Язык, культура, право

л
11. 
Д е
е
пе
о
т
кое
п
о
157
буквальному толкованию. Как отмечает И.Б. Новицкий, так, еще Гай считал 
стипуляцию недействительной, если на вопрос кредитора «обещаешь ли 10?», 
должник отвечал «обещаю 5». Правовые отношения возникли как продолже-
ние перформативных высказываний, за которыми закреплялись права и обя-
зательства. Таким образом, исполненная ненадлежащим образом стипуляция 
признавалась неуспешной. Постепенно, для обеспечения доказательства со-
вершения стипуляции, вошло в обычай составлять письменный акт, удосто-
веряющий это обстоятельство (он называля 
cautio
). Юристы, говоря о право-
вой документации, проводят различие между преамбулой, воспроизводящей 
обстоятельства, в которых была совершена сделка, и, с другой стороны, дей-
ствующей частью документа — той частью, которая сама по себе является 
осуществлением узаконенного действия, являющегося конечной целью доку-
мента в целом. Поэтому слово «действующий» (
operative
) является чрезвы-
чайно близким тому, что Дж. Остин понимал под перформативом.
Иными словами, в центре культуры находятся контент-формулы, кото-
рые являются источником текстов. Так, с течением времени стипуляционные 
тексты (
cautiones
) получили такое широкое применение, что значение стипу-
ляционной формы (вопрос и ответ) отошло на второй план, и если только обе 
стороны присутствовали в одном месте, то при наличии 
caution
предполага-
лось, что составлению документа предшествовало совершение словесной 
формы стипуляции [Новицкий, 2005: 199]. Перформативное ядро культуры 
сопровождается инсценировкой — искусством перформанса. Перформатив-
ное высказывание разворачивается в более крупный контент, который стано-
вится символом перформативного акта. Так, стипуляционная формула 
sponsio
восходит к ритуальным индоевропейским установлениям — жертво-
приношениям жидкостью или возлияниям. «Жертвоприношение жидкостью, 
выражаемое в греческом глаголе 
spendo
, 
spendomai
и существительным 
sponde
, 
специально определяется как “жертва во имя безопасности”. Всякому пред-
приятию, связанному с риском, — путешествию, военному походу, — но так-
же и договорам, в том числе мирным, предшествует обычно 
sponde
. Понятие 
обеспеченной безопасности и гарантий лежит в основе изначально юридиче-
ского значения латинского 
spondeo.
Здесь жертвоприношение жидкостью уже 
исчезло, но его функция сохраняется: 
filiam spondere
значит “отдавать дочь в 
качестве супруги” (
sponsa
), выступая гарантом брака» [Бенвенист, 1995: 360]. 
Отсюда появляется контент-формула 
respondere
, которая означает «отвечать, 
что..» — «отвечая за…».
Итак, тематическая сеть языка и культуры включает в себя ритуал воз-
лияния, имеющий форму культурного исполнения. Помимо этого форма 

158
дел
IV. 
е
от к
п
культурного исполнения подразумевает перформативное высказывание 
(
sponsio
), представленное в виде жанрового текста — текста клятвы. Все вы-
шеозначенное сопровождается искусством перформанса, т. е. сценарного 
действия. Так, обязательство из стипуляции имело ритуальный характер. 
В стипуляционную форму можно было облечь любое обязательственное от-
ношение: и заемное обязательство, и обязательство уплатить цену за куплен-
ную вещь и т. д. «Стипуляцией нередко пользовались в целях новации, т. е. 
стипуляцию заключали для того, чтобы прекратить уже существующее обяза-
тельство, поставив на его место новое, возникающее из стипуляции. Доказав 
факт стипуляции, кредитор, тем самым, получал возможность взыскания по 
обязательству» [Новицкий, 2005: 198]. 
Центральное положение ритуальных практик, типа стипуляций, делало 
их удобной оболочкой, позволяющей вложить в нее любое содержание и бы-
стро проводить его в жизнь, делая стипуляцию самой употребительной в 
практике римского права формой договора. Ритуализация формы вопросов и 
ответов, т. е. каков вопрос — таков и ответ, формировала обязательный ха-
рактер стипуляционного обещания. Вокруг стипуляционного обещания 
группируются многие слова, и уместно привлечь к рассмотрению те, которые 
относятся сюда просто в силу соответствующего установления. «Присяге или 
заключению договора сопутствует обряд, что выражено греческим 
spéndō 
“совершать возлияние”, хеттским 
šipant, išpant
, т. е. 
spand 
c тем же значением, 
и лат. 
spondeo
» [Бенвенист, 1995: 360]. Ритуальный характер происхождения 
лат. 
spondee 
отразился на диалогической ритуальной формуле выражения со-
гласия. Если говорить языком математики, то необходимо сказать, что выра-
жение согласия — это уравнение с конгруэнтными левыми (вопросными) и 
правыми (ответными) формулами. «Нам известны формулы сватовства и со-
гласия на брак. Их воспроизводит Плавт [Trinummus 1156, 1162]: 
sponden
(=
spondesne
)… 
tuam gnatum uxorem mihi
«клянешься ли отдать мне свою дочь 
в жены? — спрашивает жених у отца молодой девушки, а отец отвечает: «да, 
клянусь». И снова: 
filiam tuam sponden mihi uxorem dari
? — 
spondeo.
И наобо-
рот, отец может спросить молодого человека: “берешь ли девушку замуж?”, но 
ответ тот же: 
spondeo
. 
Sponsio 
воспроизводит эти значения вместе с развив-
шимся в юридическом направлении [Бенвенист, 1995: 363]. Э. Бенвенист от-
мечает, как это специфически римское значение соотносится с тем, что пока-
зывает греческий материал. И сам дает ответ: «И там и там это всегда 
гарантия безопасности. Как в эллинистическом мире возлияние служило 
обеспечению безопасности жертвователя, так и в Риме речь идет о безопасно-
сти, но юридической, которую 
sponsor
дает перед судом. Он находится здесь, 

л
11. 
Д е
е
пе
о
т
кое
п
о
159
чтобы поручиться судье, противной стороне, правосудию, что не будет отсут-
ствовать ни обвиняемый или подсудимый, ни другие. В браке 
sponsio
есть по-
ручительство, которое дает отец жениху за свою дочь, в чем и состоит клятва 
[Там же]. 
Наше же инновационное замечание по этой перформативной формуле 
связывается с диалогической формой верификации перформатива. Перфор-
матив может быть реализован только через ритуальное повторение фразы. 
Так, у Плавта Парасит Эргазил приносит Гегиону добрую весть: его сын, дав-
но потерянный, должен вернуться. Гегион обещает Эргасилу кормить его 
ежедневно, если он сказал правду, а тот в свою очередь ручается: 
898 …………..sponden tu istud? — Spondeo. «Ты это обещаешь? — Обе-
щаю». 
899 At ego tibi adventisse filium respondeo. — «А я в ответ обещаю тебе, что 
сын вернулся». 
Этот диалог строится на юридической формуле: 
sponsio
одного и 
re-
sponsio
другого выступают формулой гарантии взаимного обязательства. 
В этом диалоге подчеркивается ритуальная формула взаимности, которая 
строится на повторении и верификации сказанного. «Из обмена гарантиями 
рождается уже установившееся в латыни значение 
respondeo
“отвечать”. 
Respondeo
, 
responsum
говорят о толкователях богов, о жрецах, особенно о га-
руспиках, дающих в обмен на жертву — обещание, в обмен на подарок — 
безопасность; это — ответ оракула, жреца» [Там же: 364]. Цепь взаимных обя-
зательств, возникающих в перформативных актах культуры, находит под-
тверждение в германской ритуальной формуле др.-англ. 
andswaru
«отвечать» 
при готском 
swaran
«клясться». В основе жанрового текста вновь лежит кон-
тент-формула клятвы и ее повторения. Таким образом, формула взаимного 
обязательства носит перформативный характер, закрепляемый повторением 
«Я клянусь, обещаю» и в ответ «Я клянусь, обещаю». Возникающее, таким об-
разом, обязательство представляет по своему характеру ритуальный диалоги-
ческий текст, который лежит в основе формульных юридических текстов. Так, 
еще один речевой акт воплощен в жанровом тексте двуязычного договора. 
Когда юридически стороны заключают договор, они дважды повторяют текст, 
меняя акторов произнесенных обязательств. Уже у Геродота широко пред-
ставлены 
spéndomai
и 
spondé
в значении заключать соглашение: s
péndesthai 
eirénen
«заключать мир». Однако это особый тип соглашения, берущий нача-
ло в апелляции к божественному провидению. 

160
дел
IV. 
е
от к
п
Что же качается развития контент-формул обязательств, то в император-
ский период на первый план выходят хирографы, представлявшие собой вид 
письменного обязательства перформативной природы (я, такой-то, должен 
такому-то столько-то) и подписывались должником. Любопытно, что хиро-
графы противопоставлялись в римской правовой культуре синграфам, кото-
рые излагались в третьем лице (такой-то должен такому-то столько-то). 
В теории перформативов отмечается, что высказывание, начинающееся с «я 
обещаю, что….» сильно отличается от высказываний, начинающихся с «он 
обещает, что….» и, в прошедшем времени, «я обещал, что ….». Кстати, син-
графы составлялись в присутствии свидетелей, которые подписывали его 
вслед за тем, от чьего имени он составлялся. Эти высказывания также, несо-
мненно, по виду являются нарративами, но из них выводятся перформативы. 
В пользу этого говорит и тот факт, что они требуют того или иного вида под-
писи, показывающей, кто именно осуществляет акт подписания, утверждения 
в правах на что-либо и т. д. Типичным для подобного рода перформативных 
актов, особенно если они оформлены в виде письменных документов, являет-
ся то, что в них либо реально присутствует, либо может быть добавлено слово 
«сим, настоящим» (
hereby
) [Остин, 2006: 271].
Резюмируем сказанное, отметим, что культура включает в себя перфор-
мативные ядра или ценности, которые способны порождать более крупные 
контенты. Таким образом, в римской правовой сети центральными перфор-
мативами являются индоевропейские глаголы возлияния, которые в риту-
альных перформативных ядрах эволюционируют в сторону литтеральных 
(письменных) контрактов. Сам текст литтерального контракта полностью 
выводится из перформативных ритуальных практик взаимных обязательств в 
форме устных стипуляций. Далее, развивая гипотезу об устроении тематиче-
ской семантической сети языка и культуры, мы утверждаем, что содержание 
культуры в своей сердцевине осознается в терминах языка как «ценность», 
переживаемая носителями культуры.

жүктеу/скачать 5,21 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: