Олдос Хаксли «О дивный новый мир (Прекрасный новый мир)» 100 лучших книг всех времен:
www.100bestbooks.ru
вишься.
Фанни кивнула.
— Так что не пойму я, — дернула Ленайна плечом. Она недоумевала, она была сбита с толку и
удручена. — Потому что, понимаешь, Фанни, он-то мне нравится.
«Нравится все больше, все сильней. И вот теперь свидание», — думала она, прыскаясь духами
после ванны. Здесь, и здесь, и здесь чуточку… Наконец, наконецто свидание! Она весело запела:
Крепче жми меня, мой кролик,
Целуй до истомы.
Ах, любовь острее колик
И волшебней сомы.
Запаховый орган исполнил восхитительно бодрящее «Травяное каприччио» —журчащие арпе-
джио тимьяна и лаванды, розмарина, мирта, эстрагона; ряд смелых модуляций по всей гамме пряно-
стей, кончая амброй; и медленный возврат через сандал, камфару, кедр и свежескошенное сено (с
легкими порою диссонансами —запашком ливера, слабеньким душком свиного навоза), возврат к
цветочным ароматам, с которых началось каприччио. Повеяло на прощанье тимьяном; раздались ап-
лодисменты; свет вспыхнул ярко. В аппарате синтетической музыки завертелся ролик звукозаписи,
разматываясь. Трио для экстраскрипки, супервиолончели и гипергобоя наполнило воздух своей ме-
лодической негой. Тактов тридцать или сорок, а затем на этом инструментальном фоне запел совер-
шенно сверхчеловеческий голос: то грудной, то головной, то чистых, как флейта, тонов, то насыщен-
ный томящими обертонами, голос этот без усилия переходил от рекордно басовых нот к почти
ультразвуковым переливчатым верхам, далеко превосходящим высочайшее «до», которое, к удивле-
нию Моцарта, пронзительно взяла однажды Лукреция Аюгари
58
единственный в истории музыки раз
— в 1770 году, в Герцоргской опере города Пармы.
Глубоко уйдя в свои пневматические кресла, Ленайна и Дикарь обоняли и слушали. А затем
пришла пора глазам и коже включиться в восприятие.
Свет погас; из мрака встали жирные огненные буквы: ТРИ НЕДЕЛИ В ВЕРТОПЛАНЕ. СУ-
ПЕРПОЮЩИЙ, СИНТЕТИКО-РЕЧЕВОЙ, ЦВЕТНОЙ СТЕРЕОСКОПИЧЕСКИЙ ОЩУЩАЛЬНЫЙ
ФИЛЬМ. С СИНХРОННЫМ ОРГАНО-ЗАПАХОВЫМ СОПРОВОЖДЕНИЕМ.
— Возьмитесь за шишечки на подлокотниках кресла, — шепнула Ленайна. — Иначе не дойдут
ощущальные эффекты.
Дикарь взялся пальцами за обе шишечки.
Тем временем огненные буквы погасли; секунд десять длилась полная темнота; затем вдруг
ослепительно великолепные в своей вещественности —куда живей живого, реальней реального —
возникли стереоскопические образы великана-негра и золотоволосой юной круглоголовой бета-
плюсовички. Негр и бета сжимали друг друга в объятиях.
Дикарь вздрогнул. Как зачесались губы! Он поднял руку ко рту; щекочущее ощущение пропа-
ло; опустил руку на металлическую шишечку — губы опять защекотало. А орган между тем источал
волны мускуса. Из репродукторов шло замирающее суперворкованье: «Оооо»; и сверхафриканский
густейший басище (частотой всего тридцать два колебания в секунду) мычал в ответ воркующей зо-
лотой горлице: «Мм-мм». Опять слились стереоскопические губы — «Оо-ммм! Оо-ммм!» — и снова
у шести тысяч зрителей, сидящих в «Альгамбре», зазудели эротогенные зоны лица почти невыноси-
мо приятным гальваническим зудом. «Ооо…»
Сюжет фильма был чрезвычайно прост. Через несколько минут после первых ворковании и
мычаний (когда любовники спели дуэт, пообнимались на знаменитой медвежьей шкуре, каждый во-
лосок которой — совершенно прав помощник Предопределителя! — был четко и раздельно осязаем),
негр попал в воздушную аварию, ударился об землю головой. Бум! Какая боль прошила лбы у зрите-
лей! Раздался хор охов и ахов.
От сотрясения полетело кувырком все формированьевоспитанье негра. Он воспылал маниа-
58
Аюгари Лукреция (1743-1783) — известная итальянская певица.