Олдос Хаксли «О дивный новый мир (Прекрасный новый мир)» 100 лучших книг всех времен:
www.100bestbooks.ru
и знатных лиц, бывавших на приемах у Бернарда.
— А девушек я на прошлой неделе имел шесть штук, — похвастался Бернард перед Гельмголь-
цем. — Одну в понедельник, двух во вторник, двух в пятницу и одну в субботу. И еще по крайней
мере дюжина набивалась, да не было времени и желания…
Гельмгольц слушал молча, с таким мрачным неодобрением, что Бернард обиделся.
— Тебе завидно, — сказал Бернард.
— Нет, попросту грустновато, — ответил он.
Бернард ушел рассерженный. Никогда больше, дал он себе зарок, никогда больше не заговорит
он с Гельмгольцем.
Шли дни. Успех кружил Бернарду голову, как шипучий пьянящий напиток, и (подобно всякому
хорошему опьяняющему средству) полностью примирил его с порядком вещей, прежде таким не-
справедливым. Теперь этот мир был хорош, поскольку признал Бернардову значимость. Но, умиро-
творенный, довольный своим успехом, Бернард однако не желал отречься от привилегии критиковать
порядок вещей. Ибо критика усиливала в Бернарде чувство значимости, собственной весомости. К
тому же критиковать есть что — в этом он убежден был искренно. (Столь же искренне ему хотелось
и нравилось иметь успех, иметь девушек по желанию.) Перед теми, кто теперь любезничал с ним ра-
ди доступа к Дикарю, Бернард щеголял язвительным инакомыслием. Его слушали учтиво. Но за спи-
ной у него покачивали головами и пророчили: «Этот молодой человек плохо кончит». Пророчили
тем увереннее, что сами намерены были в должное время позаботиться о плохом конце. «И не вый-
дет он вторично сухим из воды — не вечно ему козырять дикарями», — прибавляли они. Пока же
этот козырь у Бернарда был, и с Бернардом держались любезно. И Бернард чувствовал себя мону-
ментальной личностью, колоссом — и в то же время ног под собой не чуял, был легче воздуха, парил
в поднебесье.
— Он легче воздуха, — сказал Бернард, показывая вверх.
Высоко-высоко там висел привязанный аэростат службы погоды и розово отсвечивал на солн-
це, как небесная жемчужина.
«…упомянутому Дикарю, — гласила инструкция, данная Бернарду, —надлежит наглядно пока-
зать цивилизованную жизнь во всех ее аспектах…»
Сейчас Дикарю показывали ее с высоты птичьего полета — со взлетно-посадочного диска Че-
ринг-Тийской башни. Экскурсоводами служили начальник этого аэропорта и штатный метеоролог.
Но говорил главным образом Бернард. Опьяненный своей ролью, он вел себя так, словно был по
меньшей мере Главноуправителем. Он парил в поднебесье.
Оттуда, из этих небес, упала на диск «Бомбейская Зеленая ракета». Пассажиры сошли. Из вось-
ми иллюминаторов салона выглянули восемь одетых в хаки бортпроводников — восьмерка тожде-
ственных близнецон-дравидов.
— Тысяча двести пятьдесят километров в час, — внушительно сказал начальник аэропорта. —
Скорость приличная, не правда ли, мистер Дикарь?
— Да, — сказал Дикарь. — Однако Ариель способен был в сорок минут всю землю опоясать
53
.
«Дикарь, — писал Бернард Мустафе Монду в своем отчете, — выказывает поразительно мало
удивления или страха перед изобретениями цивилизации. Частично это объясняется, без сомнения,
тем, что ему давно рассказывала о них Линда, его м…».
Мустафа Монд нахмурился. «Неужели этот дурак думает, что шокирует меня, если напишет
слово полностью?»
«Частично же тем, что интерес его сосредоточен на фикции, которую он именует душой и
упорно считает существующей реально и помимо вещественной среды; я же убеждаю его в том,
что…»
Главноуправитель пропустил, не читая, Бернардовы рассуждения и хотел уже перевернуть
страницу в поисках чего-либо конкретней, интересней, как вдруг наткнулся взглядом на весьма
странные фразы. «…Хотя должен признаться, — прочел он, — что здесь я согласен с Дикарем и тоже
нахожу нашу цивилизованную безмятежность чувств слишком легко нам достающейся, слишком,
53
Точнее говоря, такой скоростью полета обладал Пак — персонаж «Сна в летнюю ночь» (см. акт II, сц. 1, с. 175).