ХХ ғасырдың басы романындағы жаңа үрдістер

У.К.Абишева 
126 
Вестник Карагандинского университета 
U.K.Abisheva 
New tendencies in the novel of the beginning of the XX century  
(B.K.Zaytsev's novel «Far-away country») 
Belles features of the novel of B.Zaytsev «Far-away country» (1913) are investigated in the present article. 
The deepization is inherent to the novel as it has drawn the main attention not to historical events and social 
cataclysms of the epoch but to the internal life and feelings of the protagonist. Realism of the beginning of the 
XX century under the impact of modernism influences on the increase of the interest to personal, subjective 
and private existence forming the complicated world of personality. The neo-realist prose of this period con-
firms personality as the center, a basis of everything leaving social issues, get involved in the inner world of 
the person. 
 
 
 
 
 
УДК 82.0 
Т.Т.Савченко, К.В.Безкоровайная 
Карагандинский государственный университет им. Е.А.Букетова (E-mail: jul_art@mail.ru) 
Текст и контекст стихотворения И.Бродского  
«В деревне Бог живет не по углам...» 
Стихотворение «В деревне Бог живет не по углам...», являющее яркий пример творчествообразующих 
поисков раннего Бродского, исследовано с точки зрения его материально зафиксированной стороны 
— текста, а также внетекстовых связей — контекста. Анализ контекста более целесообразен для глу-
бокого  понимания  специфической  манеры  Богопознания  И.Бродского,  так  как  отграниченная  струк-
тура текста не дает полного представления о содержании стихотворения. 
Ключевые слова: текст, контекст, интертекст, лирический субъект, христианство, идиома, отграничен-
ность. 
 
Интерпретация  текста  как  основополагающего  понятия  гуманитарного  знания  входит  в  число 
наиболее актуальных проблем филологических исследований. Мы исходим из определения понятия 
«текст» в его структурном и культурологическом аспектах, при этом уделяя большое внимание вне-
текстовым связям. 
Понятие  «текст»  в  его  художественной  ипостаси  есть  «материально  зафиксированная  сторона 
литературного произведения» [1; 43]. Анализируя текст стихотворения «В деревне Бог живет не по 
углам...», мы исходим из структурно-семантического подхода Ю.Лотмана, который в его основу кла-
дет принцип взаимообусловленности трех составляющих: выраженность, отграниченность, структур-
ность. 
Важную роль в понимании содержания понятия «художественный текст» играет культурологи-
ческая концепция М.Бахтина. Этим ученым текст рассматривается как «первичная данность (реаль-
ность) и исходная точка всякой гуманитарной дисциплины» [2; 282]. Характеризуя текст как выска-
зывание, которое имеет «субъекта, автора», ученый сосредоточивает внимание на том, что обозначил 
«истинно творческий текст», являющий собой «свободное откровение личности: смысл текста в том, 
что имеет отношение к истине, правде, добру, красоте, истории» [3]. 
Иную интерпретацию понятия «текст» предлагает Ю.Лотман, считая его первоосновой гумани-
тарного  логоса.  Рассматривая  культуру  как  «механизм  роста  информации» [4; 134], как  «совокуп-
ность текстов или сложно построенный текст», он утверждает, что текст по своей природе обладает 
авторитетностью,  что  он  истинен  по  сути,  что  возможность  быть  ложным  для  него  исключается: 
«Ложный текст — это такое же противоречие в терминах, как ложная молитва, клятва, лживый закон. 
Это не текст, а разрушение текста» [4; 136]. 
Под выраженностью текста Ю.Лотман понимает его зафиксированность в знаках естественного 
языка, и в известном смысле противопоставляет ее внетекстовым структурам. Тексту присуща внут-

Текст и контекст стихотворения... 
Серия «Филология». № 4(68)/2012 
127 
ренняя организация, превращающая его на синтагматическом уровне в единое целое. Это объясняет-
ся его структурностью. «Поэтому для того, чтобы некоторую совокупность фраз естественного языка 
признать художественным текстом, следует убедиться, что они образуют некую структуру вторично-
го типа на уровне художественной организации» [1; 46]. В поле умозрения ученого особое место за-
нимает  мысль  о  неразрывности  текста  художественного  произведения  с  его  контекстом.  Это  при-
надлежность текста к разным жанрам, стилям, эпохам, авторам. Он констатирует, что для читателя, 
который хотел бы иметь дело с художественным текстом, вырванным из всей совокупности внетек-
стовых  связей,  произведение  потеряло  бы  свое  значение: «Вся  совокупность  исторически  сложив-
шихся  художественных  кодов,  делающая  текст  значимым,  относится  к сфере  внетекстовых связей» 
[1; 47]. 
Учитывая интерпретацию Ю.Лотмана и М.Бахтина семантико-структурной специфики понятия 
«текст», можно сказать, что текст как феномен культуры — это сложное структурное целое, способ-
ное функционировать за пределами времени и места его возникновения, а потому тщательно проду-
манное  его  создателем.  Истинное  понимание  художественного  текста  невозможно  без  привлечения 
сведений  о  характере  историко-культурного  и  литературного  процессов,  сказавшихся  на  создании 
этого  текста,  и  знаний  о  прочих  внетекстовых  обстоятельствах,  породивших  его  самобытность  и 
идейно-смысловую парадигму. 
Таким  образом,  целью  нашего  исследования  становится  описание  совокупности  материально 
выраженных словесных единиц, подразумеваемых под понятием «текст» стихотворения «В деревне 
Бог живет не по углам...», в его взаимосвязи с установившимся в произведении уровнем абстракции. 
То есть, исходя из семантики наличествующих элементов словесной ткани стихотворения, показать, 
насколько внешняя словесная оболочка может стать проводником идей Бродского и насколько необ-
ходимо  обращение  к  контексту  для  более  глубокого  постижения  содержания  произведения.  Нашей 
задачей  становится  анализ  религиозного  миросозерцания  раннего  Бродского  с  учетом  биографиче-
ских  сведений,  этико-культурного  опыта  раннего  Бродского,  имплицитно  репрезентированных  в 
структуре стихотворения. Существенным для решения поставленной задачи становится присутствие 
авторского «я»  в стихотворении. Привлечение всей совокупности текстовых и внетекстовых связей 
позволит более полно и глубоко постичь идейно-смысловую сторону стихотворения, то есть прибли-
зиться к глубине его содержания. 
Определяя доминантные мотивы ранних стихотворений Бродского, нельзя не обратить внимание 
на  многократное  упоминание  поэтом  имени  Творца  Небесного.  Слово  «Бог»  в  его  первых  текстах 
встречается  довольно  часто.  Уже  в  «Пилигримах» (1958) автор,  разочаровываясь  в  постижимости 
тайн мироздания, отрицает жизненную необходимость человека в вере в Бога: 
 
…И, значит, не будет толка 
от веры в себя да в Бога. 
 
Нередко  имя  Господа  употребляется  молодым  стихотворцем  всуе — это  обороты  типа  «Слава 
Богу» («Июльское  интермеццо», 1961), «Бог  знает  чем» (поэма  «Шествие», 1961), «Боже  правый» 
(«Письмо к А.Д.», 1962). 
В «Большой элегии Джону Донну» (1963) автор, взяв на себя речевые функции души английско-
го поэта-проповедника, рисует картину, в которой дает своеобразное представление о местонахожде-
нии Бога в пространстве: 
 
Господь оттуда — только свет в окне 
туманной ночью в самом дальнем доме. 
 
Как видно, ранний Бродский без почестей и похвал, индифферентно упоминает Отца Небесного. 
Причина — не в агностицизме или безбожии начинающего сочинителя, а в желании рассудочно по-
стичь суть Божественного начала, мысля критически, осознать тайную природу Божественной сущ-
ности. Иосиф Бродский с детства воспитывался в атмосфере суровой антирелигиозной пропаганды, 
исключающей  всякое  понятие  загробной  жизни, поэтому  ко  всем  умозаключениям  и  выводам,  свя-
занным с религиозным миросозерцанием, он, прокладывая нелегкий путь, во взрослые годы приходит 
самостоятельно.  Многое  подтверждает  утверждение  Льва  Лосева,  что  Иосиф  Бродский  как  поэт  и 
человек сформировался очень рано [5; 149]. 

Т.Т.Савченко, К.В.Безкоровайная 
128 
Вестник Карагандинского университета 
Известно, что Ветхий и Новый Заветы будущий нобелевский лауреат освоил только в 24 года: 
«Что  касается  меня — в  возрасте 24-х  лет  или 23-х  лет,  уже  не  помню  точно,  я  впервые  прочитал 
Ветхий и Новый Заветы
 
[5; 115]. В своих религиозных поисках Бродский, все-таки, отдает предпоч-
тение иудео-христианству и считает, что в этом выражении одно немыслимо без другого. Значитель-
ную  роль  в  окончательном  разрешении  проблемы  веры  сыграло  и  еврейское  происхождение  поэта. 
Хотя ортодоксальным верующим Бродский так и не станет. В одном из поздних эссе «Путешествие в 
Стамбул» (1985) он напишет: «Политеизм — это система духовного существования, в которой любая 
форма человеческой деятельности, от рыбной ловли до созерцания звездного неба, освящена специ-
фическими божествами… Политеизм синонимичен демократии. Абсолютная власть, автократия, си-
нонимична, увы, единобожию» [5; 21–22]. 
Своеобразным оказывается отношение великого поэта к языку: «Язык — это начало начал. Если 
Бог для меня существует, то это именно язык» [6]. 
Выбранное стихотворение вызывает исследовательский интерес с точки зрения воплотившейся в 
нем специфической манеры Богопознания раннего Бродского. Тема религии в Советском Союзе на-
ходилась под строгим запретом. Поэтому экстраординарным становится факт опубликования стихо-
творения «В деревне Бог живет не по углам...» на родине стихотворца в ленинградском литературном 
альманахе «День поэзии» (1967). В тексте стихотворения много элементов, труднодоступных
 
для по-
верхностного понимания, требующих историко-культурологической дешифровки и обращения к био-
графии поэта. Примечательно и то, что смыслообразующие составляющие стихотворения находятся в 
состоянии  эклектической  заданности.  К  анализу  и  раскрытию  этих  несоответствий  будет  сведена 
главная задача нашей работы. 
Стихотворение «В деревне Бог живет не по углам...» датируется автором 6 июня 1965 года, од-
нако есть основание полагать, что оно было написано на год ранее. В своем анализе мы будем поль-
зоваться редакцией стихотворения из пятитомного собрания сочинений И.Бродского, составленного 
Г.Ф.Комаровым [7], который  придерживается  авторской  датировки  стихотворения.  Это стихотворе-
ние создается Бродским в период Норенской ссылки. Сам Бродский, несмотря на все лишения, пере-
несенные  там,  позже будет  вспоминать  об  этой  вехе  автобиографии  как  о  самой  плодотворной для 
его творчества: «Один из лучших периодов в моей жизни. Бывали и не хуже, но лучше — пожалуй, 
не было». Этому этапу предшествует знакомство Бродского с Библией и начало его религиозных по-
исков.  Во  время  написания  стихотворения  он  находился  на  вершине  Богоискательства,  поэтому  в 
стихотворении единый антропоморфный образ Бога вбирает в себя три ипостаси: Православный Бог, 
Ветхозаветный иудейский Яхве и древнеязыческий бог Чур. 
Итак,  обратимся  к  анализу  текста  стихотворения.  Что  может  дать  для  понимания  его  смысла 
словесная ткань? Какие словесные изобразительные знаки делают содержание стихотворения проти-
воречивым? Найдем ответы, не выходя за пределы структуры текста стихотворения. Если брать текст 
в его сугубо самообусловленном, оторванном от контекста, значении, то он сможет дать для пости-
жения содержания следующее. Во-первых, явное противоречие сопоставительно-отрицательной кон-
струкции первого предложения, в котором возводится в абсолют повсеместное проникновение Боже-
ственной сущности в деревенский домоуклад: В деревне Бог живет не по углам..., / как думают на-
смешники,  а  всюду;  с  эксплицитно  нелогичным  выводом  последнего  предложения,  где,  как  может 
показаться, лирический субъект самоидентифицируется с атеистом: 
 
Возможность же все это наблюдать, 
к осеннему прислушиваясь свисту, 
единственная, в общем, благодать, 
доступная в деревне атеисту. 
 
В связи с этим возникает вопрос, каких верований и религиозных представлений придерживает-
ся автор: христианских, древнеязыческих (намек на это появится далее в тексте) или атеистических? 
К сожалению, структура текста и его отграниченность не дают ответы на эти вопросы. Во-вторых, в 
структуре текста явно присутствие лирического образа. Импульс для развития ему дает обобщающее 
слово «всюду», поясняющее и вбирающее в себя совокупность картин и действий последующего тек-
ста. Динамичный переход поэтической мысли от одной картины к другой создается за счет обилия 
глаголов,  которые  можно  представить  в  виде  цепочки:  освящает-делит-варит-приплясывает-
подмигивает-ставит-выдает-устраивает.  Эти  глаголы  третьего  лица  с  общим  значением  «дейст-

Текст и контекст стихотворения... 
Серия «Филология». № 4(68)/2012 
129 
вие» репрезентируют активное участие Бога в организации устройства деревенской жизни. Однако, 
определив  интегральную  сему  глаголов,  мы  не  можем  описать  истинное  значение,  вкладываемое  в 
них автором. Почему Бог (слово «Бог» в стихотворении пишется с заглавной буквы) делит, припля-
сывает,  подмигивает — совершает  не  характерные  действия  для  христианского  Творца  Мирозда-
ния? Этот вопрос остается открытым. В-третьих, в тексте содержатся целые конструкции и обороты, 
не  поддающиеся  пониманию  из-за  смысловой  герметичности,  но  улавливаемые  даже  при  беглом 
прочтении идиома. Это выражения: «В деревне Бог живет не по углам...», «Двери делит пополам», 
«Варит по субботам чечевицу», «Выдает девицу за лесничего». 
Из сказанного следует, что попытка постижения содержания стихотворения через анализ сово-
купности его материально выраженных словесных знаков, то есть текст, терпит провал. Такой анализ 
не дает ответы на поставленные вопросы, а скорее, порождает новые. 
Стихотворение  не  поддается  анализу  содержания,  не  выходящему  за  границы  текста,  в  виду 
сложности и многогранности поэтического видения Бродского. Даже при его поверхностном прочте-
нии  осознается  глубокое  познание  автором  уклада  крестьянской  жизни  в  деревенской  глубинке.  В 
стихотворении предстает своеобразная манера восприятия этой действительности через реминисцен-
ции из библейской мифологии и аллюзии на древнеязыческие и христианские обряды. Поэтому для 
того, чтобы дешифровать все значения и глубинные смыслы стихотворения, мало одного структурно-
го анализа «материально зафиксированной стороны произведения». Для того, чтобы вникнуть в его 
содержание, необходимо полно владеть контекстом. 
Стихотворение не предваряется ни заглавием, ни эпиграфом. Первый стих «В деревне Бог живет 
не по углам…» есть отрицание общепринятого мнения о деревенском домоустройстве. В русской из-
бе красный угол, в который помещались все иконы, устраивался в дальнем углу, с таким расчётом, 
чтобы икона была первым, на что обращал внимание человек, входящий в дом. Поэтому христианин, 
входя или выходя из дома, прежде всего оказывал почести Царю Небесному, а уж потом — хозяину 
дома. Подразумевая под «углами» располагавшиеся в них иконы, Бродский судил о всепроникнове-
нии Православного Господа-Бога в сферы деревенской жизни. Убедиться в этом мы можем, разгадав 
смысл следующего предложения: 
 
Он освящает кровлю и посуду 
И честно двери делит пополам 
 
Естественно,  функция  освящения,  пусть  и  антропоморфизированная — речь  идет  о  предметах 
обихода, которые могут освящать священнослужители, но не сам Бог, может принадлежать из всех 
обличий Бога в стихотворении только Православному Богу. Фраза «И честно двери делит пополам» 
также укладывается в православный контекст. На Северной Руси, куда был сослан поэт, вход в избу 
представляла собой небольшая по размерам квадратная дверь с высоким порогом, держащаяся на од-
ной  пяте.  Такая  архитектура  позволяла  в  холодное  время  года  сохранять  больше  тепла  в  жилище. 
Значит не о каком прямом смысле отрывка «И честно двери делит пополам» не может быть и речи — 
двустворчатых  дверей  в  крестьянских  избах  не  было.  Эта  сентенция  отправляет  читателя  к  право-
славному обряду символического очищения дверей в день Богоявления (Крещения). В этот день су-
ществовал обычай рисования на двери углем креста в знак об умершем в этой избе человеке. Как ка-
жется, устоявшийся веками обычай не исчез в глухой северной деревушке с приходом советской вла-
сти, и скорее всего, именно этот крест в поэтическом восприятии Бродского и олицетворяет деление 
дверей пополам. 
В другом обличье предстает Бог в последующих стихах: 
 
В деревне он — в избытке. В чугуне 
он варит по субботам чечевицу. 
 
Эти строки продиктованы автору его иудео-христианскими взглядами. Отсюда святая иудейская 
суббота  (шаббат)  и  чечевица  в  чугуне  как  аллюзия  на  ветхозаветную  легенду  об  утерянном  праве 
первородства. Бог предстает здесь в хозяйствующем облике Яхве. 
В образе Бога, который «ставит изгороди» и «устраивает недолет объездчику», просвечиваются 
очертания древнеязыческого божества славянского пантеона — Чура — бога родового очага. Этому 
богу приписывалось оберегать земельные границы племенных владений. 

Т.Т.Савченко, К.В.Безкоровайная 
130 
Вестник Карагандинского университета 
Такое неоднородное сочетание в образе Бога черт Православного Всевышнего, иудейского Ие-
говы  и  Праславянского  Чура  дает  право  говорить  об  эклектичности  миросозерцания  раннего  Брод-
ского.  На  эту  мысль  также  наталкивает  заключение  стихотворения,  в  котором  он,  как  может  пока-
заться, причисляет себя к атеистам. К такому выводу приходит И.Винокурова: « В раннем шутливом 
стихотворении «В деревне Бог живет не по углам...» Бродский рекомендует себя атеистом» [8]. Есть 
основание не согласиться с этим высказыванием. Бродский, в чьем раннем творчестве почти каждое 
второе стихотворение, так или иначе, связано с Богом, просто не может «рекомендовать себя» атеи-
стом. Автор, скорее, является наблюдателем, включенным в процесс повествования, как бы обособ-
ляясь, он констатирует, что возможность все это наблюдать есть единственное удовольствие в дерев-
не для атеиста. О присутствии лирического субъекта в тексте свидетельствует форма личного место-
имения мне, находящаяся в сравнительном обороте восьмого стиха: подмигивает мне, как очевидцу. 
Таким образом, анализ текста и внетекстовых связей позволяет дешифровать темные места сти-
хотворения и более глубоко постичь идейно-смысловую сферу стихотворения. 
 
 
Список литературы 
1  Лотман Ю.М. Структура художественного текста // Лотман Ю.М. Об искусстве. — СПб.: Искусство-СПБ, 1998. — 
383 с. 
2  Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. — М., 1979. — С. 282. 
3  Хализев В.Е. Теория литературы: Учебник / В.Е.Хализев. — 3-е изд., испр. и доп. — М.: Высш. шк., 2002. — С. 277. 
4  Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. — Т. 1. — Таллинн, 1993. — 847 с. 
5  Иосиф Бродский. Размером подлинника / Сост. Г.Ф.Комаров. — Таллинн, 1990. — 246 с. 
6  Иосиф Бродский. Большая книга интервью / Сост. В.Полухина. — 2-е изд., испр. и доп. — М.: Захаров, 2000. — С. 96. 
7  Бродский И. Сочинения Иосифа Бродского. — Т. II. — 2-е изд. — СПб.: Пушкинский фонд, 1998. — С. 129. 
8  Иосиф Бродский: творчество, личность, судьба. Иосиф Бродский и русская поэтическая традиция. Итоги трех кон-
ференций // Звезда. — 1998. — С. 126. 
 
 
Т.Т.Савченко, К.В.Безкоровайная 
И.Бродскийдің «В деревне Бог живет не по углам...»  
өлеңінің мəтіні мен контексті 
Мақалада  материалдық  бекітілген  мəтін  мен  мəтіннен  тыс  контекст  байланыстары  зерттелді. 
«В деревне Бог живет не по углам...» атты өлеңі — Бродскийдің ерте шығармашылық іздестірулерінің 
жарқын мысалы. Ақынның ерекше Құдайга сену көзқарасын мəтін мен контекстіні талдау барысында 
ғана, бұл туындының мазмұнын толық жəне адекватты түсінуіне жақындатады. 
 
T.T.Savchenko, K.V.Bezkorovainaya 
The text and context of I.Brodskiy’s poem  
«In the village God does not live in corners...» 
Text and context in the poem written by I.Brodsky «In the village, God doesn`t live in corners»In this article 
there is the study of the text as a fixed side based on material, and also extra — textual connections as a con-
text. The poem is a striking example of the creative searches of the I.Brodsky. Understanding of the specific 
manner of the knowledge of God is comprehended in the text analysis combined with analysis of the context, 
which brings more complete and adequate understanding of the context in his work. 
 

Серия «Филология». № 4(68)/2012 
131 
 
 
 
Секция 2 Орыс  тілінің  синхрониясы  мен  диахрониясы 
Русский  язык  в  синхронии  и  диахронии 
 
 
УДК 811.161.1 
Н.И.Гайнуллина 
Казахский национальный университет им. аль-Фараби, Алматы (E-mail: 3763458@mail.ru) 
Историческая детерминированность языковых изменений  
на стыке XX–XXI веков 
В статье впервые предложено обоснование современного состояния русского языка с новых позиций 
диахронии в синхронии языка, которое позволяет более объективно и адекватно оценить происходя-
щие  активные  процессы  и  изменения  в  русском  языке  на  стыке XX–XXI веков  и  их  закономерную 
природу. 
Ключевые слова: состояние языка, языковая ситуация, синхронный срез, диахроническая ось истории 
русского языка, фактор времени в языке, норма переходного периода. 
 
Языкознание последних двух-трех десятилетий, начиная с середины 80-х годов прошлого столе-
тия, не теряет интереса к проблемам состояния русского языка. Более того, этот интерес обострился в 
связи с распадом геофизического пространства с русским языком общения на отдельные территори-
альные относительно самостоятельные государственные субъекты, представленные бывшими совет-
скими республиками. Тем не менее, на этих территориях, в том числе и в Республике Казахстан, рус-
ский язык продолжает выполнять различные функции — от функции основного средства коммуника-
ции у русских и русскоязычных его носителей до функции языка официально употребляемого и язы-
ка межнационального общения у носителей иных языков, что соответственно определяется законами 
о языках в конкретном суверенном государстве. При этом наука о русском языке и на исконной тер-
ритории  его  бытования  в  России,  и  в  других  регионах  бывшего  единого  советского  государства,  и 
даже за рубежом (дальнее зарубежье) продолжает уделять пристальное внимание к различным изме-
нениям, которые русский язык претерпел и продолжает претерпевать в новых исторических условиях 
его функционирования. Эти изменения и их закономерность до конца еще не исследованы. Они об-
наруживают отдельные лакуны, которые должны быть осмыслены и описаны с учетом достижений 
предшествующих этапов научного знания. Именно поэтому они требуют новых поисков и осмысле-
ния подобных процессов, ибо в них отражается не только современность, но и прошлое языка, а так-
же  перспективы  возможных  трансформаций,  которые  лингвисты  гипотетически  пытаются  предуга-
дать, исходя из происходящих в нем процессов на разных уровнях его существования. 
Учитывая постоянную динамику в любом языке, в том числе и русском, ученые естественно и 
правомерно связывают ее и в наши дни с экстралингвистическими, социокультурными по своей при-
роде обстоятельствами, в которых он оказался и которые значительно активизировали в нем все про-
цессы, потенциально заложенные в языковой системе. Не случайным поэтому представляется повы-
шенное внимание исследователей к такому аспекту осмысления языка, которое было названо обще-
употребительной  лексемой  с  о  с  т  о  я  н  и  е,  употребляемой  в  языковедческих  работах  с  оттенком 
терминологичности и подчеркивающей специфический взгляд на данную проблему. 
Внимательный  анализ  лингвистической  литературы  последних  десятилетий,  представленной 
монографическими  работами  авторского  и  коллективного  исполнения 
1–4,  многочисленными 
статьями  и  тезисами  докладов  на  солидных  конференциях  разных  (в  основном  международного) 
уровней, а также уже появившимися обобщающими учебными пособиями 
5–7, в которых предло-
жены, безусловно,  удачные  опыты  описания  активных  процессов  в  русском  языке  в  аспекте  совре-

Н.И.Гайнуллина 
132 
Вестник Карагандинского университета 
менного социолингвистического взгляда на языковую ситуацию новейшего времени, показывает, что 
интерпретация  такого  состояния  русского  языка и  в  России,  и  на  всем  постсоветском  пространстве 
вообще, как правило, связывается лишь с синхронным взглядом на указанную проблему. Не отрицая 
подобного  подхода  к  объяснению  состояния  современного  русского  языка,  отмечаемого  на  стыке 
XX–XXI веков и, одновременно, II-го и III-го тысячелетий, мы хотели бы обратить внимание еще на 
одну,  пока  что  остающуюся  в  тени  сторону  этой  многоаспектной,  неоднозначно  представляемой  и 
решаемой проблемы русского языкознания. А она, на наш взгляд, связана с диахроническим ее пред-
ставлением и толкованием с позиций диахронии в синхронии языка. 
С учетом указанного аспекта, как ни покажется это парадоксальным, более глубоко понять дан-
ное  состояние  современного  русского  языка  помогает  синхронно-диахроническая  интерпретация  в 
целом  поставленной  в  русистике  проблемы,  исторический,  ретроспективно-синхронный  взгляд  на 
происходящие  в  русском  языке  наших  дней  изменения  и  активные  процессы.  Чтобы  быть  доказа-
тельным  в  выдвинутой  гипотезе  относительно  состояния  русского  языка  наших  дней,  необходимо 
вспомнить, что русское языкознание, и в частности, диахроническая русистика, уже давно обратили 
внимание на такой удивительный факт, как относительно четко представленные в развитии русского 
языка  судьбоносные  вехи,  значительная  часть  которых  приходится  на  стыки  столетий.  История 
языка как бы изнутри отзывается на хронологические разломы с периодичностью в столетие или два 
(реже — больше, но, как правило, именно на стыке столетий). Об этом, в частности, свидетельствует 
анализ  известных  диахронной  русистике  периодизаций  истории  русского  литературного  языка,  над 
которыми  бились  ученые,  начиная  с XIX в.  Именно  она  помогает  ощутимо  проследить  указанную 
закономерность на его историческом, письменно зафиксированном этапе. 
Попытаемся ретроспективно представить эти вехи с позиции диахронии в синхронии языка и их 
наиболее существенные особенности, отражающие смену эпох и синхронных срезов, начиная с исто-
рического  периода  конца  Х  в.,  и  помогающие  интерпретировать  современное  состояние  русского 
языка, чтобы подтвердить эту закономерность. Для этого необходимо вспомнить, что на стыке X–XI вв. в 
связи с принятием христианства и крещением Руси у восточных славян возникает письменность, которая 
в первые же столетия ее применения начинает накапливать первичный опыт литературного выраже-
ния  благодаря  созданию  оригинальных  памятников  древнерусской  эпохи.  Именно  возникновение 
письменной  фиксации  как  экстралингвистический  фактор  в  связи  с  возникновением  письменности 
довольно быстро меняет языковую ситуацию в Киевской Руси в целом, которая до сих пор вызывает 
дискуссии у историков русского языка. В частности, она касается его генетической основы и соотно-
шения южнославянских (старославянских по происхождению) и древнерусских, исконных в генезисе 
черт, в силу сложившихся культурно-исторических обстоятельств, оказавшихся отраженными в лин-
гвистической организации текстов этого отрезка истории. Данный период интересен и научно значим 
потому, что именно в это время зарождается литературная, книжная по своей природе форма рус-
ского языка, которая и стала ареной дальнейших дискуссий, споров и неоднозначных решений отно-
сительно ее природы, состава и состояния на разных синхронных срезах диахронической оси его ис-
тории и во многом определила современное его состояние через более чем тысячелетие его сложения 
и функционирования. 
Стык XIV–XV вв.  также  оказался  судьбоносным  для  русского  литературного  языка,  поскольку 
как  раз  в  это  время  происходит  дифференциация,  разделение  древнерусского  языка  на  три  ветви 
близкородственных языков — великорусскую, белорусскую, малорусскую, что не могло не сказаться 
как на дальнейшей судьбе самого русского (великорусского, старорусского) языка, так и на языковой 
ситуации в Московской Руси. В этот период, как известно, происходит существенный разрыв между 
книжно-письменным и разговорным языком, поскольку в последнем отмечаются перманентно накоп-
ленные и ставшие к концу XIV — началу XV вв. существенными изменения в его структуре на всех 
уровнях, особенно в грамматике (унификация системы склонений, исчезновение из активного упот-
ребления звательного падежа, изменения в системе времен, сокращение парадигмы числа, изменения 
в составе местоимений и др.). Безусловно, это была своеобразная революция в русском языке, кото-
рая дала толчок для дальнейшего совершенствования литературной формы выражения и потенциаль-
ного развития стилистического полифонизма в дальнейшей его истории. 
Такая тенденция существенно усиливается в национальный период и, опять же, как это ни пока-
жется  странным,  с  завидной  периодичностью  наиболее  зримо  проявляется  на  последующих  этапах 
именно  на  хронологически  обозначенных  отрезках,  связанных  со  стыком  веков  и  эпох.  При  этом 
примечательно и закономерно другое: огромную значимость в такие периоды приобретает появляю-

Историческая детерминированность языковых… 
Серия «Филология». № 4(68)/2012 
133 
щаяся на арене истории формирующейся русской нации необычная, исторически значимая личность, 
непосредственно определяющая дальнейшие судьбы русского литературного языка. 
Так, наиболее ощутимые изменения такого рода отмечаются в русском языке в начальный пери-
од его становления как национального, что соответственно изменило языковую ситуацию на стыке 
XVII–XVIII  вв.,  в  так  называемую  Петровскую  эпоху,  когда,  по  выражению  А.С.Пушкина,  Петр I 
«Россию поднял на дыбы». Лучше, чем этими словами русского гения, невозможно охарактеризовать 
новаторство его преобразований и, несомненно, революционный их характер, который соответствен-
но произвел такую же революцию и в языке, и в языковом сознании его носителей, и в языковой си-
туации на разломе веков. Это дает нам зримое представление о новом, исторически детерминирован-
ном  состоянии  русского  языка,  характеризующемся  «значительными  внутренними  перестройками, 
перегруппировками,  сменами,  отражающими  активно  протекающий  процесс  складывания  русского 
литературного языка нового времени и норм в области лексической семантики и словоупотребления» 
8. 
Подобное состояние русского литературного языка к концу ΧVII – началу XVІІІ вв. традиционно (доста-
точно обратиться к любому учебнику по истории русского литературного языка) называют в науке то 
«хаосом», то «смешением» и «неразберихой» в выборе языковых единиц, массово отразившимися в 
лингвистической организации текстов данного периода, с чем трудно согласиться с учетом синхрон-
но-диахронической  их  интерпретации.  Дело  в  том,  что  на  такую  организацию  текста,  как  правило, 
смотрят  с  позиции  нормы  употребления  языковых  единиц.  Причем  над  понятием  «норма»  в  таких 
случаях  довлеет  ее  современное  понимание  как  устоявшегося,  кодифицированного  и  потому  леги-
тимно  закрепленного  и  регламентированного  для  всех  носителей  языка  явления,  которое,  на  наш 
взгляд,  не  всегда  учитывает  диахронический  подход  в  ее  интерпретации  применительно к конкрет-
ному историческому отрезку истории русского языка. Думается, именно по этой причине резкие из-
менения на функциональном уровне языка воспринимаются как хаос и неразбериха в силу смешения 
уходящего  и  нарождающегося,  нового  и  старого,  общепринятого  и  индивидуального,  генетически 
«своего»  и  «чужого»,  заимствованного,  особенно резко  эксплицирующиеся  на  первых  этапах  таких 
перемен. Однако интерпретация текстов любого синхронного среза (в прошлом или настоящем) с по-
зиций диахронии в синхронии языка снимает такие оценки, поскольку смешение языковых элементов 
разных уровней языка и разной их генетической и функционально-стилистической природы в преде-
лах дискурсной продукции необходимо воспринимать как естественный процесс развития языка, соз-
дающий свою своеобразную норму, только норму переходного периода, какой была, например, и сама 
Петровская эпоха (см. об этом в наших работах разных лет: [9–11]). С этих позиций интерпретация и 
самого  понятия  «состояние  языка»  применительно  к  переходным  периодам  истории  его  носителей 
приобретает более объективированный характер, поскольку каждый такой резкий переход от одного 
состояния общества к другому, периодически наблюдаемый в жизни носителей языка и находящий в 
последнем естественное отражение и воплощение, должен оцениваться как связующее звено в цепи 
многих других звеньев в историческом процессе его развития. Именно в такие периоды естественно 
возникает своеобразная норма выбора и использования языковых единиц, которую мы назвали нор-
мой переходного периода и которая обычно носит временный характер, являясь основой для рожде-
ния  новой  нормы,  легитимно  закрепляемой  обществом  и  действующей  до  следующего  подобного 
«взрыва»,  идущего,  как  правило,  извне.  Краткий  анализ  дальнейших  судеб  русского  литературного 
языка подтверждает названную особенность его истории. 
В частности, стык XVIII–XIX вв. оказался еще одной вехой в подобной череде хронологически 
детерминированных  этапов  на  диахронической  оси  истории  русского литературного  языка.  Он  был 
ознаменован явлением на исторической арене развития русского литературного языка гения Пушки-
на, своим творчеством продемонстрировавшего синтез накопленных богатств книжного и разговор-
ного генезиса, которые долгое время оставались функционально разобщенными либо закрепленными 
за разными жанрами письменной продукции. Это создавало значительные сложности в использова-
нии литературной формы языка в национальный период его развития и порождало споры о судьбах 
языка как в конкретный период его применении, так и на перспективу. Такие споры и дискуссии бу-
доражили общественное мнение и создавали критическую по своей сути ситуацию в той части обще-
ства, которая была наиболее обеспокоена судьбами языка, оказавшегося в центре социально и куль-
турно значимых проблем и потому важных для носителей языка в целом. Такой дискуссией, как из-
вестно, стала так называемая борьба «шишковистов» и «карамзинистов», или «архаистов» и «новато-
ров», толчком к которой послужила опубликованная в 1803 г. известная сейчас любому филологу по-
лемическая статья А.С.Шишкова «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка». И хотя в 

Н.И.Гайнуллина 
134 
Вестник Карагандинского университета 
ней содержалось немало интереснейших для любого лингвиста наблюдений об этимологии, путях и 
способах образования слов, их различиях в употреблении и смысловых нюансах, в целом она была 
воспринята как тормоз к прогрессивному развитию русского литературного языка и призыв к стари-
не, а не обновлению (особенно там, где речь шла о заимствованиях), потому и вызвала определенное 
замешательство и неприятие у современников, обеспокоенных, по их мнению, призывом к старине и 
славянщизне. Зато значимость ее видится в том, что она пробудила новые мысли и подходы к языку и 
его  использованию.  Вот  почему  полемику  между  «архаистами»  и  «новаторами»  можно  рассматри-
вать как своеобразный революционный по своей сути взрыв в функциональной сфере языка, в преде-
лах которого рождались прогрессивные идеи о новых путях развития русского литературного языка. 
Это была борьба не просто за нечто старое или новое в языке — это была борьба за новую норму, а 
следовательно, и за стилистику текста, которая бы совместила лучшее как из книжных традиций, так 
и  из  области  богатств,  накопленных  в  живой  разговорной  речи.  А  это  уже  программа!  Программа, 
символично появившаяся на стыке веков! И такой синтез разных в генетическом и стилистическом 
отношении языковых стихий и их использования в пределах текста показал в своем поэтическом и 
прозаическом  творчестве  гениальный  А.С.Пушкин,  указав  тем  самым  пути  дальнейшего  развития 
русского  литературного  языка,  именно  с  этого  времени  получившего  в  науке  статус  современного. 
Своими произведениями он явил новый облик русского литературного языка как реакцию на запросы 
времени и общества. Но во всем этом удивительно другое: такое состояние языка и представлений о 
его  дальнейших  путях  развития  вновь  оказалось  связанным  с  хронологическим  разломом,  стыком 
веков, обозначивших целую эпоху в исторических судьбах русского литературного языка, ибо гений 
А.С.Пушкина, как в свое время указал В.В.Виноградов, в литературном и культурно-языковом кон-
тексте 10–20-х годов XIX столетия в спорах «архаистов» и «новаторов» не позволил ему полностью со-
лидаризироваться и отождествить себя ни с одним из этих направлений (см. [12]). 
Как показали наши наблюдения, на последующих этапах истории русского языка периоды «узу-
альных  взрывов» (выражение  В.В.Колесова),  порождавших  переходное  состояние  в  русском  языке, 
сокращались примерно до столетия. Но при этом с завидной периодичностью они подтверждали за-
кономерность их возникновения на диахронической оси развития, выпадая на стыки веков, отзываясь 
на социальные изменения (а лучше сказать потрясения) в форме смены культурно-исторических па-
радигм как в жизни общества, так и в языке. Естественно поэтому с позиций диахронии в синхронии 
языка характерным представляется стык XIX–XX вв. Данный рубеж историки языка определяют как 
«один из самых сложных этапов в развитии русского литературного языка, характеризующийся даль-
нейшей дифференциацией стилей литературного языка и его жанровых разновидностей, тенденцией 
к  ломке  устоявшихся  стереотипов,  утратой  художественной  литературой  права  на  монополизацию 
норм литературной речи, усилением роли публицистических жанров, политической литературы, про-
никновением в литературный узус некодифицированных подсистем русского языка — просторечия, 
профессиональных и социальных жаргонов» [13; 6]. В этой цитате из работы известного исследова-
теля русского языка XIX–XX вв. мы хотели бы обратить внимание на такие оценки указанного рубе-
жа столетий, приведенные как констатация представлений об этом отрезке времени, как «дифферен-
циация  стилей», «тенденция  к  ломке  устоявшихся  стереотипов», «проникновение  в  литературный 
узус некодифицированных подсистем русского языка» в виде просторечия и жаргонов. Собственно, 
все эти признаки состояния литературного языка в основном характерны и для предыдущих его со-
стояний на приведенных выше рубежах веков. Именно их реализация (в большей или меньшей сте-
пени) в текстовой продукции на разломе и стыке веков создает в отдельные (не всегда длительные) 
отрезки истории своеобразное видение такого состояния русского языка как отступление от нормы, 
воспринимаемое в качестве хаоса или, по меньшей мере, необычности в форме смешения и неупоря-
доченности,  которые  существенно  отличают  его  от  эволюционных,  относительно  спокойно  проте-
кающих процессов в предшествующие периоды. Так было и в петровское время, и на стыке XVIII–
XIX  вв.  Так  это  было  и  на  стыке XIX–XX вв.,  когда  середина XIX в.  даже  современникам  вообще 
представлялась  своеобразным  «провалом»  в  истории,  тем  более  резко  подчеркивавшим,  как  писал 
известный  философ-идеалист  и  философ  языка  того  времени  Г.Г.Шпет, «новый  взлет  культурно-
исторической волны к концу замечательного века» (цит. по: [13; 387]). Как правило, именно ключе-
вые,  исторически  мотивированные  своим  появлением  на  длительном  пути  развития  литературной 
формы русского языка такие категории, как славянизмы с их исторически детерминированной книж-
ной стилистической коннотацией, просторечие, актуализировавшееся примерно с середины XVII в., 
и  заимствования,  в  их  столкновении  в  пределах  текста  стали  основными  маркерами  необычности 

Историческая детерминированность языковых… 
Серия «Филология». № 4(68)/2012 
135 
стилистики текстов. Именно они попадали в поле зрения носителей русского языка прошлого, спон-
танно чувствовавших подобные революционные изменения, обострявшиеся на рубеже столетий. Со-
временная же историческая наука лишь с высоты времени пытается дать им научную оценку, нередко 
просто констатируя ее применительно к отдельным отрезкам истории языка. Однако выстроенные в 
единый ряд  указанные  выше  рубежи  столетий  являют  нам  интересную  закономерность  в  их  повто-
ряемости и регулярности возникновения, в том числе и стык XIX–XX вв., обнаруживший все много-
образие проблем, выдвинутых историей. Не случайно в этот период на арене истории русского языка 
и  русской  культуры  появляется  гений  Л.Н.Толстого,  демонстрирующий  поиски  новых  приемов  ис-
пользования  языковых  средств  в  литературном  языке  последних  десятилетий XIX в.  на  фоне  пред-
ставлений о норме использования накопленных богатств русского языка другими писателями этого 
же  времени  (Ф.Сологуб,  А.Ремизов,  Е.Замятин  и  др.  представители  зарождавшегося  символизма  и 
иных течений в литературе). Все эти поиски обновления литературного языка на стыке веков, на наш 
взгляд, следует рассматривать как переходное его состояние, в существенной степени усиленное та-
ким экстралингвистическим фактором, как Великая Октябрьская социалистическая революция 1917 г. 
Смена культурно-исторических парадигм, произошедшая под ее влиянием, стала источником новизны 
в языке советского времени и подчеркнула сложность данного отрезка истории русского языка, ибо в 
нем оставалось либо создавалось много неясного: «слагающегося, но не сложившегося, вымирающе-
го, но не вымершего, входящего вновь, но не утвердившегося» [14]. Это и определяет то, что мы на-
зываем «нормой переходного периода». 
О том, что происходило с этим состоянием русского языка, говорит бурное развитие лингвисти-
ческой мысли с начала XX в. и до его конца, когда вновь на диахронической оси его истории проис-
ходит новый «узуальный взрыв»,  вызванный экстралингвистическими обстоятельствами, в которых 
язык развивался. Этот новейший период истории русского языка, как мы видим сейчас, также прихо-
дится  на  рубеж XX–XXI столетий.  Именно  он,  этот  рубеж,  вызвал  бурное  обсуждение  состояния 
языка, начиная с середины 80-х годов прошлого столетия и особенно в 90-е годы — начале XXI в. 
Чтобы понять масштабы такого обсуждения, достаточно вспомнить публикации того времени, а так-
же череду конференций разного уровня и статуса, которые прошли в указанный период. Причем на-
звания таких конференций весьма красноречиво говорят не только об изменившемся состоянии рус-
ского языка, но и об обеспокоенности этим состоянием и общества в целом, и научного сообщества. 
Объем статьи не позволяет привести полный перечень такой литературы (в принципе, известной ка-
ждому, кто занимается вопросами синхронного состояния русского языка). Поэтому ограничимся, с 
нашей  точки  зрения,  наиболее  существенными  и  значимыми  работами  ученых,  внесших  важный 
вклад в осмысление и интерпретацию того, что происходит с русским языком современности [15]. Все 
без исключения указанные и не названные здесь источники подчеркивают резкую смену общественно-
политической и культурно-исторической обстановки на территориях распространения русского языка 
(Россия  и  постсоветское  пространство,  образовавшееся  в  результате  распада  некогда  единого  госу-
дарства — СССР). Однако важным представляется то, что точкой отсчета в оценке состояния рус-
ского языка называется середина 80-х годов ХХ столетия, когда началась так называемая перестройка 
в обществе, вызвавшая резкие изменения в языке. К началу 90-х годов уже стало ясно, что конец ХХ 
в. знаменуется революционными сдвигами в языке, которые необходимо осмыслить. И такую науч-
ную оценку происходящего в русском языке этого времени дали в процессе так называемой «почто-
вой  дискуссии» 1991 г.,  организованной  Ю.Н.Карауловым,  видные  ученые  современности 
Ю.Д.Апресян, В.Г.Гак, А.С.Герд, А.В.Бондарко, В.В.Колесов, Е.Н.Ширяев и другие. Отмечая эти из-
менения  в  языке 80–90-х  гг.  ХХ  в. (сниженность  литературных  форм  выражения  и  агрессию  в  ис-
пользовании языковых единиц в результате широкого вовлечения в речевую практику просторечия, 
вульгаризмов, жаргонизмов, уголовного арго и т.п.; широкую волну неологизации за счет словотвор-
чества,  в  том  числе  и  индивидуально-авторского;  заметные  изменения  в  сочетаемости  лексических 
единиц и структуре предложений и т.д.), участники дискуссии, тем не менее, пришли к единодушно-
му мнению, что сам язык в его строении и системе не изменился, — изменились приемы использова-
ния его единиц в речи, то есть изменилась культура речи. Разумеется, это привело к значительному 
обновлению  русского  языка  на  всех  уровнях,  в  первую  очередь  на  лексическом. Ю.Н.Караулов  на-
звал три источника такого обновления: «во-первых, наше прошлое, т.е. возвращение хорошо забы-
того  старого;  во-вторых,  внутренние  ресурсы  самого  языка,  его  словообразовательные,  семантиче-
ские и синтаксические потенции и, в-третьих, новейшие англоязычные заимствования» [16], которые 
в массе хлынули в этот период в русский язык. Как видим, со сменой культурно-исторических пара-

Н.И.Гайнуллина 
136 
Вестник Карагандинского университета 
дигм на стыке XX–XXI вв. вновь на арену выходят практически всё те же три исторически детерми-
нированные категории, которые и в прошлые переходные этапы истории языка оказывались экспли-
цированными временем. Именно они вновь создают восприятие беспорядка, смешения и даже хаоса в 
составе этих значительных языковых изменений, будоражащих общество и вызывающих противоре-
чивые оценки и самого языка, вплоть до крайних мнений о том, что язык не просто портится, но и 
погибает. 
Как видим, с позиций диахронии в синхронии языка на всех перечисленных и значимых для ис-
торического взгляда на состояние русского языка хронологических стыках веков возникает такое со-
стояние переходности на диахронической оси его истории, которое, как правило, связывается, с од-
ной стороны, с разрушением сложившейся в предшествующие периоды нормы, а с другой — с борь-
бой  за  новую  норму.  Однако  прежде  чем  подобный  спор  исторически  разрешился,  язык  попадал  в 
промежуточную полосу соединения, наложения, смешения старого и нового, создававших свою спе-
цифическую  узуальную  норму — норму  переходного  периода.  И  такое  состояние  языка  почему-то 
чаще всего оказывалось эксплицированным на стыках столетий в условиях революционных (т.е. кар-
динальных по своей сути) перемен, вызванных экстралингвистическими факторами в развитии обще-
ства. Разумеется, мы отдаем себе отчет в том, что абсолютизировать хронологические разломы исто-
рии, связывая их с революционными изменениями в языке, — дело неблагодарное и, возможно, даже 
кому-то  покажется  сомнительным,  так  как  такие  границы  относительно  условны  и  «далеко  не  изо-
морфны тем или иным процессам» [13; 11]. Тем не менее, как показал приведенный выше краткий 
комментарий применительно к интерпретации понятия «состояние языка» с позиций его диахронии в 
синхронии,  взаимосвязь  и  взаимообусловленность  изменения  состояния  языка  и  хронологических 
границ, обозначенных стыками веков (и даже тысячелетий), — факт неоспоримый. Именно на стыке 
веков,  подчиняясь  каким-то  невидимым  и  непостижимым  законам  смены  эпох  в  его  развитии,  как 
правило, носящих революционный характер и проявляющихся в виде своеобразных взрывов, моти-
вированных  и  внешними,  экстралингвистическими  факторами,  и  внутриязыковыми  процессами 
перманентно накапливаемых изменений при переходе одной диахронии в новую синхронию, в язы-
ке в n-ный момент таких кумулятивных процессов наступает «взрыв», на время создающий переход-
ную полосу в его историческом движении, в пределах которой и возникает своеобразная своя норма 
—  норма  переходного  периода.  Она-то  и  определяет  «лицо»  состояния  языка  в  подобные  моменты 
его истории. И не учитывать это, думается, невозможно, ибо понимание такой закономерности, воз-
можно, позволит прогнозировать судьбы языка в его перспективе. 
 
 
Список литературы 
1  Дуличенко А.Д. Русский язык конца ХХ столетия. — München: Verlag Otto Sagner, 1994. 
2  Костомаров В.Г. Языковой вкус эпохи. — СПб.: Златоуст, 1999. 
3  Русский язык конца ХХ столетия (1985–1995). — М.: Studia philologica, 2000. 
4  Современный  русский  язык:  Активные  процессы  на  рубеже XX–XXI веков / Отв.  ред.  Л.П.Крысин. — М.:  Языки 
славянских культур, 2008. 
5  Валгина Н.С. Активные процессы в современном русском языке: Учеб. пособие. — М.: Логос, 2003. 
6  Сулименко  Н.Е.  Современный  русский  язык.  Слово  в  курсе  лексикологии:  Учеб.  пособие. — М.:  Наука,  Флинта, 
2006. 
7  Актуальные проблемы современной русистики / Под ред. Н.М.Шанского. — М.: Просвещение, 1991. 
8  Кутина Л.Л. Динамика семантической системы языка и возможные аспекты показа ее в лексикографии / Проблемы 
исторической лексикографии. — Л.: Наука, 1977. — С. 28. 
9  Гайнуллина Н.И. Эпистолярное наследие Петра Великого в истории русского литературного языка: Автореф. дис. … 
д-ра филол. наук. — Алматы, 1996. — С. 12. 
10  Гайнуллина Н.И. Языковая ситуация как категория диахронии // Русский язык в Кыргызстане: Материалы Междунар. 
науч. конф., 28–29 октября 2002 г. — Бишкек, 2003. — С. 30–34. 
11  Гайнуллина Н.И. О смешанном характере русского языка и норме переходного периода // Вестн. КазНУ. Сер. филол. 
— № 2 (74). — Алматы, 2004. — С. 4–7. 
12  Виноградов В.В. Очерки по истории русского литературного языка XVII–XIX веков. 3-е изд. — М.: Высш. шк., 1982. 
— С. 271, 272. 
13  Грановская Л.М. Русский литературный язык в конце XIX и XX вв.: Очерки. — М.: Элпис, 2005. 
14  Чернышев В.И. Избранные труды. — Т. 1. — М.: Просвещение, 1970. — С. 449. 
15  Русский язык в его функционировании. — М., 1993. — С. 1–4. 

Историческая детерминированность языковых… 
Серия «Филология». № 4(68)/2012 
137 
16  Караулов Ю.Н. О некоторых особенностях современного состояния русского языка и науки о нем // Русская речь. — 
1995. — № 1. — С. 17. 
 
 
Н.И.Гайнуллина 

жүктеу/скачать 2,98 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: