Южный научный центр российской академии наук

209
Е.В. Михина (Челябинск)
РЕЦЕПЦИЯ «ЧЕЛОВЕКА В ФУТЛЯРЕ» А.П. ЧЕХОВА 
В ПРОЗЕ В. ПЬЕЦУХА
Вячеслав Алексеевич Пьецух – прозаик, эссеист, один из ярких 
представителей «иронического авангарда» [Иванова 1989] в со-
временной литературе. Своеобразие этико-эстетических доминант 
творчества представителей «иронического авангарда» (Е. Попова, 
Вен. Ерофеева, М. Кураева, В. Пьецуха), по мнению В. Курицына, 
определил тот факт, что они «росли не по жизни, а по книгам», «они 
дети культуры» [Курицын 1990: 172]. «Литературоцентричность» 
творчества В. Пьецуха находит отражение и в диалоге с А.П. Чеховым 
(цикл «Чехов с нами» 1988–1989 гг. и рассказ «Человек в углу»).
Первый рассказ цикла «Наш человек в футляре» [Пьецух 1990] 
полемически заострен по отношению к тексту-предшественнику. 
Серпеев – главный герой рассказа – является зеркальным отражением 
Беликова, естественно, с противоположным знаком. Связь с прототек-
стом осуществляется за счет включения фамилии классика в заглавие 
цикла, состоящего из трех рассказов (как у Чехова); цитирования 
чеховского заглавия с добавлением компонента «наш» в названии 
первого; отсылки к чеховскому персонажу в первом абзаце текста.
Начало рассказа сближается с чеховским уже нарративом от 3-го 
лица, который у Чехова переходит к учителю Буркину, жившему 
с Беликовым «двери напротив», а у Пьецуха сохраняется до конца 
рассказа. Таким образом, чеховское повествование от лица героя по 
отношению к автору является объективным, в то время как нарра-
тор Пьецуха сохраняет субъективность на протяжении всего текста. 
Подобное отличие объяснимо принадлежностью писателей к разным 
художественным направлениям: цель Чехова – создать реалистиче-
скую ситуацию, Пьецуха – показать возможность интеллектуальной 
игры с известным текстом. Несоответствие мыслимого и реального 
порождает гротесковость и ироничность повествовательно-стилевого 
плана в прозе современного автора, «интертекстуальную иронию»: 

210
Творчество А.П. Чехова: текст, контекст, интертекст.
«С одной стороны, органическая литературность русской жизни 
заставляет автора узнавать, вычитывать литературно-исторические 
прототипы из описываемых им анекдотических коллизий. <...> 
С другой стороны, прямые интертекстуальные переклички с русской 
классикой лишь подчеркивают несоответствие жизненной ситуации 
тому, что знакомо из литературы и истории XIX века» [Липовецкий 
1997: 233].
Начало рассказа Пьецуха сближено с повествованием учите-
ля гимназии Буркина. Ср.: «…месяца два назад умер у нас в го-
роде  некий  Беликов,  учитель  греческого  языка,  мой  товарищ» 
(C. X. 42–43) и «Учитель древнегреческого языка Беликов, в сущ-
ности, не знал, чего он боялся, и умер от оскорбления…». Чеховский 
персонаж строит свое сообщение в форме инверсии, акцентируя 
реальность излагаемого факта, в то время как современный повество-
ватель инверсию снимает, выдвигая на первый план псевдоцитату, 
составленную из отдельных узнаваемых компонентов чеховского 
текста. Первое предложение рассказа Пьецуха, по сути, становится 
обобщением известного классического сюжета. Фраза «Нет, все-таки 
жизнь не стоит на месте», завершающая авторское сопоставление ге-
роев и первый абзац, провоцирует нас на поиски «движения жизни», 
то есть самостоятельное сопоставление образов в дальнейшем тексте. 
Та же фраза, завершая рассказ, станет рефреном и выводом, к кото-
рому, по мысли Пьецуха, должен прийти реципиент.
Глубинный  интертекстуальный  слой  выявляется  при  сопо-
ставлении фамилий персонажей. По словарю В.И. Даля, словами, 
от которых, возможно, произошла фамилия Беликов оказываются: 
белый
 (‘бесцветный, противный черному’ [Даль 2003: 209] – цветовая 
характеристика героя в противовес «чернобровой и краснощекой» 
Вареньке Коваленко), белец и белица (‘живущий в монастыре, но еще 
не постриженный в монашество’ [Даль 2003: 211] – трактовка, близ-
кая образу жизни героя). Производящим словом к фамилии Серпеев, 
видимо, является серпистый (‘согнутый серпом’ [Даль 2003: 69], 
то есть задавленный страхом). Итак, происхождение обеих фамилий 
связано с образом жизни персонажей, то есть для создания фамилии 
своего героя Пьецух использует тот же прием, что и Чехов.
С первых строк рассказа автор предлагает читателю сопоставить 
известный литературный образ и своего героя. Если для учителя 
XIX века футляром становится преподавание греческого языка, то 
для учителя века XX – преподавание русского языка и литературы. 
Беликовское «как бы чего не вышло» в варианте Серпеева доходит 

211
Е.В. Михина (Челябинск)
до своей наивысшей точки: «Беликов боялся, так сказать, выборочно, 
а Серпеев почти всего: собак, разного рода привратников, мили-
ционеров, прохожих ... одним словом, почти всего, даже глупо пере-
числять». Отдельные лексемы данной фразы также перекликаются 
с чеховским повествованием за счет повтора местоимения «всего» 
(ср.: «В городе стали бояться всего…»). Первоначальный вывод, 
сделанный рассказчиком из подобного сопоставления, оказывается 
не в пользу Серпеева: «Беликов все же был сильная личность, и сам 
окружающих застращал, постоянно вынося на люди разные пугатель-
ные идеи; Серпеев же был слаб, задавлен своими страхами и, кроме 
как на службу, во внешний мир не совал носа практически никогда…» 
Налицо замена ситуации: Беликов запугал жителей города, жители 
города (страны) запугали Серпеева.
Из рассказа Буркина мы узнаем о жизни взрослого Беликова, тогда 
как нарратор Пьецуха сообщает нам и предысторию возникновения 
страхов Серпеева: горе-отец сообщил четырехлетнему сыну о том, 
что все люди смертны, и мальчик начал бояться смерти; товарищи 
по детским играм били его за интеллигентность – появилась боязнь 
«рукоприкладственного насилия»; начал бояться голода, так как 
однажды отстоял трехчасовую очередь за хлебом; пугался женщин, 
которые могли «ошельмовать его перед комсомольской организаци-
ей»; боялся телефонов, звонков в дверь, учителей и учеников и т.д. 
Выясняется, что страхи героя В. Пьецуха «имели под собой в той или 
иной степени действительные резоны». «Наш человек в футляре» 
в самом деле оказывается нашим, то есть понятным и близким людям, 
пережившим описанные времена. Пьецух мотивирует запуганность 
персонажа, создавая тем самым портрет эпохи в ее резких, характерных 
чертах, хотя и не конкретизируя ни место, ни время действия.
Желание Серпеева «офутляриться» – спрятаться от страшной 
действительности – представляется вполне обоснованным: «…он 
боялся звуков ночи, потому что по ночам в округе то страшно сту-
чали, то страшно кричали, а у него не было сил, если что, поспешить 
на помощь». Аллюзии с Беликовым («на входную дверь он навесил 
чугунный засов, а стены, общие с соседями, обил старыми одеялами», 
«на службу ходил в очках с незначительными диоптриями, чтобы 
только ничего страшного в лицах не различать») становятся чертами 
различия, а не сходства. 
В дальнейшем образ как бы раздваивается: с одной стороны, перед 
нами современный Беликов, с другой, порядочный человек, тонко 
чувствующий прекрасное, всем нутром болеющий за души доверенных 

212
Творчество А.П. Чехова: текст, контекст, интертекст.
ему учеников: «…ему претила мысль оставить детей на тех злых шало-
паев, которые почему-то так и льнут к нашим детям и которые, на беду, 
составляли большинство учительства в его школе». (Ср. с учителями 
в рассказе Чехова: «…наши учителя народ все мыслящий, глубоко 
порядочный, воспитанный на Тургеневе и Щедрине».) Серпеев 
оказывается способен и на смелые поступки: не только регулярно 
подменяет «глупые плановые темы» интересными и важными для 
формирования молодых людей, то есть идет против циркуляров, чего 
всегда так боялся Беликов, но и отказывается перестраиваться «на 
виду у целого класса» в момент внезапной проверки из городского 
отдела народного образования, то есть открыто выступает против 
начальства, что даже в голову не могло прийти чеховскому герою, 
опасавшемуся, что «прикажут подать в отставку». 
После увольнения (или освобождения) героя из школы он по-
лучает возможность вести «внешкольный курс словесности» «для 
особо заинтересованных учеников хотя бы у себя дома», то есть по-
прежнему имеет возможность учить «если так можно выразиться, 
душе, опираясь главным образом на светлую литературу девятнадца-
того столетия». Так В. Пьецух разрушает читательские стереотипы, 
связанные с концептами «футляр», «футлярный человек». Его герой, 
несмотря на свою «задавленность страхами», оказывается «футляр-
ным» диссидентом» [Петухова 2005].
Как у Чехова, так и у Пьецуха, конец рассказа трагичен. Причиной 
смерти современного героя становится уход учеников, сорок восемь 
часов ожидания ареста и сердечная недостаточность, приключив-
шаяся с ним на третьи сутки. (Этот момент рассказа отдаленно на-
поминает происшествие с другим чеховским героем – чиновником 
Червяковым, однако в подтексте прочитывается ожидание ареста, 
что снимает комизм ситуации.) 
Изменение образа происходит прямо на глазах. «Футлярный 
человек» осознает парадоксальную истину: «…это они все чуточку 
не в себе, а он-то как раз в себе» – явная реминисценция «Палаты 
№ 6». Его идеалы, почерпнутые из «светлых книг» девятнадцатого 
столетия, невозможны в страшном ХХ веке. Если на верхних, до-
ступных наименее эрудированному читателю интертекстуальных 
слоях, выявляется сходство героев Чехова и Пьецуха, то на глубинном 
уровне Серпеев не просто зеркальное отражение Беликова с другим 
знаком. Он – человек, сохранивший душу, сердце, свой внутрен-
ний мир в очень непростое время. Открытая апелляция к Чехову, 
использование чеховского названия и сюжета служат способом 

213
Е.В. Михина (Челябинск)
изображения современной автору социальной действительности. 
Русская история и классическая литература (автор – литератор по 
профессии и историк по образованию) становятся в прозе Пьецуха 
значимыми составляющими нашего времени. Сополагая явления 
высокого  и низкого  уровня,  вводя  в произведения  иронически 
переосмысленные культурно-исторические и литературные реми-
нисценции, широко обращаясь к цитации и параллелям, Пьецух 
обостряет восприятие русской истории и литературы и их идеалов 
в современности. «Вечные истины», поданные в ироническом ракурсе, 
звучат ново и неожиданно. Литературоцентричность русской жизни 
становится художественным выражением постмодернистского по-
нимания алогичности, аномальности и абсурдности ситуации рубежа 
XX–XXI веков.
Новый поворот «футлярной» темы автор предлагает в рассказе 
«Человек в углу» [Пьецух 1997]. Заглавие становится синонимом 
устойчивого выражения «человек в футляре» («человек, который 
замкнулся в кругу своих узких интересов, боится всяких нововве-
дений (по названию рассказа А.П. Чехова)» [Ожегов 1986: 746]), 
что выясняется в процессе чтения. (Заглавие рассказа А.П. Чехова 
«В родном углу» также содержит лексический компонент «в углу», 
но с совершенно иным значением – «пристанище, место, где живут» 
[Ожегов 1986: 715], поэтому говорить об интертекстуальной отсылке 
к этому произведению вряд ли возможно.) Герой текста Валентин 
Эрастович Целиковский – бывший учитель рисования во второй 
городской школе города Грибоедова, имеет целый букет болезней: 
«…страдал сахарным диабетом, гипертонией, ишемической болезнью 
сердца и бессонницей, к тому же он был туг на левое ухо, как государь 
Александр I Благословенный, но только, разумеется, не в результате 
учебных стрельб, а в результате того, что младшая дочь гвоздем у него 
в ухе поковыряла, когда он однажды призадумался невзначай, а тут 
еще он занемог глазами и начал мало-помалу слепнуть». Чтобы вы-
лечиться от слепоты, отправляется к известной ведунье Маевкиной, 
которая объясняет Валентину Эрастовичу, что любая болезнь воз-
никает из человеческого страха. 
Обдумывая такую версию происхождения болезней, Целиковский 
приходит к выводу, что в Грибоедове не может быть здоровых людей, 
поскольку «жизнь пропитана страхами, как водой». Сам Валентин 
Эрастович боится «неизлечимых болезней, толчеи на трамвайных 
остановках, эпилептиков, смерти, удостоверений, бандитов, голода, 
угара, пожара, зонтичных грибов, секретарей партийных организаций, 

214
Творчество А.П. Чехова: текст, контекст, интертекст.
венерических инфекций... всякого рода физических страданий, битого 
стекла, сновидений, органов следствия и суда». В этом огромнейшем 
перечне слышны отголоски страхов и Беликова, и Серпеева, к тому 
же внесюжетный образ «странного» учителя рисования уже присут-
ствовал в рассказе «Наш человек в футляре», что позволяет говорить 
не только о чеховском интертексте, но и об «автоинтертекстуально-
сти» [Фатеева 2006]. Пьецух выводит проблему на новый уровень 
обобщения: боятся не отдельные личности, а все люди, проживающие 
в городе Грибоедове, да и во всей стране. 
От  страхов  жизни  Целиковский  прячется  в  несколько  фут-
ляров: «во избежание посторонних влияний на головной мозг» 
зимой и летом ходит в треухе, отсиживается в углу между русской 
печью со стороны лежанки и крашеной тумбочкой у стены, если 
хочет скрыться от внешних воздействий или побыть в одиночестве. 
Своеобразным «футляром» становится и постоянное изобретатель-
ство: если Валентин Эрастович одержим какой-либо идеей (например, 
постройкой велосипеда оригинальной конструкции), то страдания 
близких перестают его трогать: «Дров купить было не на что, семья 
обносилась до последней возможности, за электричество не плати-
ли с Октябрьских праздников» (аллюзия на рассказ А.П. Чехова 
«Крыжовник», герой которого фактически уморил жену голодом 
ради осуществления своей мечты о крыжовнике). Целиковский 
считает себя избранным, поскольку, как ему кажется, видит ангелов 
и слышит «сообщательные шумы» из других миров. Однако столь 
тонкие слух и зрение отгораживают Целиковского от реального 
мира близких людей: ни один из «волейбольной команды» его детей 
не может существовать в современных условиях – «старший сын под 
электричку бросился, дочь молодой умерла, консервами отравилась, 
вторая дочь повесилась ни с того, ни с сего, младший сын в тюрьме 
сидит за политику». С родителями живет только младшая дочь, ко-
торая постоянно лежит на печи, так как «сильно затронута тонким 
миром, и временами впадает в буйство». 
Таким образом, В. Пьецух, создавая рассказ «Человек в углу», 
вновь вступает в полемику с А.П. Чеховым. По его мнению, «че-
ловек в футляре» страшен не только тем, что стремится запугать 
окружающих, но и тем, что за своими страхами перестает видеть 
проблемы близких людей. Однако хуже всего ситуация, когда все 
граждане страны оказываются задавлены страхами, «загнанными 
в угол» (футляр), а решение любых проблем видят лишь в помощи 
различных ведуний и ангелоподобных существ из другого мира. 

215
Е.В. Михина (Челябинск)
Литература
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 12 
1. 
т. Т.1. М., 2003. 
Иванова  Н.  Намеренные  несчастливцы?  (О  прозе  «новой 
2. 
волны») // Дружба народов. 1989. № 7. С. 239–240.
Курицын В. Четверо из поколения дворников и сторожей // 
3. 
Урал. 1990. № 5. 
Липовецкий М.Н. Русский постмодернизм: Очерки исторической 
4. 
поэтики. Екатеринбург, 1997.
Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1986. 
5. 
Петухова Е.Н. Притяжение Чехова: Чехов и русская литература 
6. 
конца ХХ века. СПб, 2005. 
Пьецух В.А. Наш человек в футляре // Пьецух В.А. Я и прочее: 
7. 
Циклы; Рассказы; Повести; Роман. М., 1990. С. 34–38. 
Пьецух В.А. Человек в углу // Пьецух В.А. Государственное 
8. 
дитя. М., 1997. 
Фатеева Н.А. Интертекст в мире текстов: контрапункт интертек-
9. 
стуальности. М., 2006. 

216
Н.В. Моисеева (Ростов-на-Дону)
СРЕДСТВА ДИАЛОГИЗАЦИИ МОНОЛОГИЧЕСКОЙ РЕЧИ 
В ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОЙ ПРОЗЕ А.П. ЧЕХОВА
Отбор и организация языковых средств публицистического стиля, 
к которому относят «исторически сложившуюся разновидность ли-
тературного языка, обслуживающую широкую сферу общественных 
отношений: политических, экономических, культурных, спортивных, 
повседневного быта и др.» [Русский язык. Энциклопедия 1997: 
399], определяется его основными функциями — информативной 
и воздействующей. Важное значение имеют также экстралингви-
стические факторы — массовость адресата и оперативность средств 
массовой информации. Для публицистического стиля характерны 
«чередования стандарта и экспрессии, логического и образного, 
оценочного и доказательного, экономия языковых средств, доходчи-
вость, лаконичность, последовательность изложения при информа-
тивной насыщенности» [там же]. Использование языковых средств 
обусловливается во многом их социально-оценочными качествами 
и возможностями с точки зрения эффективного и целеустремленного 
воздействия на массовую аудиторию, что объясняет характерные для 
публицистического стиля призывность, полемичность. 
Реализация данных функций, органически присущих языку 
публицистического стиля, возможна лишь при одном условии: ори-
ентация на читателя должна включаться в творческий процесс как 
целевая установка автора. 
Жанровые черты журнальных и газетных выступлений А.П. Чехова 
менялись на протяжении всей его творческой деятельности. Его ста-
тьи и заметки первой половины 80-х годов строятся как репортажи, 
описания, близкие к протокольному стилю повествования, хотя, без-
условно, окрашенные личной чеховской манерой. В конце 80-х годов 
он пишет ряд статей, выдержанных в духе размышления на важную 
общественную тему. В публицистической прозе позднего периода, 
при обычной сдержанности тона (публицистическая окрашенность 

217
Н.В. Моисеева (Ростов-на-Дону)
и пафосный характер повествования в целом не свойственны стилю 
Чехова-публициста), чувствуется глубокая заинтересованность 
и убежденность автора в затрагиваемых вопросах, высказываемых 
мнениях. 
Провести четкую границу между художественными и «газетны-
ми» жанрами у А.П. Чехова не всегда достаточно просто, в этом, по-
видимому, и проявляется особенность чеховской манеры изложения, 
максимально полно и точно воспроизводящей описываемые события 
и лица и выражающей, без «учительских» назиданий, отношение 
к ним автора. 
Своеобразие жанра «Острова Сахалин» как очеркового произ-
ведения проявляется в сочетании в нем научных, публицистических 
и художественных элементов. Определенное самим А.П. Чеховым 
как произведение научно-публицистического характера, «Остров 
Сахалин» представляет собой соединение разнородных частей: 
авторских размышлений, научных наблюдений, художественных 
зарисовок, чужих рассказов.
Произведения публицистической прозы А.П. Чехова всегда имеют 
четко заявленную авторскую позицию, в правильности которой 
требуется убедить читателя. Убедительность же публицистического 
выступления зависит от его аргументированности, от правильной 
организации доказательств. В публицистическом произведении чужие 
точки зрения автором уточняются, сопоставляются и обязательно 
оцениваются. Аргументация предполагает выявление альтернатив, 
разрешение той или иной ситуации, выбор одной из них. В некоторых 
случаях А.П. Чехов прямо опровергает взгляды оппонентов, вводя 
их в качестве «третьих» коммуникантов в разговор с читателем, 
адресуя к ним вопросы и высказываемые суждения. «Третьи» лица 
предстают в публицистической прозе А.П. Чехова и обобщенно, 
и персонифицированно.
1. Нельзя сказать: масляное масло, деревянное дерево, мокрая 
вода. Нельзя, ибо это нелепо... Нельзя также сказать: пожар в по-
жарном депо... потому что и это нелепо, не согласно с законами ло-
гики. Однако же как назвать событие, имевшее место не так давно 
в нашем пожарном депо? Событие это произошло от неосторожного 
обращения с зажженной папиросой, которую держал во рту один 
из наших кухаричьих дон жуанов, наших прославленных кухонных 
бонвиванов — пожарных. Как ни верти языком, ни финти мозгами, 
как ни фразируй, а от нелепой игры слов «пожар в пожарном депо» 
не отвертишься.
 (С. XVI, 111).

218
Творчество А.П. Чехова: текст, контекст, интертекст.
2. Теперь, конечно, вопрос: где г. Николаев видел таких литера-
торов? Все пишущие, которые на Руси считаются пока не сотнями, 
а единицами и десятками, более или менее известны, если не публике, 
то самим же пишущим. С кого же писал г. Николаев своего Мухина? С 
какого обсервационного пункта наблюдал он и изучал этот «тип»? 
Как дважды два — четыре, бедный Мухин выведен только ради 
эффекта (двадцать третьего по счету), а нравственная физио-
номия его выжата г. Николаевым не откуда, как только из глубины 
«внутреннего миросозерцания»
 (С. XVI, 232).
Способом опровержения может служить также своеобразный 
внутренней авторский диалог (рассчитанный в то же время на при-
влечение читателя), эксплицитно выраженная проверка логики 
рассуждения.
3. Объявление о «Жизни» декорировано фамилией Ф.Н. Плевако, 
как будущего сотрудника. Имя это напечатано трехаршинными бук-
вами, чтобы и близорукие увидели... Интересно бы знать, чем будет 
выражаться сотрудничество г. Плевако? Будет ли он защитником 
редактора и издателя перед судом читателей, или же явится как 
гражданский истец со стороны подписчиков?
 (С. XVI, 138). 
4. Мы с нетерпением ждем прибытия индейцев. Везет их к нам 
на показ из Берлина некий Александров. Будущие гости принадлежат 
к племени Сиу и К. (…) Очень приятно, но... на кой черт нам индей-
цы? И что мы в них созерцать и изучать будем? Индейские нравы? 
Напрасно... У нас у самих есть нравы, и почище еще индейских. В за-
москворечье, в театральной конторе, в московских аптеках, в саду 
«Эрмитаж» и прочих полезных учреждениях вы найдете нравы, пред 
которыми бледнеют все папуасы и компрачикосы.
 (С. XVI, 94).
Авторские рассуждения в публицистической прозе А.П. Чехова 
репрезентированы вопросительными цепочками (ВП) и вопросно-
ответными комплексами (ВОК).
Одиночные ВП, как правило, не используются в качестве са-
мостоятельных средств диалогизации в публицистической прозе 
А.П. Чехова, а образуют вопросительные цепочки. Основная функция 
таких вопросительных цепочек — постановка проблемы. Как автор 
фельетонов и заметок на злобу дня А.П. Чехов считал себя обязан-
ным в этом жанре, как он сам выразился, «нападать на личность». 
Вопросительные цепочки заключают в себе ряд вопросов, полемически 
направленных виновникам «московских недугов и уродств».
5. Не так давно в Сущевскую часть явился молодой французик 
Николя Морес и заявил, что Сарра Беккер убита не Мироновичем, 

219
Н.В. Моисеева (Ростов-на-Дону)
а его, француза, рукою... (...) Губа у француза не дура, ибо извест-
ность хорошая вещь, — но почему он избрал именно убийство Сарры 
Беккер? Почему он не пробежался нагишом по Кузнецкому, почему 
не пишет стихов в «Волне», почему не подрался с Лентовским? Все 
это дало бы ему известность помимо квартала и допроса у следова-
теля... Впрочем, у всякого барона своя фантазия и всякий по-своему 
с ума сходит...
 (С. XVI, 137). 
6. «Россия» только что нарождается, и еще даже в самой редакции 
неизвестно имя первого подписчика: «кто он будет: камер-юнкер, ка-
мергер или просто кавалер?» Пусть себе рождается сколько ей угодно, 
но ... один нескромный вопрос: со сколькими сотрудниками, сколько раз 
и чего ради судились вы, г. Кланг, издавая вашу «Москву»? Впрочем, 
вместо постскриптума можно запустить и еще один вопросик: кто 
скушал деньги, полученные с подписчиков за «Москву» в сем 1883 году? 
Вы или ваш коллега Сталинский?
В  холодной  вам,  субъекты,  сидеть,  а  не  журналы  издавать! 
(С. XVI, 43).
Вопросительные цепочки в публицистической прозе, как правило, 
организуются местоименными (собственно-вопросительными) пред-
ложениями. Такие ВП не содержат подсказки ответа, возможности 
выбрать одну из предложенных альтернатив, как при неместоименных 
ВП. В ответе необходимо предоставить новую информацию, рас-
крывающую те понятия, которые выражены в ВП вопросительными 
местоимениями и местоименными словами. Местоименные ВП 
требуют не просто проявления согласия или несогласия с мнением 
адресанта, но конкретного ответа, а значит, владения точным зна-
нием о предмете вопроса. В противном случае адресат вынужден 
признаться в незнании, в невозможности дать определенный ответ. 
Таким образом, в публицистическом произведении вопросительные 
цепочки, состоящие из местоименных ВП, используются для создания 
ситуаций своеобразной полемики автора с оппонентами. 
Семантика ВП, входящих в вопросительные цепочки, в публицисти-
ческой прозе, как правило, связана с выяснением обстоятельств:
– причины:
7. «Венец успеха» и «гений» можно простить молодому поэту. 
Бывают и похуже поэты — всех не переделаешь. Но вот где непрости-
тельная странность: зачем это муза венчает венцом успеха портрет, 
а не самого стоящего около портрета виновника торжества? Отчего 
барышня, «выдвинувшись», не венчала сама, а заставила заниматься 
этим делом ни в чем не повинную музу? Впрочем, все это пустяки, 

220
Творчество А.П. Чехова: текст, контекст, интертекст.
а вот где серьезно: на другой день в той же газете мы прочли, что 
Шостаковский приглашен за границу на место покойного Вагнера... 
Гм...
 (С. XVI, 83).
– цели:
8.  (...)Г.  Иванову-Козельскому  иностранные  костюмы  также 
не к лицу, как г. Ленскому черный сюртук. Далее... Для чего Горацио 
нарядили в шлем? Для чего выпускали из текста то, что нельзя 
выпускать? 
Но эти маленькие промахи бледнеют пред гениальностью того, кто 
первый подал мысль поставить «Гамлета» на Пушкинскую сцену.
Лучше плохо сыгранный Шекспир, чем скучное ничего 
(С. XVI, 
21).
– места:
9. Недавно кричали про авторов Мессалин, Днепровских порогов 
и проч., а где теперь эти авторы? Где теперь одноусый Волков, шаро-
видный Коптев-анималист, писавший тапиров вместо лошадей? Где 
Эллерт, Янов, Левитан et tutti quanti? Где они?
 (С. XVI, 54).
Вопросительное значение в таких ВП оформлено с помощью во-
просительных местоименных слов и наречий для чего, к чему, зачем, 
отчего, где,
 занимающих препозитивное положение. 
10. В кружке, было время, играли светила. Правдин, например, 
Стружкин... Г. Стружкин, 
где вы? Все еще стишки пописываете и все 
еще из вас до сих пор Лермонтов не вышел?
 (С. XVI, 56).
11. Г. Корш на своем театре приклеил вывеску: «Русский драмат: 
театр». Спрашивается, 
к чему тут двоеточие? Не есть ли оно тон-
кий намек на толстое двоевластие, царящее ныне в Русском театре? 
Кстати, о тонком и толстом... Нельзя ли роль Марьицы в «Каширской 
старине» отдать кому-нибудь потоньше?
 (С. XVI, 124).
По структуре данные ВП могут представлять собой полные про-
стые предложения или входить в состав сложноподчиненных пред-
ложений с придаточными изъяснительными и номинативными или 
безличными главными предложениями. В качестве осложняющих 
членов предложения обычно выступают обращения, называющие 
лиц, с которыми автор полемизирует. 
Использование ВОК в публицистической прозе А.П. Чехова 
определяется тремя основными функциями:
– функцией оформления рассуждения:
12. Но что это была за болезнь? Как назвать ее? По признакам, 
которые были описаны не врачами на основании одного лишь пре-
дания, конечно, трудно дать определенный ответ. И в отдельности, 

221
Н.В. Моисеева (Ростов-на-Дону)
и в совокупности все они, если к тому же еще принять во внимание 
преклонный возраст Ирода, характерны для очень многих болезней 
и под них можно подвести даже нашу обыкновенную чесотку (scabies)... 
(С. XVI, 259).
– функцией введения дефиниции:
13. Что  такое  обер-кондуктор?  Беспристрастный  «Словарь 
30000  иностранных  слов»  говорит,  что  под  сим  звучным  словом 
нужно разуметь обыкновенного сверчка, знающего свой шесток и не 
выходящего за пределы исполнения обязанностей и получки жалованья 
(С. XVI, 113).
– функцией демонстрации полемики автора с оппонентами:
14. Воняет, животные дохнут с голода, дирекция отдает своих 
волков за деньги на волчьи садки, зимою холодно, а летом по ночам 
гремит музыка, трещат ракеты, шумят пьяные и мешают спать 
зверям, которые еще не околели с голода... Почему это так? — спра-
шиваем дирекцию. Что общего между волчьими садками и наукой 
или между ракетами и самим г. Богдановым? В ответ дирекция на-
стойчиво уверяет, что бедная обстановка сада, жалкий и случайный 
состав его животных, мизерность и неряшливость их содержания 
— это одно, а «научная» и «ученая» деятельность стоящего во главе 
сада кружка зоологов — это другое. Если первое не выдерживает 
критики «вследствие недостаточного внимания публики к делу зоо-
логов», как говорят зоологи в годичных заседаниях своего Общества 
акклиматизации, то второе неустанно идет все вперед и вперед
 
(С. XVI, 248).
Вопросительные предложения, входящие в состав ВОК в функ-
ции оформления рассуждения, представлены местоименными и не-
местоименными структурно полными предложениями. Семантика 
первых связана с выяснением:
– объекта действия: 
15. Что дало нам, москвичам, лето и что дали мы ему?
Красное лето, во-первых, отнюдь не было красным, напротив, синие 
носы наших зябнувших дачников и синие костюмы а ла жандарм наших 
бонвиванов вполне удостоверяли его благонамеренность. Природа вела 
себя великолепно. <...> Солнце и луна вели себя прилично. В общем все 
были счастливы и довольны
 (С. XVI, 117).
— признаков, качеств, свойств рассматриваемых явлений:
16. Какие же факты и наблюдения нашли место в «Дневнике» на-
шего Зоологического сада? Перелистываем все тот же первый том, 
где напечатан «Дневник», и читаем следующее:

222
Творчество А.П. Чехова: текст, контекст, интертекст.
Факты:
17-го сентября 1878 года. Дразнил зверей молодой человек. 
15-го октября. Дразнил зверей кадет. 
4-го марта 1879 года. Дразнил зверей господин в поддевке. 
8-го марта. Дразнил зверей посетитель с дамой.
Не правда ли, научно? Господин в поддевке, кадет и посетитель 
с дамой дразнили зверей, а отсюда вывод: не дразните зверей, ибо 
этим вы только дразните ученых, а ученые пишут глупости (С. XVI, 
254).
– разного рода обстоятельств:
17. Несомненно, что численность сахалинских гиляков постепенно 
уменьшается, но судить об этом приходится только на глаз. И как 
велико это уменьшение? Отчего оно происходит? Оттого ли, что 
гиляки вымирают, или оттого, что они переселяются на материк или 
северные острова? За неимением надежных цифровых данных и наши 
толки о губительном влиянии русского нашествия основаны на одних 
лишь аналогиях, и очень возможно, что влияние это до сих пор было 
ничтожно, равно почти нулю, так как сахалинские гиляки живут 
преимущественно по Тыми и восточному побережью, где русских еще 
нет.
 (C. XIV–XV, 171–172).
Вопросительное значение в таких ВП оформлено с помощью во-
просительных местоимений и местоименных слов что, какой, как, 
отчего,
 всегда стоящих в начале предложения.
Неместоименные ВП с семантической точки зрения являются 
альтернативными и предположительно-вопросительными пред-
ложениями. Вопрос в альтернативных ВП выражен с помощью 
вопросительной частицы ли при наличии в качестве лексического 
показателя противопоставления союза или. 
18. Стоит ли в театре Пушкина играть «Гамлета» или не стоит? 
не раз слышался вопрос. Этот вопрос праздный. Шекспира должно 
играть везде, хотя бы ради освежения, если не для поучения или других 
каких-либо более или менее высоких целей
 (С. XVI, 20).
19. Доселе про барышников мы знали только, что они находятся 
в стачке с кассирами и что против них никаких мер не принимается, 
теперь же из описанного факта явствует, что они составляют собой 
целую «корпорацию», целое общество на паях с акциями, облигациями, 
уставом и проч. Есть ли это «корпорация», правильно организованная, 
законом дозволенная «артель», 
или это просто мошенническая шайка? 
Если второе, то удивительно, что против этих гусей не принимаются 
до сих пор никакие меры 
(С. XVI, 144).

223
Н.В. Моисеева (Ростов-на-Дону)
В состав предположительно-вопросительных предложений входят 
частицы не и ли, сопровождающие логически выделенное слово, за-
нимающее в предложении препозитивное положение. 
20. На «просьбу» выйти из кабинета гимназист и его спутник от-
ветили полным отказом. Принуждены были вынести их на руках. Ну, 
не сечь ли после этого? Непременно высечь и приказать, во-первых, 
все неправильные глаголы выучить, а во-вторых, извлечь корень — 2/3 
степени из самой длинной периодической дроби
 (С. XVI, 51).
21. В последнем нумере «Мирского толка» (…) помещен рассказ 
Франсуа Коппе «Освещенное окно». Этот рассказ посвящен рус-
скоподданному, некоему г. Харламову. 
Не есть ли это посвящение 
еще новое доказательство симпатий французской нации к России? 
Пошевелите-ка мозгами, политики! Если это так и если «Мирской 
толк» получается в Германии, то как бы не вышло из этого какой-
нибудь всеевропейской белиберды
 (С. XVI, 77–78).
Ответная часть ВОК, оформляющего рассуждение, представле-
на, как правило, одним простым или сложным структурно полным 
предложением.
22. Герострат сжег библиотеку для той же цели. Не был ли ради 
той же популярности барон Галкин в заговоре с злодеем переплетчи-
ком? На этом свете все возможно...
 (С. XVI, 107). 
23. Но допустим, что деньги есть, что в распоряжении лихача 
целая Калифорния... Что сделает он со своими миллиардами при 
той чисто запорожской лени своих помощников — Санхо-Панс и при 
поголовном презрении к тому, что называется чистотой, предупре-
ждением  болезней  и  проч.?  Как  примешь  все  это  в  соображение, 
то поневоле вместе с Гамлетом скажешь: «слова, слова, слова»... 
(С. XVI, 227).
Вопросительные предложения, организующие ВОК в функции 
введения дефиниции, в структурно-семантическом плане являются 
типизированными конструкциями «Что значит N?», «Что такое N?». 
Такие ВП оформлены как простые полные предложения или входят 
в состав сложноподчиненного предложения. Ответные части ВОК 
с данной функцией — это, как правило, одно или несколько полных 
простых или сложных предложений.
24. В самом деле, что значат эти 3500 руб.? Поедет хороший 
инженер в «Стрельну», покушает там стерляжьей ухи с кайенским 
перцем, запьет шампанским, послушает цыганок... Из «Стрельны» 
катнет он в первый этаж «Эрмитажа» — вот вам и все 3500 руб. по 
самому экономическому счету!
 (С. XVI, 66).

224
Творчество А.П. Чехова: текст, контекст, интертекст.
25. Обвинение, как видите, довольно-таки странное, ибо — что 
такое свобода? По мнению одних, она есть благо народов, по мнению 
же других — мираж, мечтание пустое
 (С. XVI, 95).
Структурно-семантические особенности предложений, входящих 
в состав вопросительной и ответной частей ВОК в функции демон-
страции полемики автора с оппонентами, обусловлены своеобразием 
самой функции, типичной для ВОК только в публицистической прозе. 
Вопросительная часть ВОК в данной функции обычно представляет 
собой вопросительную цепочку разнонаправленного характера, об-
разованную местоименными ВП.
26. Что значит «производство наблюдений с целью составления 
докладов»? Впрочем, оставим в стороне невинные курьезы этой про-
граммы и спросим, что же на самом деле представляла из себя от-
крытая дирекцией лаборатория и чем располагала она для выполнения 
ее многосторонних, намеченных программою задач? В чем и где плоды 
ее деятельности? И кто ее «пока» закрыл и почему? Нам говорят, 
что ответ на это мы сможем получить из первого (...) тома «Ученых 
трудов Общества акклиматизации», изданного под редакцией проф. 
Богданова. Мы с большим трудом достаем этот очень толстый, 
объемистый первый том, еще с большим трудом прочитываем его 
и узнаем, что возродилась лаборатория в начале 1878 г., а «пока» 
закрыта она в конце 1884 г. 
(С. XVI, 250).
27. Антрепренер Александров, прозванный Монтигомо, Ястрибиным 
Глазом, нанял Зоологический сад и приспособляет его к блистательным 
представлениям. (...) Теперь вопрос: что он Гекубе, что ему Гекуба? 
Что общего между зоологией и опереткой? Почему бы кстати и зоо-
логический кабинет университета не отдать под оперетку? Наши 
зоологи объясняют эту несообразность очень просто: зверей кормить 
нечем. С голоду приходится или закрывать сад, или же пускаться 
на разные гешефты. 
(С. XVI, 163). 
Вопрос в таких ВП относится к субъекту, объекту, обстоятельствам 
(как правило, причины). В структурном отношении ВП строятся как 
полные простые предложения с вопросительными местоимениями 
и местоименными словами (что в прямом и косвенных падежах, кто, 
почему
) в препозиции. 
Ответная часть ВОК, заключающая в себе ответ-возражение со сто-
роны оппонентов, может быть оформлена в виде косвенной или прямой 
речи (в последнем случае вводится цитируемый дословно ответ).
28. Если же ботаническая станция, открытая зоологами, не имеет 
смысла ни для ученых, в которых, по заявлению автора, может вызвать 

225
Н.В. Моисеева (Ростов-на-Дону)
только справедливое негодование, ни для учащихся, для которых 
может служить разве образцом того, как не следует относиться 
к науке, ни, наконец, для публики, потому что представляет собою 
новый тип не опытной, а потешной станции, — то какой же смысл 
имеет учреждение этой фитобиологической станции в Московском 
Зоологическом саду? 
Г. Тимирязев так отвечает на этот вопрос: «Результаты ис-
кусственных культур», которыми занимаются на станции, «очень 
эффектны, они могут производить впечатление даже на профана, 
— так не воспользоваться ли этими дешевыми научными фокусами 
для поднятия себя в глазах публики?»
 (С. XVI, 247).
29. Не говоря о надворном советнике, занимающем на Сахалине 
должность землемера, почему хозяева свободного состояния и кре-
стьяне из ссыльных не уходят на материк, если имеют на то право? 
Говорят, удерживают их в Слободке успехи в сельском хозяйстве, но 
ведь это относится не ко всем. Ведь слободские сенокосы и пахотная 
земля находятся в пользовании не у всех хозяев, а лишь у некоторых 
(С. XIV–XV, 79).
В качестве вводящей части используются двусоставные и односо-
ставные (неопределенно-личные) конструкции с глаголами речи. 
Итак, в публицистической прозе с ее оценочностью, полемической 
заостренностью, столкновением различных точек зрения, представ-
ляемых автором на суд читателя, с помощью средств диалогизации 
в определенных случаях передается ситуация общения «реальных» 
адресанта и адресата в лице автора и его оппонентов. Таким образом, 
А.П. Чехову удается избежать назидательного тона авторских нра-
воучений и добиться «чувства первого впечатления», обязательного 
для произведений публицистического жанра.
Структурно-семантические свойства ВП, входящих в состав 
средств диалогизации в монологической речи, определяются функцио-
нальной нагрузкой последних в публицистической прозе А.П. Чехова. 
Преобладание ВП местоименного типа в диалогизированных по-
строениях публицистической прозы объясняется использованием 
их в полемических целях, с чем связаны также некоторые функции 
ВОК, типичные для произведений только данного стиля. 

жүктеу/скачать 1,41 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: