Эдит Ева Эгер, при участии Эсме Швалль-Вейганд Выбор

собственной семейной жизни, укрепив веру в то, что быть любимой
означает подвергаться мучениям. Беатриса наконец разводится со
своим мужем и находит новый путь в жизни, с новой работой и
новыми отношениями. На пути в Мексику ее снова насилуют. Она
возвращается домой совершенно сломленной.
По настоянию подруги Беатриса начинает лечиться у
психотерапевта, моей коллеги. Она все еще находится во власти фобий
и едва может встать с кровати. Женщина испытывает постоянный,
тяжелый, гнетущий страх и живет в непреходящей тревоге, боясь
выйти из дома из-за страха снова подвергнуться нападению и боясь
запахов 
и 
ассоциаций, 
которые 
вызывают 
изнурительные
репереживания.
После первых сеансов с моей коллегой Беатриса соглашается
вставать каждое утро, принимать душ, заправлять кровать, а потом
пятьдесят минут заниматься на велотренажере в гостиной под
фоновый шум телевизора. Беатриса не отрицает свою травму, как
когда-то отрицала. Она может говорить о прошлом и логически
осмысливать его. Но она еще не оплакивает свою прерванную жизнь.
Со временем Беатриса учится сидеть на тренажере просто так, с
пустотой в душе, учится верить, что горе – это не болезнь (хотя так
может казаться), и понимать, что когда глушишь чувства едой,
алкоголем или другим компульсивным поведением, то только
продлеваешь страдания. Сначала в течение пятидесяти минут на
тренажере Беатриса не крутит педали. Она просто сидит. Через минуту
или две она начинает плакать. Плачет, пока не раздается звонок
таймера. По мере того как недели идут, она проводит чуть больше
времени на тренажере – двадцать минут, потом двадцать пять. Когда
она сидит уже по тридцать пять минут, то начинает крутить педали. По
чуть-чуть, день за днем, она прокладывает дорогу в тайники своего
тела, где прячется ее боль.
К тому времени когда я встречаюсь с Беатрисой, она уже успевает
сделать очень много для своего исцеления. Ее работа со своим горем
уменьшает ее депрессию и нервозность. Она чувствует себя намного
лучше. Но услышав мою лекцию в общественном центре, она
задумывается, что еще можно сделать, чтобы освободиться от боли
своей травмы. Возможность прощения пустила корни.

– Прощение не означает, что вы прощаете своего мучителя за то,
что он с вами сделал, – говорю я ей. – Вы прощаете ту ипостась себя,
которая подвергалась пытке, и отпускаете чувство вины. Если хотите, я
могу провести вас по пути к свободе. Мы как будто пойдем по мосту.
Страшно смотреть вниз. Но я буду рядом. Что вы думаете? Вы хотите
продолжить?
В карих глазах вспыхивает тусклый свет. Она кивает.
Я начинаю работать с Беатрисой, и через несколько месяцев она
готова мысленно провести меня в кабинет своего отца, где начались
домогательства. Это крайне болезненная часть терапии, и
продолжаются 
дебаты 
между 
сообществами 
психологов 
и
нейрофизиологов относительно того, насколько вредно или полезно
для пациента мысленно погружаться в травматическую ситуацию или
в реальной жизни возвращаться на то место, где была нанесена травма.
Когда я проходила обучение, то научилась прибегать к гипнозу, чтобы
помогать выжившим заново проживать травматическое событие и
больше не быть его заложниками. Исследования последних лет
показывают: мысленное погружение человека в травматическую
ситуацию может быть опасным – психологическое воспроизведение
мучительного события способно повторно травмировать пациента.
Например, после трагедии 11 сентября 2001 года зафиксировано, что
чем чаще люди видят по телевизору сюжеты с рушащимися башнями,
тем большую травму они переживают впоследствии. Повторные
встречи с прошлым могут усилить, а не успокоить вселяющие страх и
боль чувства. В своей практике и на своем опыте я вижу, насколько
эффективным может быть мысленное перепроживание травмирующих
ситуаций, но делать это необходимо в полной безопасности, с
грамотным профессионалом, который сможет контролировать, как
долго и глубоко пациент погружается в прошлое. И даже в таком
случае подобная практика годится не для всех пациентов и не для всех
психологов.
Для Беатрисы это необходимо сделать, если мы хотим добиться
полного излечения. Чтобы освободиться от травмы, ей нужно получить
разрешение чувствовать то, что ей не разрешали, когда произошло
первое насилие и в последующие десятилетия. Когда она сможет
испытать эти чувства, они начнут требовать внимания, и чем сильнее
она будет пытаться подавить их, тем яростнее они будут настаивать на

признании и тем более жуткой окажется встреча с ними. В течение
долгих недель я медленно, осторожно стараюсь подвести Беатрису
ближе к этим чувствам. Чтобы они не поглотили ее. Чтобы она смогла
увидеть, что это просто чувства.
Из предыдущей терапии Беатриса уже знает, что, в конце концов
позволив себе почувствовать свою огромную печаль, она получает
некоторое облегчение от депрессии, стресса и страха, которые когда-то
приковывали ее к постели. При этом она еще не разрешает себе
злиться на прошлое. Однако нет прощения без ярости.
Пока Беатриса описывает маленькую комнату: то, как скрипит
дверь, когда друг отца закрывает ее, темные клетчатые шторы, которые
он заставляет ее задернуть, – я внимательно слежу за ее телом, готовая
в любой момент вернуть Беатрису назад, если вдруг она окажется в
беде.
Беатриса сжимается, когда мысленно задергивает шторы в
кабинете. Так она запечатала себя в одной комнате с насильником.
– Остановись здесь, милая, – говорю я.
Она вздыхает, не открывая глаз.
– В комнате есть стул?
Она кивает.
– Как он выглядит?
– Это кресло. Цвета ржавчины.
– Я хочу, чтобы ты посадила своего отца в это кресло.
Она морщится.
– Ты видишь, как он в нем сидит?
– Да.
– Как он выглядит?
– Он в очках. Читает газету.
– Во что он одет?
– Синий свитер. Серые штаны.
– Я дам тебе большой кусок клейкой ленты и хочу, чтобы ты
залепила ему рот.
– Что?
– Заклей ему рот лентой. Ты сделаешь это?
Она кивает. Слабо улыбается.
– Теперь возьми веревку. Привяжи его к креслу, чтобы он не мог с
него встать.

– Хорошо.
– Ты крепко его привязываешь?
– Да.
– Теперь я хочу, чтобы ты орала на него.
– Что орать?
– Я хочу, чтобы ты сказала ему, как сильно ты злишься.
– Я не знаю, что говорить.
– Скажи вот что: «Папа, я так злюсь на тебя за то, что ты не
защитил меня!» Но не говори спокойно. Прокричи это!
Я показываю ей.
– Папа, я так злюсь на тебя, – говорит она.
– Громче.
– Папа, я так злюсь на тебя!
– Теперь я хочу, чтобы ты ударила его.
– Куда?
– Прямо в лицо.
Она вскидывает кулак и бьет по воздуху.
– Ударь снова.
Она делает это.
– Теперь пни.
Ее нога взлетает.
– Вот подушка. Можешь бить ее. Прямо молоти по ней.
Я передаю ей декоративную подушку.
Она открывает глаза и пялится на нее. Сначала удары робкие, но
чем больше я поощряю ее, тем сильнее они становятся. Я предлагаю
ей встать и пинать подушку, если ей хочется. Бросать ее по комнате.
Кричать во всю силу легких. Вскоре она сидит на полу и молотит по
подушке кулаками. Когда тело начинает уставать, Беатриса перестает
бить подушку и падает на пол, часто дыша.
– Как ты себя чувствуешь?
– Как будто я никогда не захочу остановиться.
На следующей неделе я приношу боксерскую грушу, красную, на
тяжелой черной подставке. Мы проводим новый ритуал. Начинаем
сеанс с высвобождения гнева. Она мысленно привязывает кого-нибудь
к стулу – обычно одного из родителей – и кричит, нанося свирепые
удары: «Как ты мог допустить, чтобы это случилось со мной! Я была
всего лишь маленькой девочкой!»

– Ты заканчиваешь? – спрашиваю я.
– Нет.
Она бьет столько, сколько ей требуется.
На День благодарения, вернувшись домой после ужина с друзьями,
Беатриса сидит на диване и играет с собакой, вдруг все тело начинает
покалывать. В горле пересыхает, сердцебиение учащается. Она
пытается глубоко дышать, чтобы расслабиться, но симптомы только
ухудшаются. Она думает, что умирает. Просит свою подругу отвезти ее
в больницу. Доктор, который осматривает ее, говорит, что никаких
отклонений не наблюдается. У нее паническая атака. Когда мы
встречаемся с Беатрисой после этого случая, она подавлена и
растерянна, она боится, что ей станет только хуже, что паническая
атака может повториться.
Я сделала все, что в моих силах, чтобы порадоваться ее прогрессу,
утвердить ее рост. Я говорю ей, что, по моему опыту, после
высвобождения гнева люди часто сначала чувствуют себя хуже, чтобы
потом стало лучше.
Она качает головой.
– Думаю, я сделала все, что могла.
– Милая, дай себе выдохнуть. У тебя была ужасная ночь. И ты
прошла через это, не навредив себе. Ты не сбежала. Я не думаю, что
смогла бы справиться так же хорошо, как ты.
– Почему вы пытаетесь убедить меня в том, что я сильный
человек? Может, я не такая. Может, я больная и всегда была такой.
Может, уже хватит говорить мне, что я та, кем никогда не была.
– Ты считаешь себя ответственной за то, в чем нет твоей вины.
– А если это моя вина? Что, если бы я поступила иначе, и тогда он
оставил бы меня в покое?
– А может, винить себя это лишь способ поддерживать вымысел,
будто ты можешь контролировать этот мир?
Беатриса падает на диван и заливается слезами.
– Тогда у тебя не было выбора. Ни одного. Сейчас у тебя есть
разные варианты. Ты можешь выбрать не возвращаться сюда больше.
У тебя всегда есть эта возможность. Но я надеюсь, ты научишься
видеть, какой ты удивительный боец.
– Я едва держусь за жизнь. Мне это не кажется удивительным.

– Когда ты была маленькой, было ли у тебя какое-нибудь место, где
ты чувствовала себя в безопасности?
– Я чувствовала себя в безопасности, только когда была одна в
своей комнате.
– Ты садилась на кровать? Или у окна?
– На кровать.
– У тебя были какие-нибудь игрушки?
– У меня была кукла.
– Ты разговаривала с ней?
Она кивает.
– Ты можешь сейчас закрыть глаза и спокойно сесть на свою
кровать? Возьми ту куклу. Поговори с ней, как говорила тогда. Что ты
скажешь?
– Как сделать так, чтобы меня здесь любили? Я должна быть
хорошей, а я плохая.
– Ты знаешь, что в то время, которое ты ребенком проводила одна,
такая печальная и покинутая, ты развила в себе огромный запас силы и
жизнестойкости? Ты можешь сейчас приободрить эту девочку?
Можешь обнять ее? Скажи ей: «Тебе было больно, но я тебя люблю.
Тебе было больно, но сейчас ты в безопасности. Тебе приходилось
притворяться и прятаться. Сейчас я вижу тебя. Сейчас я люблю тебя».
Беатриса вздрагивает от всхлипываний, крепко обхватив себя
руками.
– Я хочу защищать ее сейчас. Раньше я не могла. Но я не думаю,
что когда-нибудь смогу чувствовать себя в безопасности, если не
научусь защищать себя сейчас.
Так Беатриса решается пойти на следующий риск. Беатриса
признает, что ей хочется чувствовать себя в безопасности, хочется
уметь защищать себя. Она узнает, что в клубе по соседству скоро
начнутся курсы женской самообороны. Правда, она не спешит
записываться. Она боится, что окажется не готовой к тому, чтобы
отражать нападение, что физическое столкновение, даже в безопасной
и поддерживающей обстановке занятия, может спровоцировать
паническую атаку. Она находит любые причины, пытаясь оправдать
свой страх: занятия слишком дорогие, группа уже может быть набрана;
напротив, участников будет мало, и группу отменят. Со мной она
начинает работать над страхами, подпитывающими ее сопротивление

двигаться к желанной цели. Я задаю ей два вопроса: «Что самое
страшное из того, что может случиться?» и «Ты можешь это
пережить?» Самое страшное для нее – вновь испытать паническую
атаку в зале, где много незнакомых людей. Она подтверждает, что
бланк с медицинскими данными, который ей нужно заполнить при
записи на занятие, даст ведущим необходимую информацию о том, что
ей может потребоваться поддержка на случай атаки. И мы обсудим то,
что паническая атака у нее уже была. Если она повторится, возможно,
Беатриса попытается остановить или контролировать ее, но, по
крайней мере, она будет знать, что происходит. И она уже на
собственном опыте поняла, что паническая атака, пусть пугающая и
неприятная, не смертельна. Ее можно пережить. В итоге Беатриса
записывается на занятия.
Как только она оказывается в зале, в спортивной форме и
кроссовках, в окружении других женщин, самообладание покидает ее.
Она чувствует себя слишком неуверенно, чтобы заниматься. Она
боится, что будет ошибаться, будет привлекать к себе внимание. Но
уйти тоже не может, поскольку подобралась слишком близко к своей
цели. Беатриса прислоняется к стене и просто наблюдает за занятием.
Так она ходит на каждое занятие, в спортивной форме, но все еще
слишком напуганная. Инструктор, конечно, замечает, что какая-то
женщина не включается в занятия, а просто наблюдает со стороны. Он
предлагает ей позаниматься индивидуально после основного времени.
Однажды ко мне приходит сияющая Беатриса.
– Я сегодня смогла швырнуть его об стену! Я припечатала его. Я
его победила. Я швырнула его об стену!
Ее щеки горят. Глаза блестят гордостью.
Как только появляется уверенность, что она может защитить себя,
Беатриса идет на другие риски: балет для взрослых, танец живота. Ее
тело начинает меняться. Оно больше не сосуд для своих страхов. Оно
становится инструментом радости. Сегодня Беатриса – писатель,
преподаватель балета, инструктор по йоге. Она решает поставить
танец по мотивам сказки братьев Гримм, которую читала в детстве, –
«Девушка-безручка». В этой сказке родителей девочки обманом
заставляют отдать дочь дьяволу. Она чиста и невинна, поэтому дьявол
не может овладеть ею, но в порыве отчаяния и мести он отрубает ей
руки. Девочка странствует по миру с культями на месте рук. Однажды

она приходит в сад короля, и он, увидев ее среди цветов, влюбляется.
Они женятся, и он дарит ей пару серебряных рук. У них рождается
сын. Однажды она спасает своего сына, когда тот чуть не утонул. Ее
серебряные руки исчезают, и на их месте появляются человеческие.
Беатриса, рассказав мне эту сказку из своего детства, вытягивает
руки и говорит: «Мои руки снова настоящие. Я спасла не кого-то
другого. Я спасла себя».

жүктеу/скачать 2,67 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: