Филологи №2 2013. indd

54
текстуры») как «отнесенности текста к явле-
ниям действительности за пределами интер-
претируемого текста: историческим событи-
ям, текстам, обычаям, ценностям, ролям, зако-
нам и системам» [60, p. 40]; б) интертексту-
ального анализа как «определения способа, 
которым текст конфигурирует и реконфигу-
рирует феномены экстратекстуального мира» 
[65, p. 2] и др. (эти определения явно сближа-
ют понятие интертекста с понятием референ-
ции); 2) не текст и не жанр, что ставит под со-
мнение адекватность трактовки переиздания, 
перевода, адаптации etc. как «типов интертек-
стуальности» [45, p. 13–25] (их целесообразнее 
рассматривать как типы вторичных текстов); 
3) не «совокупность текстов, отразившихся в 
данном произведении» [11, с. 48], а ассоциа-
тивное взаимодействие данного произведе-
ния с такими текстами; 4) взаимодействие не 
двух, а двух или более текстов (например, в 
жанре центона), что исключает количествен- 
ное ограничение интертекстуальности «интер- 
акцией двух текстов» [23, p. 10]; 5) не фигура 
и не троп. Известно, что многие авторы «пони-
мают интертекстуальность как определенный 
литературный прием» [12, с. 539], «как троп 
или стилистическую фигуру» [17, с. 35], «спо-
соб построения художественного текста» [14,
с. 113]; между тем интертекстуальность явля-
ется не приемом, а ассоциативной базой для 
приемов цитирования, аппликации, аллюзии, 
парафраза, травестирования и других фигур 
интертекста, которые далеко не всегда приоб-
ретают двусмысленный характер, а потому ни 
с одной из трактовок тропа несовместимы. 
Интертекстуальность традиционно мыс-
лится как категория р е т р о с п е к т и в н а я: 
«Интертекстуальность означает текстовую 
интеракцию, произведенную внутри данно-
го конкретного текста. Воспринимающий его 
субъект понимает феномен интертекстуально-
сти как индикатор того, как этот текст интер-
претирует историю и располагает ее в себе» 
[38, p. 443]. Интертекстуально обогащенная 
речь обращена к текстам прошлого, а значит, к 
истории, речевой диахронии, отсюда трактов-
ка аллюзии и иных ретроспективных апелля-
ций как «диахронических фигур» [33, p. 113]. 
Следовательно, понимание такой речи, ее «ре-