Коммуникативно прагматический аспект менасивных речевых актов (МРА) в политическом дискурсе является очень важной областью теории речевых актов. Общепризнанно, что для речевого акта угрозы характерна множественность форм выражения коммуникативной цели, на выбор которых влияют различные факторы взаимодействия. Существует устойчивое мнение о том, что каждый речевой акт совершается в конкретных условиях, «с определенной целью, с определенными отношениями между коммуникантами, обладающими набором социальных ролей» [15, c. 71]. Как правило, комбинация этих прагматических факторов будет сугубо индивидуальной в речевом факторе. Опираясь на теоретические труды зарубежных ученых, О. В. Эпштейн дает подробную классификацию коммуникативно-прагматических аспектов МРА в политическом дискурсе следующих факторов в качестве базовых, влияющих на выбор речевого варианта для речевых угроз:
фактор адресанта/адресата, где коммуникативно-прагматический аспект МРА в политическом дискурсе предполагает участие не менее двух лиц. Данный фактор раскрывает образ автора и адресата, предопределяет ролевые отношения, показывает характер обстановки общения, характеризует отношения социально-психологической дистанции и мотивированность языкового варианта, вызванная ситуативным контекстом;
прямой адресат – это лицо или группа лиц, либо объект воздействия, которым предназначена речевая угроза, хотя в политическом дискурсе присутствие прямого адресата не является обязательным. Это связано с институциональным характером типом общения, т.е. законами этики и дипломатии. Речевая агрессия происходит в заочной форме, посредниками, как обычно, становятся средства массовой информации. Иллокутивное содержание высказывания, как правило, предназначено определенной модели адресата. На выбор модели влияет коммуникативная ситуация, поскольку в качестве воздействия выступает адресат;
косвенный адресат, обусловлен «квазиадресностью высказывания» [15,
72] и представляет имплицитный характер. Присутствие адресата необязательно, при речевой угрозе непосредственное указание на его адрес представляет скрытый характер;
- квазиадресат, который автором определяется как квазиадресат, под которым понимается абстрактные предметы и социальные явления, например,
“When it comes to terrorism, we will do whatever is necessary to protect our Nation” [139].
Однако, на наш взгляд, квазиадресат как фактор речевой угрозы не выступает в качестве самостоятельной формы, а лишь является вариантом или формой косвенного адресата.
В целом, расширенная классификация О. В. Эпштейн с точки зрения коммуникативно-прагматического подхода является более продуктивной, и она раскрывает необычные стороны речевого воздействия и выделяет следующие виды угрозы в обоих случаях (прямой и косвенной): экспликация угрозы и импликация угрозы [15, c. 77-78]. Если экспликация (лат. explicatio ‘объяснение, развёртывание’) – это пояснение к адресату отдельной части своих высказываний), то импликация (от лат. implicatio ‘связь’) представляет бинарную логическую связь.
В целом, выделение в коммуникативно-семантической группе нижеприведенных типов угрозы представляет универсальный характер: собственно, угроза; устрашение; ультиматум; шантаж; категорическое требование; предостережение.
Безусловно, данные виды менасивных речевых актов в политическом дискурсе отличаются различной степенью угроз и эмоционального накала. Непосредственно угроза как враждебная агрессия, вызванная определенной целью высказывания, направлена на воздействие, как и угроза-устрашение, в основном на психологическую и эмоциональную сферу, что иногда, объективно вызывают у адресата страх. Остальные же виды угрозы (собственно угроза, ультиматум, шантаж, категорическое требование, предостережение) ориентированы в большей степени на интеллектуально-рациональную реакцию адресата. Они часто выполняют функцию регулирования межличностных отношений и вызывают состояние опасения. Следует подчеркнуть, что наряду с «источником» угрозы, т.е. говорящим, может выступать и третья сторона, представленная в роли прямого и косвенного адресата или как одушевленным, так и неодушевленным предметом, событием, явлением и т.д. В этих моментах при воздействии на адресата выступают экстралингвистические факторы [19, c. 124]: например, авторитет говорящего, его темперамент, социальный статус и т.д. Акт менасивного действия предполагает наличие приоритетной позиции одного из коммуникантов в иерархии отношений. В таких случаях приоритетность позиции адресанта в рамках речевой угрозы может быть обусловлена коммуникативным аспектом угрозы, включает и такой базовый фактор, как характер отношений, где может проявиться позиционность, статус и ситуативность [21, c. 125]. Естественно, этот фактор реализуется через
включение адресата в близкое или далекое коммуникативное окружение адресанта. По мнению В. В. Быстрова, при регуляторном характере функции угрозы можно увидеть возможные типовые сценарии, где для менасива в политическом дискурсе оказывается важным выделение нейтральной дистантности наряду с позиционным, статусным и ситуативным расположением адресанта по отношению к адресату, что проявляется в основном в определенной обстановке общения (официальной, нейтральной, непринужденной) [124, с. 65]. В этом случае степень мотивированности менасивного высказывания определяется только как вспомогательное условие реализации угрозы и является составной частью всего коммуникативного аспекта. Именно мотивационные устремления указывают на наличие или отсутствие потенциальной внутренней готовности адресанта, предрасположенности его к политическому взаимодействию. Безусловно, мотивировка выбора конструкции угрозы выражается через контекстуальное указание на причины, подвигнувшие политика прибегнуть к угрозе. Синтаксический аспект, как указано выше, включает способы выражения менасивной интенции: прямой/косвенной, эксплицитной/имплицитной и т.п. Данные способы передачи эффектной иллокутивной силы и степени эксплицитности интенции реализуются при помощи многочисленных и разнообразных средств, принадлежащих к разным уровням языка: морфологическим, лексико-грамматическим, синтаксическим. Иными словами, в актуализации интенционального содержания обнаруживается широкий ракурс варьирования. На основе общности выражаемого интенционального значения средства образуют систему языковых вариантов, т.е. «языковой репертуар» категории угрозы. Речевое варьирование средств выражения менасивной интенции обусловлено факторами лингвистического и экстралингвистического характера.
Коммуникативная цель при речевом акте угрозы выражается по-разному и имеет свои особые формы изложения и выражения, благодаря разнообразию коммуникативных ситуаций в целом. Опираясь на исследования по коммуникативно-прагматическим аспектам менасивных речевых актов, необходимо подчеркнуть, что определенный речевой акт совершается при индивидуальных обстоятельствах. Социальные нормы и статус коммуникантов определяют коммуникативную цель. Сочетание прагматических факторов является индивидуальным для каждого из речевых актов. Мы намеренно обращаем внимание в исследовании, что основным либо центральными факторами в выборе речевых разновидностей для речевого акта угрозы являются характер и имидж адресанта и адресата, их социально-ролевые отношения, коммуникативные ситуации, коммуникативная мотивированность на базе определенного контекста, и конечно же, это социально- психологические дистанции, тесно связанные с безопасностью человека. Определенные ситуации угрозы предполагают адресанта и адреса в качестве основополагающих участников коммуникативно-прагматического компонента в реализации менасивных речевых актов. Парадигма адресата всегда
определяет его иллокутивное содержание как таковое, или же, другими словами, прагматический компонент смысла определенного высказывания. В определенных случаях встречаются ситуации, когда в процессе коммуникации возникает определенная конфликтная ситуация между участником и лицом, не принимавшим очное участие в коммуникации. Такой момент в процессе коммуникации определяется как угроза третьему лицу.
В своих исследованиях Г. Г. Почепцов классифицировал прагматические типы высказывания и их функциональные свойства по коммуникативным и функциональным описаниям предложения, где в свою очередь неязыковая компетенция, а коммуникативная компетенция играет основную роль [21, с. 16]. Также по мнению автора, одинаковые предложения могут выражаться двояко, в зависимости от смысловой нагрузки. Высказывая одно и тоже предложение коммуникант может и предупредить, пообещать, угрожать, смотря какую коммуникативную цель преследует лицо, участвующее в коммуникации. Коммуникативное намерение позволяет отличить предложения друг от друга. В своих трудах Г. Г. Почепцов опираясь на исследования Дж. Остина выделяет следующие виды речевых актов:
констативы – речевые акты, описывающие ситуацию и действия;
промиссивы – речевые акты, выражающее обещание;
менасивы – речевые акты угрозы;
перформативы – речевые акты равнозначный поступку, либо действию;
инъюнктивы – речевые акты, выражающие приказ;
реквестивы – речевые акты, выражающие просьбу, совет;
квеситивы – речевые акты, выражающиеся в вопросительных предложениях [140, с.10-17].
Каждое коммуникативно нацеленное выражение имеет два подхода: это грамматическая структура высказывания и семантическая. То есть, коммуникант перед тем как воспроизвести речь грамматически, стилистически ее оформляет, придавая речи особое значение, в зависимости от коммуникативной цели высказывания. Если же коммуникативная цель высказывания разная, то и структуры предложения различны соответственно. Семантическая структура предложения определяется смыслом предложения, какое значение мы придаем данному предложению в речепроизводстве. В менасивном значении высказывания существует три центрально составляющих звена. Исследуя менасивный речевой акт, мы пришли к мнению, что при речевоспроизводстве между коммуникантами во время непонимания, взаимных претензий и агрессии, говорящий предупреждает, затем требует, а уже после угрожает. Мы согласны с мнением ученых, что основным компонентом менасивного речевого акта является требование. Требование соотносится как возможность побудить или заставить человека согласится и принять условия, чтобы нейтрализовать возникший конфликт и опасность.
Как показывает наш анализ фактического материала, в современном политическом дискурсе реализовать речевой акт угрозы можно как прямым способом, так и косвенным. В то же время, мы не исключаем имплицитную и
эксплицитную форму выражения угрозы в речи. Исходя из наших наблюдений, коммуникативно-прагматические стратегии и тактики, а также коммуникативно-прагматические категории, типы, высказывания, предложения в англоязычном политическом дискурсе реализуют конкретный смысл, через традиционные средства выражения.
Коммуникативные тактики и стратегии менасивных речевых актов – это базовые категории речи, обусловленные отбором фактов и способом реализации замысла с целью воздействия на адресата [141, c. 85-86].
Коммуникативные тактики предполагают дискурсивные стратегии, в основе которых лежит «проективное концептуальное видение субъектом определенного социального института своего дискурсивного поведения, основанное на осознании путей оптимального достижения цели в условиях социальной интеракции и способов их выражения в конкретных языковых средствах» [142, с. 7]. Как отмечено выше, адресованность угрозы в политической коммуникации происходит двумя конфликтогенными путями: прямыми и косвенными. Следовательно, в политической коммуникации угроза является тактическим приемом манипуляции противником в борьбе за политическую власть, которые могут вести к политическому диалогу – переговорам, причинами которых может быть военный конфликт с применением силы; социо-культурные и политико-дипломатические связи и их разрыв; борьба за власть [117, с. 313].
О. С. Иссерс в своем исследовании отмечает, что «феномен речевого воздействия связан, в первую очередь, с целевой установкой говорящего – субъекта речевого воздействия. Быть субъектом речевого воздействия – значит регулировать деятельность своего собеседника (не только физическую, но и интеллектуальную). При помощи речи побуждают партнера по коммуникации начать, изменить, закончить какую-либо деятельность, влияют на принятия им решений или на его представление о мире» [105, с.21].
Говоря о типологии речевых актов воздействия О. С. Иссерс считает, что
«к волеизъявлениям отнесены речевые акты приказов, просьб, отказов, советов, и т.д., то есть все речевые действия, направленные на то, чтобы объект выполнил волю говорящего. Оценочный и эмоциональные типы речевого воздействия связаны с общественными, объективно установленными морально- правовыми отношениями либо с областью межличностных субъективно- эмоциональных отношений (порицание, похвала, обвинение, оскорбление, угроза)» [105, с. 22].
Речевая активность между коммуникантами направлена на то, чтобы заставить адресанта действовать в интересах адресата. Разумеется, адресат в свою очередь применяет специальные коммуникативные техники для получения результата, в данном случае на тотальном подчинении адресанта. К коммуникативной стратегии подчинения мы относим угрозы, предупреждения, обещания, они могут выражаться как прямо, так и косвенно, имплицитно и эксплицитно. В любом случае, нанесение вреда адресату, если тот не подчинится и не сделает того, чего от него требуют. Адресант пытается
воздействовать на адресата путем навязывания своих мыслей и предпочтений, заставить что-то сделать даже против собственной воли.
Также О. С. Иссерс убеждена, что «стратегия речевого поведения охватывает всю сферу построения процесса коммуникации, когда ставится целью достижения определенных долговременных результатов. В самом общем смысле речевая стратегия включает в себя планирование процесса речевой коммуникации в зависимости от конкретных условий общения и личностей коммуникантов, а также реализацию этого плана. Иными словами, речевая стратегия представляет собой комплекс речевых действий, направленных на достижение коммуникативной цели» [105, с.54].
Стратегия дискредитации, подрывая авторитет и доверие имплицитно или эксплицитно по средствам таких тактик как оскорбление, обвинение, насмешки, издевки, нанесение обиды влекут за собой менасивный речевой акт.
Несомненно, если адресант в своих высказываниях активно использует стратегии и тактики дискредитации в адрес адресата, публично насмехаясь над ним, делая его предметом оскорбительных замечаний и упреков, необоснованно обвиняя его, тем самым нанося обиду, не без оснований вызовет агрессию со стороны адресата, создавая в целом конфликтогенную ситуацию. Мы считаем, что стратегия дискредитации реализуется тактиками насмешки, издевки, оскорбления и обвинения прямо или косвенно, принижая авторитет адресата через осмеивание его как личности, его действий и намерений, все это являются коммуникативными задачами принижения оппонента, прикрепляя ему ярлыки и создавая отрицательную оценку. Если же менасивное высказывание носило публичный характер, мы полагаем на соответствующую реакцию со стороны оппонента. Успешность реализации стратегий и тактик дискредитации следует считать по перлокутивному эффекту. Особенно ярко это наблюдается в предвыборной речи кандидатов в президенты США Дональда Трампа. Намеренно используя стратегии и тактики дискредитации в своих высказываниях, тем самым преследуя поставленную им коммуникативную цель, порождая менасивный речевой акт, он достигает ее, несомненно.
“…she’s lying again, because she said she – you know, what she did with the e- mails was fine. You think it was fine to delete 33 000 e-mails? I don’t think so” [143].
“…That was locker room talk. I’m not proud of it. I am a person who has great respect for people, for my family, for the people of this country. And certainly, I’m not proud of it. …. If you look at Bill Clinton, far worse. … There’s never been anybody in the history politics in this nation that’s been so abusive to women.
…Hillary Clinton attacked those same women and attacked them viciously. One of
Достарыңызбен бөлісу: |