Олдос Хаксли «О дивный новый мир (Прекрасный новый мир)» 100 лучших книг всех времен:
www.100bestbooks.ru
— Вот так-то, — сказал альфовик и опять открыл ящик.
Линда жила и умерла рабыней; остальные должны жить свободными, мир нужно сделать пре-
красным. В этом его долг, его покаяние. И внезапно Дикаря озарило, что именно надо сделать, точно
ставни распахнулись, занавес отдернулся.
— Следующий, — сказал раздатчик.
— Остановитесь! — воскликнул Дикарь громогласно — Остановитесь!
Он протиснулся к столу; дельты глядели на него удивленно.
— Господи Форде! — пробормотал раздатчик. — Это Дикарь. —Раздатчику стало страшнова-
то.
— Внемлите мне, прошу вас, — произнес горячо Дикарь. — Приклоните слух… — Ему нико-
гда прежде не случалось говорить публично, и очень трудно было с непривычки найти нужные сло-
ва. — Не троньте эту мерзость. Это яд, это отрава.
— Послушайте, мистер Дикарь, — сказал раздатчик, улыбаясь льстиво и успокоительно. — Вы
мне позволите…
— Отрава и для тела, и для души.
— Да, но позвольте мне, пожалуйста, продолжить мою работу. Будьте умницей. — Осторож-
ным, мягким движением человека, имеющего дело с заведомо злобным зверем, он погладил Дикаря
по руке. — Позвольте мне только…
— Ни за что! — крикнул Дикарь.
— Но поймите, дружище…
— Не раздавайте, а выкиньте вон всю эту мерзкую отраву.
Слова «выкиньте вон» пробили толщу непонимания, дошли до мозга дельт. Толпа сердито за-
гудела.
— Я пришел дать вам свободу, — воскликнул Дикарь, поворачиваясь опять к дельтам. — Я
пришел…
Дальше раздатчик уже не слушал; выскользнув из вестибюля в боковую комнату, он спешно
залистал там телефонную книгу.
— Итак, дома его нет. И у меня его нет, и у тебя нет, — недоумевал Бернард. — И в «Афроди-
теуме», и в Центре, и в институте его нет. Куда ж он мог деваться?
Гельмгольц пожал плечами. Они ожидали, придя с работы, застать Дикаря в одном из обычных
мест встречи, но тот как в воду канул. Досадно — они ведь собрались слетать сейчас в Биарриц на
четырехместном спортолете Гельмгольца. Так и к обеду можно опоздать.
— Подождем еще пять минут, — сказал Гельмгольц. — И если не явится, то…
Зазвенел телефон. Гельмгольц взял трубку.
— Алло. Я вас слушаю. — Длинная пауза, и затем: — Форд побери! — выругался Гельм-
гольц. — Буду сейчас же.
— Что там такое? — спросил Бернард.
— Это знакомый — из Парк-лейнской умиральницы. Там у них Дикарь буйствует. Видимо, по-
мешался. Времени терять нельзя. Летишь со мной?
И они побежали к лифту.
— Неужели вам любо быть рабами? — услышали они голос Дикаря, войдя в вестибюль уми-
ральницы. Дикарь раскраснелся, глаза горели страстью и негодованием. — любо быть младенцами?
Вы — сосунки, могущие лишь вякать и мараться, — бросил он дельтам в лицо, выведенный из себя
животной тупостью тех, кого пришел освободить. Но оскорбления отскакивали от толстого панциря;
в непонимающих взглядах была лишь тупая и хмурая неприязнь.
— Да, сосунки! — еще громче крикнул он. Скорбь и раскаяние, сострадание и долг — теперь
все было позабыто, все поглотила густая волна ненависти к этим недочеловекам. — Неужели не хо-
тите быть свободными, быть людьми? Или вы даже не понимаете, что такое свобода и что значит
быть людьми? — Гнев придал ему красноречия, слова лились легко. — Не понимаете? — повторил
он и опять не получил ответа. — Что ж, хорошо, — произнес он сурово. — Я научу вас, освобожу вас
наперекор вам самим. — И, растворив толчком окно, выходящее во внутренний двор, он стал гор-
стями швырять туда коробочки с таблетками сомы.