Пау-пау – плоды азимины, кустарникового растения семейства анноновых.
28
Сантра – разновидность апельсина.
Г. Д. Робертс. «Шантарам»
38
тив, прилежно выполнявшие свои обычные обязанности, платили немалые взятки за то, чтобы
выполнять их именно на этом весьма прибыльном участке в центре города.
Просиживая вечер за вечером в «Леопольде» и прислушиваясь к разговорам за сосед-
ними столиками, я постоянно слышал, как иностранцы, да и многие местные, жалуются на кор-
рупцию, пронизывающую сверху донизу всю общественную жизнь и коммерческую деятель-
ность в Бомбее. За несколько недель, проведенных в городе, я имел возможность убедиться,
что их жалобы по большей части справедливы. Однако нет страны, свободной от коррупции.
Не придумано такой системы, которая исключала бы незаконный оборот денег. Даже в обще-
стве, проникнутом самыми благородными идеями, привилегированные классы подмазывают
колеса, на которых катятся вперед, с помощью подкупа и нелегальных сделок. И во всем мире
богатые живут лучше и дольше бедных. «Взяточничество может быть нечестным и честным, –
сказал мне однажды Дидье Леви. – Нечестное одинаково во всех странах, а честное – специ-
фическая индийская разновидность». Я улыбнулся, понимая, что он имеет в виду. Индия была
открытой и честной страной. Я почувствовал это в первый же день, и мне это очень нравилось.
Я инстинктивно старался не осуждать ничего в этом городе, который я все больше любил. Мой
инстинкт велел мне наблюдать, участвовать в текущей вокруг меня жизни и радоваться ей.
Тогда я еще не мог знать, что в ближайшие месяцы и годы моя свобода и сама жизнь будут
зависеть от индийского обычая вовремя отвернуть зеркальце.
– Как! Ты один? – воскликнул вернувшийся Дидье. – C’est trop!
29
Находиться здесь
одному, дружище, – это неприлично, а право быть неприличным я зарезервировал за собой.
Давай выпьем.
Он плюхнулся на стул рядом со мной и подозвал официанта, чтобы заказать выпивку. Я
каждый вечер в течение нескольких недель разговаривал с Дидье в «Леопольде», но никогда –
наедине. Меня удивило, что он решил присоединиться ко мне, когда рядом не было ни Уллы,
ни Карлы, ни кого-либо еще из их компании. Это означало, что он считает меня своим, и я
был благодарен ему за это.
Он нетерпеливо барабанил пальцами по столу, пока не прибыло виски, после чего с жад-
ностью опрокинул разом полстакана и лишь затем с облегчением вздохнул и повернулся ко
мне, прищурившись и улыбаясь:
– Ты, я вижу, погружен в глубокое раздумье.
– Я думал о «Леопольде» – наблюдал, вникал во все это.
– Жуткое заведение, – обронил он, тряхнув густыми кудрями. – Не могу себе простить,
что так люблю его.
Мимо нас прошли двое мужчин в свободных брюках, собранных у щиколоток, и темно-
зеленых жилетах поверх доходивших до бедер рубах с длинными рукавами. Дидье смотрел на
них очень пристально и, когда они кивнули ему, широко улыбнулся и помахал в ответ. Пара
присоединилась к своим друзьям, сидевшим неподалеку от нас.
– Опасные люди, – пробормотал Дидье, глядя все с той же улыбкой им в спину. –
Афганцы. Тот, что поменьше, Рафик, торговал книжками на черном рынке.
– Книжками?
– Паспортами. Раньше он был очень большой шишкой, заправлял всей торговлей. Теперь
занимается переправкой дешевого героина через Пакистан. Зарабатывает на этом гораздо
больше, но зуб на тех, кто выпер его из книжного дела, все же имеет. Тогда положили немало
людей – его людей.
Будто услышав его слова – хотя этого никак не могло быть, – афганцы вдруг обернулись и
пристально уставились на нас с мрачным видом. Один из сидевших за их столиком наклонился
29
Это уж слишком; так нельзя (фр.).
Г. Д. Робертс. «Шантарам»
39
к ним и проговорил что-то, показав на Дидье, а затем на меня. Оба афганца сосредоточили все
внимание на мне, глядя прямо в глаза.
– Да, немало людей положили, – повторил Дидье вполголоса, продолжая широко улы-
баться до тех пор, пока парочка не отвернулась от нас. – Я ни за что не стал бы ввязываться в
какие-нибудь дела с ними, если бы только они не вели их так блестяще.
Он говорил уголком рта, как заключенный под взглядом охранника. Это выглядело
довольно забавно. В австралийских тюрьмах это называлось «открыть боковой клапан», и мне
живо вспомнилась моя тюремная камера. Я вновь услышал металлический скрежет ключа
в замке, почувствовал запах дешевого дезинфектанта и влажный камень у меня под рукой.
Подобные вспышки воспоминаний часто бывают у бывших зэков, копов, солдат, пожарных,
водителей «скорой помощи» – у всех тех, кто имеет опыт травмирующих переживаний. Иногда
эти вспышки происходят совершенно неожиданно в таких неподходящих местах и ситуациях,
что вызывают естественную реакцию в виде идиотского непроизвольного смеха.
– Думаешь, я шучу? – вспыхнул Дидье.
– Нет-нет, вовсе не думаю.
– Все так и было, уверяю тебя. Развязалась небольшая война за передел сфер влияния…
Смотри-ка, и победители явились сюда же – Байрам и его ребята. Он иранец. В этом деле он
был главным исполнителем, а работает он на Абдула Гани, который, в свою очередь, работает
на одного из крупнейших мафиози в этом городе, Абделя Кадер-хана. Они выиграли эту войну
и прибрали к рукам всю торговлю паспортами.
Он незаметно кивнул на группу молодых людей в модных джинсах и пиджаках, вошед-
шую в зал через одну из арок. Прежде чем занять столик у дальней стены, они подошли к метр-
дотелю, чтобы выразить свое почтение. Главным у них был высокий упитанный мужчина лет
тридцати с небольшим. Приподняв полное жизнерадостное лицо над головами своих спутни-
ков, он обвел взглядом весь зал, уважительно кивая или дружески улыбаясь знакомым. Когда
его взгляд остановился на нашем столике, Дидье приветственно помахал ему.
– Да, кровь… – проговорил он, дружелюбно улыбаясь. – Пройдет немало времени,
прежде чем эти паспорта перестанут пахнуть кровью. Меня-то это не касается. В еде я фран-
цуз, в любви итальянец, а в делах швейцарец – строго блюду нейтралитет. В одном я уверен:
из-за этих паспортов будет пролито еще много крови.
Взглянув на меня, он похлопал глазами, словно желая сморгнуть навязчивое видение.
– Похоже, я напился, – проговорил он с приятным удивлением. – Давай закажем еще.
– Заказывай себе. Мне хватит того, что осталось. А сколько стоят эти паспорта?
– От сотни до тысячи. Долларов, разумеется. Хочешь купить?
– Да нет…
– Точно так же говорят «нет» бомбейские дельцы, промышляющие золотом. Их «нет»
означает «может быть», и чем категоричнее оно звучит, тем вероятнее «может быть». Когда
тебе понадобится паспорт, обращайся ко мне, я добуду его для тебя – за небольшие комисси-
онные, само собой.
– И много тебе удается заработать здесь… комиссионных?
– Ну… не жалуюсь, – усмехнулся он, поблескивая голубыми глазами, подернутыми розо-
вой алкогольной влагой. – Свожу концы с концами, как говорится, и, когда они сходятся,
получаю плату с обоих концов. Вот только что я провернул сделку с двумя кило маналь-
ского гашиша. Видишь парочку возле фруктов – парень с длинными белокурыми волосами
и девушка в красном? Это итальянские туристы, они хотели купить гашиш. Некий человек,
ты мог заметить его на улице – босой, в грязной рубашке, – зарабатывает там свои комисси-
онные. Он направил их ко мне, а я в свою очередь переправил их Аджаю, который торгует
гашишем. Великолепный преступник. Вон, смотри, он сидит вместе с ними, все улыбаются.
Сделка состоялась, и моя работа на сегодня закончена. Я свободен!
Г. Д. Робертс. «Шантарам»
40
Он постучал по столу, в очередной раз призывая официанта, но, когда тот принес малень-
кую бутылочку, Дидье какое-то время сидел, обхватив ее обеими руками и глядя на нее в глу-
бокой задумчивости.
– Сколько ты собираешься пробыть в Бомбее? – спросил он, не глядя на меня.
– Не знаю точно. Забавно, в последние дни все только и спрашивают меня об этом.
– Ты уже прожил здесь дольше обычного. Большинство приезжих стремятся поскорее
смыться отсюда.
– Тут еще гид виноват, Прабакер. Ты знаешь его?
– Прабакер Харре? Рот до ушей?
– Да. Он водит меня по городу вот уже несколько недель. Я повидал все храмы, музеи и
художественные галереи, а также целую кучу базаров. Но он пообещал, что с завтрашнего дня
начнет показывать мне Бомбей с другой стороны – «настоящий город», как он сказал. Он меня
заинтриговал, и я решил задержаться ради этого, а там уже будет видно. Я никуда не спешу.
– Это очень грустно, если человек никуда не спешит. Я бы на твоем месте не стал так
открыто признаваться в этом, – заявил он, по-прежнему не отрывая взгляда от бутылки. Когда
Дидье не улыбался, лицо его становилось отвислым, дряблым, мертвенно-бледным. Он был
нездоров, но его нездоровье можно было исправить. – В Марселе есть поговорка: «Человек,
который никуда не спешит, никуда не попадает». Я уже восемь лет никуда не спешу.
Внезапно его настроение изменилось. Он плеснул напиток в стакан и поднял его с улыб-
кой:
– Выпьем за Бомбей, в котором так здорово никуда не спешить! И за цивилизованного
полисмена, который берет взятки хоть и вопреки закону, но зато ради порядка. За бакшиш!
– Я не против выпить за это, – отозвался я, звякая своим стаканом о его. – Дидье, а что
тебя удерживает в Бомбее?
– Я француз, – ответил он, любуясь жидкостью в стакане. – Кроме того, я гей, иудей и
преступник. Примерно в таком порядке. Бомбей – единственный город из всех, что я знаю, где
я могу быть во всех четырех ипостасях одновременно.
Мы рассмеялись и выпили. Он окинул взглядом большой зал, и его глаза остановились
на группе индийцев, сидевших недалеко от входа. Какое-то время он изучал их, потягивая
алкоголь.
– Если ты решил остаться, то выбрал подходящий момент. Наступило время перемен.
Больших перемен. Видишь вон тех людей, которые с таким аппетитом уплетают свою еду? Это
сайники, наемники Шив Сены
30
. «Люди, выполняющие грязную работу» – так, кажется, звучит
ваш милый английский эвфемизм. А твой гид не рассказывал тебе о Сене?
– Да нет, не припоминаю такого.
– Думаю, с его стороны это не случайная забывчивость. Партия Шив Сена – это лицо
Бомбея в будущем. А их методы и их politique
31
, возможно, будущее всего человечества.
– А что у них за политика?
– Ее можно назвать этнической, региональной, языковой. Все люди, говорящие не на
нашем языке, – наши враги, – ответил он, скривившись в брезгливой гримасе и загибая пальцы
на левой руке. Руки были очень белые, мягкие, а под длинными ногтями по краям было черно
от грязи. – Это политика запугивания. Ненавижу всякую политику, а пуще того политиков.
Их религия – человеческая жадность. Это возмутительно. Взаимоотношения человека с его
жадностью – это сугубо личное дело, ты согласен? На стороне Шив Сены полиция, потому
что это партия Махараштры, а большинство рядовых полицейских родом из этого штата. В их
30
Достарыңызбен бөлісу: |