Олдос Хаксли «О дивный новый мир (Прекрасный новый мир)» 100 лучших книг всех времен:
www.100bestbooks.ru
О, не гони меня, родная мать!
Отсрочку дай на месяц, на неделю;
А если нет, то брачную постель
Стелите мне в могильном мраке склепа,
Где погребен Тибальт.
61
Тут уж Гельмгольц безудержно расхохотался: отец и мать (непотребщина в квадрате!) тащат,
толкают дочку к взаимопользованию с неприятным ей мужчиной! А дочь, идиотка этакая, утаивает,
что взаимопользуется с другим, кого (в данный момент, во всяком случае) предпочитает! Дурацки
непристойная ситуация, в высшей степени комичная. До сих пор Гельмгольцу еще удавалось герои-
ческим усилием подавлять разбиравший его смех; но «родная мать» (страдальчески, трепетно произ-
нес это и упоминание о мертвом Тибальте, лежащем во мраке склепа — очевидно, без кремации, так
что весь фосфор пропадает зря, — мать с Тибальтом доконали Гельмгольца. Он хохотал и хохотал,
уже и слезы текли по лицу, и все не мог остановиться; а Дикарь глядел на него поверх страницы,
бледнея оскорбленно, и наконец с возмущением захлопнул книгу, встал и запер ее в стол — спрятал
бисер от свиней.
— И однако, — сказал Гельмгольц отдышавшись, извинясь и несколько смягчив Дикаря, — я
вполне сознаю, что подобные нелепые, безумные коллизии необходимы драматургу; ни о чем другом
нельзя написать по-настоящему захватывающе. Ведь почему этот старикан был таким замечатель-
ным технологом чувств? Потому что писал о множестве вещей мучительных, бредовых, которые
волновали его. А так и надо — быть до боли взволнованным, задетым за живое; иначе не изобретешь
действительно хороших, всепроникающих фраз. Но «отец»! Но «мать»! — Он покачал головой. —
Уж тут, извини, сдержать смех немыслимо. Да и кого из нас взволнует то, попользуется парень де-
вушкой или нет? (Дикаря покоробило, но Гельмгольц, потупившийся в раздумье, ничего не заметил.)
— Нет, — подытожил он со вздохом, — сейчас такое не годится. Требуется иной род безумия и
насилия. Но какой именно? Что именно? Где его искать? — Он помолчал; затем, мотнув головой,
сказал наконец: — Не знаю. Не знаю.