Олдос Хаксли «О дивный новый мир (Прекрасный новый мир)» 100 лучших книг всех времен:
www.100bestbooks.ru
Мухе — и той доступно сесть
На мраморное чудо рук Джульетты,
Мухе — и той дозволено похитить
Бессмертное благословенье с губ,
Что разалелись от стыда, считая
Грехом невольный этот поцелуй;
О чистая и девственная скромность!
51
Медленно-медленно, неуверенным движением человека, желающего погладить пугливую ди-
кую птицу, которая и клюнуть может, он протянул руку. Дрожа, она остановилась в сантиметре от
сонного локтя, почти касаясь. Посметь ли! Посметь ли осквернить прикосновеньем низменной ру-
ки… Нет, нельзя. Слишком опасна птица и опаслива. Он убрал руку. Как прекрасна Ленайна! Как
прекрасна!
Затем он вдруг поймал себя на мысли, что стоит лишь решительно и длинно потянуть вниз эту
застежку у нее на шее… Он закрыл глаза, он тряхнул головой, как встряхивается, выходя из воды,
ушастый пес. Пакостная мысль! Стыд охватил его. «О чистая и девственная скромность!..»
В воздухе послышалось жужжание. Опять хочет муха похитить бессмертное благословенье?
Или оса? Он поднял глаза — не увидел ни осы, ни мухи. Жужжание делалось все громче, и стало яс-
но, что оно идет из-за ставней, снаружи. Вертоплан! В панике Джон вскочил на ноги, метнулся вон,
выпрыгнул в разбитое окно и, пробежав по тропке между высокими агавами, поспел как раз к при-
земленью вертоплана.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ На всех четырех тысячах электрических часов во всех четырех тысячах залов и комнат Центра
стрелки показывали двадцать семь минут третьего. В «нашем трудовом улье», как любил выражаться
Директор, стоял рабочий шум. Все и вся трудилось, упорядоченно двигалось. Под микроскопами,
яростно двигая длинными хвостиками, сперматозоиды бодливо внедрялись в яйцеклетки и оплодо-
творенные яйца разрастались, делились или же, пройдя бокановскизацию, почковались, давая целые
популяции близнецов. С урчанием шли эскалаторы из Зала предопределения вниз, в Эмбрионарий, и
там, в вишневом сумраке, прея на подстилках из свиной брюшины, насыщаясь кровезаменителем и
гормонами, росли зародыши или, отравленные спиртом, прозябали, превращались в щуплых эпсило-
нов. С тихим рокотом ползли конвейерные ленты незаметно глазу — сквозь недели, месяцы и сквозь
биологические эры, повторяемые эмбрионами в своем развитии, — в Зал раскупорки, где новораску-
поренные младенцы издавали первый вопль изумления и ужаса.
Гудели в подвальном этаже электрогенераторы, мчались вверх и вниз грузоподъемнички. На
всех одиннадцати этажах Младопитомника было время кормления. Восемнадцать сотен снабженных
ярлыками младенцев дружно тянули из восемнадцати сотен бутылок свою порцию пастеризованного
млечного продукта
Над ними в спальных залах, на десяти последующих этажах, малыши и малышки, кому пола-
гался по возрасту послеобеденный сон, и во сне этом трудились не менее других, хотя и бессозна-
тельно, усваивали гипнопедические уроки гигиены и умения общаться, основы кастового самосозна-
ния и начала секса. А еще выше помещались игровые залы, где по случаю дождя девятьсот детишек
постарше развлекались кубиками, лепкой, прятками и эротической игрой.
Жж-жж! — деловито, жизнерадостно жужжал улей. Весело напевали девушки над пробирками;
насвистывая, занимались своим делом предназначатели; а какие славные остроты можно было слы-
шать над пустыми бутылями в Зале раскупорки! Но у Директора, входящего с Генри Фостером в Зал
оплодотворения, лицо выражало серьезность, деревянную суровость.
— …В назидание всем, — говорил Директор. — И в этом зале, поскольку здесь наибольшее у
нас число работников высших каст. Я велел ему явиться сюда в два тридцать.
51
«Ромео и Джульетта» (акт III, си. 3)