной семы, так как лексема данной семемы отсылает к
тому представлению, заключенного в семеме D1 той же лексемы. Ср., примеры,
извлеченные из работы М.М. Копыленко и З.Д. Поповой [2, с.30], заливать что-либо чем-
либо (огород) и заливать (лгать продолжительно и виртуозно). У этой глагольной
лексемы в зависимости от дистрибуции имеется одно денотативное значение D1 и одно
коннотативное, появившееся в результате семантического сдвига в семантическом статусе
К1. Но имеется одно общее представление: независимо от дистрибуции когнитивное
значение для лексемы заливать (огород) и заливать (лгать) – это идентичный
предпонятийный смысл “чрезмерное насыщение сверх меры что-либо чем-либо” [Даль,1,
с.597].
Данный концепт выступает в качестве своеобразного посредника между этим
словом и разными внеязыковыми реалиями, а значения у реалий совершенно другие, и
нельзя их свести к образующему концепту. Мы осознаем этот посредник как тончайшую
линию между действительностью и теми денотатами, обозначающими эту реальность.
Тончайшая реальность находится на более глубоком уровне семантики, она не осознается
человеком, так как она растворена в «коллективном бессознательном» начале языка.
Такое представление есть архетип ментальности, представляющий собой как некое
мерцание символов культуры этноса и никакой мистики не представляет, наоборот, она
реальна как все то, что окружает нас и отраженное при помощи языка находится в нас
самих.
Приведем из работы Н.О. Лосского следующие предложения, характеризующие
русскую ментальность, в семантическом статусе D1:
- свободолюбивая черта русского человека;
- бунтарские черты характера русского человека, приводящие к необузданной
жестокости;
- кроткая и смиренная душа русского человека.
Для объяснения и уточнения смысла этих предложений можно активизировать
ментальную модель – оценочный фрейм, в ходе эксплицирования мысленно можно
поставить перед собой вопросы: Кто так считает? Кто считает русского человека
свободолюбивым, либо бунтарским или кротким и смиренным? Оценочный фрейм
вбирает в себя субъект оценки, а это источник мнения, своеобразный мотив оценки.
Знание об этом заставляет человека заниматься поиском недостающих компонентов
конкретной оценочной ситуации. Так, Н.О. Лосский считает, что в русском человеке
проявляются отчетливо и свободолюбивые, и бунтарские черты, и в то же время он может
быть кротким и смиренным человеком.
Как указывают М.М. Копыленко и З.Д. Попова, что семема D2 не может
развиваться из семемы D1: «это совершенно новая семема с оригинальным составом сем.
Но одна-две семы у семем D1 и D2 тождественной лексемы обязательно оказываются
общими». Мы считаем вслед за А.Ф. Лосевым, что существует определенная общая сема,
45
которая является посредником между обозначающей лексемой реальностью и семемами,
выступающими в качестве «бытия среднего», то есть концептом, обладающим
когнитивной иконичности, а семемы у тождественных лексем обозначают разные явления,
действия, реалии окружающей человека среды.
Ср., например, в сочетаниях лексем ити, прибежати, провести въ поустыню –
лексема поустыня на семантическом уровне выражает разные денотативные значения: D1
‘обширная заслушивая область со скудной растительностью; безлюдное место’. Ср., в
Успенском сборнике XII века: прибеже въ поустыню межю чехы и ляхы и тоу испроврьже
животъ свои зъле; раздель море по соухоу проведе въ поустыню, а противьныя погроузи
въ бездьне. D2 ‘монастырь’ – это значение обнаруживаем в Амарт: иде въ Александрию и
постригъся иде въ поустыню китеискую и тоу пребываше различнымь исправлениемь
[Амарт,380, 25-26 (Б,573)]. Так, что же объединяет денотативные значения в
семантическом статусе D1 и D2? Это тончайшая линия иконического представления о
безлюдном месте, которая выступает в качестве посредника между денотатами данной
лексемы и разными внеязыковыми реалиями. И эту семантику невозможно свести к
образующему их концепту.
Таким образом, различение денотативной лексемы в семантическом статусе D1 и
D2 обеспечивается не только их осмыслением, но главное все зависит от контекста
дистрибутивных элементов дискурса, способствующего уточнению в контексте семем D1
и D2. Для выявления когнитивного предпонятийного смысла этого недостаточно.
Необходимо определить «зерно первосмысла», а это лежит в области иконического
представления или в глубинном уровне когниции, то есть в «образе образа». На
поверхностном уровне семантики легче репрезентируется значение лексемы в
семантическом статусе D1, что касается семемы D2, то здесь возникают трудности в
определении общей семы для D1 и для D2.
Приведем еще несколько примеров из древнерусских ментальных концептов,
которые являются заимствованными из византийских сакральных текстов.
Так, концепт «высшая степень правды» (σοφία), подверженный дисперсии,
обнаруживаем в «Изборнике 1076 года» (И 1076): Веньць премоудрости бояти ся га,
страхъ гнь процвитая миръ и съдравие, и ицеление [И 1076, 312,11-12-313,1-2]. В
семантическом отношении данное предложение выражает: «человек должен быть кротким
и смиренным, и только в этом случае он сможет возвыситься, и преодолеть свою косность.
Высшую степень правды нельзя обнаружить у человека, это имманентное свойство бога».
Ср., в Амарт предложение с эквиполентным значением: «разоумеемъ кротость его и
искоусимъ беззлобие его» [Амарт,271,3 (Б.391)].
А концепт «евангелие» (‘доброе известие’), в среднегреческом языке ευαγγέλιον,
наблюдаем в «Истории иудейской войны» Иосифа Флавия (Иуд): «и всяк град
праздноваше благовещение и жрътвы и немь носяще»[Иуд,355,12-13]. В семантическом
аспекте здесь говорится, что жители города встречают определенный сакральный день и
приносят в честь него жертву.
Борьба с «эллинской» верой переносится писцами на древнерусскую почву,
благодаря дисперсии, которая теперь направлена против славянского язычества. Ср.,
концепт «уничтожение» (τελειν) в «Повести временных лет» (ПВЛ): «и жьряху им [Хърса,
Дажьбога, Стрибога, Семарьгла, Макошь] (…) и жьряху бесом и осквьрняху землю
требами своими» [ПВЛ, 95]. На семантическом уровне повествуется, что язычники
совершают жертвоприношение своим языческим идолам и приносят жертву бесам и
своими действиями оскверняют землю. Пейоративный фрейм буквально наведен на весь
этот текст. Подобные тексты требуют конкретных действий. Именно такое наведение
создает прецедент к формированию мелиоративной ментальности к кафолической вере.
Существуют тексты, обладающие интенцией перлокуции. Именно они совершают
сдвиги в ментальном поле этноса. Такие сдвиги позволяют заполнить, в образовавшейся
лакуне текста, определенными идеями кафолической конфессии. Так, концепт
46
(‘совершение определенного целенаправленного действия’) отражается в тексте И 1076:
«възведи очи милостивьно на седяя въ наготе и зимою съкърчивъшааго ся, поноуди
естьство свое прикрытии одеждею лежаштею оу тобе» [И 1076,226,5-11]. Здесь
эксплицируется сакральная мысль, что нужно быть милосердным, и только тогда можно
стать истинным христианином.
Предпонятийный смысл (‘физиологическое состояние’) имплицируется в тексте
Амарт: «его ради не инде страсть терпить Хс и еще же ни на ином месте распинаеться»
[Амарт,456,30-31 – 457,1(Б,713)].
В следующем предложении И 1076 можно обнаружить концепт «показывать,
раскрывать»: подобаеть наказати языкъ да боудеть слоуга дхвьнеи блгдети, вьсякъ ядъ и
пронырьство отъ оустъ своихъ измечуште и глъ срамьныихъ [И 1076,430-431,8-13;1].
Читатель воспринимает только одно значение – ‘наставлять, научить, воспитывать народ
(племя)’ [ЧАН,19,294].
Таким образом, в исследуемых текстах внедряется идея Slavia Orthodoxa, которая
была привнесена из Византии через болгарское посредство. Доминирующие смыслы
лексем и их сочетаний на поверхностном уровне семантики являются денотативными в
семантическом статусе D1.
Теперь приступим к рассмотрению коннотативных семем и некоторых их
когнитивных свойств.
«Коннотативная семема» вбирает в себя не только коннотативную
(высокоидиоматичную) часть семем той или иной лексемы, которая обозначается М.М.
Копыленко и З.Д. Поповой символом «К», но и денотативную (D) часть лексем,
подвергшуюся семантическому сдвигу. Семантический сдвиг имеет три глубинные
уровни – от К1 до К2 и К3.
Рассмотрим более подробно эти глубинные уровни семантического сдвига.
Семема К1 представляет собой мотивированную, возникшую в результате
эволюции семемы D1. Кроме того, нельзя исключать тот факт, что семема К1 может
возникнуть и из семемы D2. Семный состав семемы D1, подвергаясь семантическому
сдвигу, имплицируется, но не исчезает, а, наоборот, оставшиеся семы в структуре
«перемешивающего слоя» совершают перегруппировку, параллельно изменяя иерархию
сем. Мотивированность имплицитной денотативной семы рефлексируется не в лексеме, а
в мышлении и сознании носителей языка, то есть фиксируется в языковой системе. Не в
семном составе лексемы, а в сознании носителя языка происходит отсылка на
иконический концепт совершенно другого денотата. Ср.: разорвать оковы, узы (D1D1),
Достарыңызбен бөлісу: |