Олдос Хаксли «О дивный новый мир (Прекрасный новый мир)» 100 лучших книг всех времен:
www.100bestbooks.ru
лю ваш перевод в один из филиалов Центра, предпочтительно в Исландию. Честь имею. — И, повер-
нувшись в своем вращающемся кресле прочь от Бернарда, он взял перо, принялся что-то писать.
«Привел в чувство голубчика», — думал Директор. Но он ошибался: Бернард вышел гордо,
хлопнув дверью, ликуя от мысли, что он один геройски противостоит всему порядку вещей; его
окрыляло, пьянило сознание своей особой важности и значимости. Даже мысль о гонениях не угне-
тала, а скорей бодрила. Он чувствовал в себе довольно сил, чтобы бороться с бедствиями и преодо-
левать их, даже Исландия его не пугала. И тем увереннее был он в своих силах, что ни на секунду не
верил в серьезность опасности. За такой пустяк людей не переводят. Исландия — не больше чем
угроза. Бодрящая, живительная угроза. Шагая коридором, он даже насвистывал.
Вечером он поведал Гельмгольцу о стычке с Директором, и отвагою дышала его повесть. За-
канчивалась она так:
— А в ответ я попросту послал его в Бездну Прошлого и круто вышел вон. И точка.
Он ожидающе глянул на Гельмгольца, надеясь, что друг наградит его должной поддержкой,
пониманием, восхищением. Но не тут-то было. Гельмгольц сидел молча, уставившись в пол.
Он любил Бернарда, был благодарен ему за то, что с ним единственным мог говорить о вещах
по-настоящему важных. Однако были в Бернарде неприятнейшие черты. Это хвастовство, например.
И чередуется оно с приступами малодушной жалости к себе. И эта удручающая привычка храбриться
после драки, задним числом выказывать необычайное присутствие духа, ранее отсутствовавшего.
Гельмгольц терпеть этого не мог — именно потому, что любил Бернарда. Шли минуты. Гельмгольц
упорно не поднимал глаз. И внезапно Бернард покраснел и отвернулся.
Полет был ничем не примечателен. «Синяя Тихоокеанская ракета» в Новом Орлеане села на две
с половиной минуты раньше времени, затем потеряла четыре минуты, попав в ураган над Техасом,
но, подхваченная на 95-м меридиане попутным воздушным потоком, сумела приземлиться в Санта-
Фе с менее чем сорокасекундным опозданием.
— Сорок секунд на шесть с половиной часов полета. Не так уж плохо, —отдала должное эки-
пажу Ленайна.
В Санта-Фе и заночевали. Отель там оказался отличный — несравненно лучше, скажем, того
ужасного «Полюсного сияния», где Ленайна так томилась и скучала прошлым летом. В каждой
спальне здесь подача сжиженного воздуха, телевидение, вибровакуумный массаж, радио, кипящий
раствор кофеина, подогретые противозачаточные средства и на выбор восемь краников с духами. В
холле встретила их синтетическая музыка, не оставляющая желать лучшего. В лифте плакатик дово-
дил до сведения, что при отеле шестьдесят эскалаторно-теннисных кортов, и приглашал в парк, на
гольф — как электромагнитный, так и с препятствиями.
— Но это просто замечательно! — воскликнула Ленайна. — Прямо ехать никуда больше не хо-
чется. Шестьдесят кортов!..
— А в резервации ни одного не будет, — предупредил Бернард. — И ни духов, ни телевизора,
ни даже горячей воды. Если ты без этого не сможешь, то оставайся и жди меня здесь.
Ленайна даже обиделась:
— Отчего же не смогу? Я только сказала, что тут замечательно, потому что… ну потому, что
замечательная же вещь прогресс.
— Пятьсот повторений, раз в неделю, от тринадцати до семнадцати, —уныло пробурчал Бер-
нард себе под нос.
— Ты что-то сказал?
— Я говорю, прогресс — замечательная вещь. Поэтому, если тебе не слишком хочется в резер-
вацию, то и не надо.
— Но мне хочется.
— Ладно, едем, — сказал Бернард почти угрожающе.
На пропуске полагалась еще виза Хранителя резервации, и утром они явились к нему. Негр, эп-
силон-плюсовик, отнес в кабинет визитную карточку Бернарда, и почти сразу же их пригласили туда.
Хранитель был коренастенький альфа-минусовик, короткоголовый блондин с круглым красным
лицом и гудящим, как у лектора-гипнопеда, голосом. Он немедленно засыпал их нужной и ненужной
информацией и непрошеными добрыми советами. Раз начав, он уже не способен был остановиться.