Философский и общественно гуманитарный журнал



Pdf көрінісі
бет10/15
Дата21.01.2017
өлшемі1,7 Mb.
#2395
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   15

Литература 
1 Akiner S. The Formation of Kazakh Identity: From Tribalism to Nation State. –
London, 1995. – 125 pp. 
2 Geiss P. Pretsarist and Tsarist Central Asia: Communal Commitment and Political 
Order in Change. – London, 2003. – 196 p.
Dave B. Kazakhstan: Ethnicity, Language and Power. London and New York. – 
2007. – 242 pp. 
4 Demko G. The Russian Colonization of Kazakhstan: 1896-1916. Bloomington, 
IN. – 1969. – 169 p. 
Diener A.C. ‘Transnationalism and minority territorialization in Kazakhstan // 
International Journal of Central Asian Studies. – 2006. – Vol. 11; –  86-101. 
6 Olcott M.B. The Kazakhs. Stanford. – CA. 1987. – 456 p. 
7  Sneath  D.  The  Headless  State:  Aristocratic  Orders,  Kinship  Society,  and 
Misrepresentations of Nomadic Inner Asia. – Columbia University Press, 2007. – 288 p.
8 Schatz E.A.D. Framing Strategies and Non-Conflict in Multi-Ethnic Kazakhstan 
// Nationalism & Ethnic Politics. – 2000. – Vol. 6, No. 2. – Pp. 71-94.
9 Akzin B. States and Nations. Garden City, NY, 1966. – 178 p. 
10 Bendix R. Nation-Building and Citizenship. – Berkeley, CA. 1977. – 323 p. 
11 Breuilly J. Nationalism and the State. – Chicago. 1994. – 474 p. 
12 Deutsch K. ‘Nation-building and national development: some issues for political 
research’, in Deutsch K. and W.J.Foltz (eds.) Nation-building. – New York. 1963. – 212 p. 
13 Giddens A. The Nation State and Violence. – Cambridge. 1985. – 375 p.
14 Mann M. (ed.) The Rise and Decline of the Nation State. – Cambridge, MA. 1990. – 234 p.
15 Poggi G. The Development of the Modern State. – Stanford. 1978. – 424 p.
16 Van Creveld M. The Rise and Decline of the State. – Cambridge. 1999. – 439 p.
17  Roccan  S.  ‘Dimensions  of  state  formation  and  nation-building:  a  possible 
paradigm for research on variations within Europe’, in Tilly, C. (ed.) The Formation of  
National States in Western Europe. – Princeton, 1975. – Pp. 562-599. 
18 Tivey L. (ed.) The Nation-State: The Formation of Modern Politics. – Oxford. 
1981. – 437 p.
19 Van Evera S. ‘Hypotheses on nationalism and war’, in Lynn-Jones, S. M. and S. 
E. Miller (eds.) Global dangers – An International Security Reader. – Cambridge, MA. 
1995. – 547 p. 
20 Miller B. States, Nations and the Great Powers: The Sources of Regional War 
and Peace. – Cambridge, 2007. – 289 p. 
21 Gottleib G. Nation Against State. – New York. 1993. – 224 p. 
Политологические исследования и политико-культурные процессы Казахстана

4 (70) 2016 | Адам әлемі     109
22 Gurr T.R. Peoples versus States. – Washington, DC. 2000. – 268 p. 
23 Horowitz D. L. Ethnic Groups in Conflict. Berkeley and Los Angeles. 1985. – 697 p. 
24 Migdal J. S. Strong Societies and Weak States: State-Society relations and State 
Capabilities in the Third World. – Princeton. 1998. – 346 p. 
25 Smith A.D. National Identity. – Reno: University of Nevada Press, 1991. – 237 p. 
26 Нурсултан Назарбаев. План нации «100 конкретных шагов: Современное 
государство для всех: пять институциональных реформ» // Казахстанская правда. 
– 2015. – 20 мая. 
27  Hale  H.  ‘Cause  without  a  Rebel:  Kazakhstan’s  Unionist  Nationalism  in  the 
USSR and CIS’ // Nationalities Papers. – 2009. – Vol. 37, No.1. – Р. 1-32. 
28 Jones Luong P. The Transformation of Central Asia: States and Societies from 
Soviet Rule to Independence. – Ythaca, NY. 2004. – 321 p. 
29 Ilkhamov A. ‘Nation-state formation: features of social stratification in the late 
Soviet era’ // The International Journal of Middle East Studies. – 2002. 34, 2: 317-35. 
30 Roy O. The New Central Asia: the Creation of Nations. – London. 2000. – 259 p.
Түйін
Қадыржанов  Р.Қ.  Қазіргі  Қазақстанның  ұлттық  және  мемлекеттік 
құрылыстардын бір-біріне байланысы
Мақалада  мемлекеттік  және  ұлттық  құрылыстардын  бір-біріне  байланысы 
егемен Қазақстандағы мемлекет нығайтуына және ұлт қалыптасуына бір әдісі деп 
қараластырылады. «Ұлт-мемлекет» түсініктің, өзінін ішінде ұлт пен мемлекеттің 
қайшылық қатынасын ұстайтын, шешуші рөлі зерттеленеді. Мәңгілік Ел идеяның 
егемен  Қазақстан  қалыптасу  үшін  мемлекеттік  және  ұлттық  құрылыстардын 
бірбіріне байланысың нығайтуының ғылыми және практикалық мағнасы ашылады. 
Қазақстанның  ұлттық  бірігейлену  қалыптасуына  этносимволикалық  және  басқа 
әдістерінің теорилық және методологиялық мағнасы көрсетіледі. 
Түйін  сөздер:  Қазақстан,  мемлекеттік  құрылыс,  ұлттық  құрылыс,  ұлт-
мемлекет, Мәңгілік Ел. 
Summary
Kadyrzhanov  R.  K.  The  Interconnection  of  the  Nation-Building  and  state-
Building in Contemporary Kazakhstan
The  interconnection  of  the  state-building  and  nation-building  as  a  way  of  the 
strengthening of the state and the formation of the nation in sovereign Kazakhstan is 
studied in the article. A defining role of the notion “nation-state” which contain within 
itself a contradiction of state and nation is examined. Practical and scientific significance 
of the idea Mangilik El in the strengthening of the interconnection of the nation-building 
and state-building in the formation of sovereign Kazakhstan is revealed. Theoretical and 
methodological significance of the ethnosymbolic and other approaches in the formation 
of the national identity of Kazakhstan is evaluated.
Key words: Kazakhstan, State-Building, Nation-Building, Nation-State, Mangilik 
El. 
Кадыржанов Р. Взаимосвязь национального и государственного строительства...

110     Адам әлемі | 4 (70) 2016
МРНТИ 10.07.23
УДК 340.11:32
Владимир Дунаев
1
, Валентина Курганская
2
1,2 
Институт философии, политологии и религиоведения КН МОН РК
ПРАВА ЧЕЛОВЕКА КАК ВОЗВЫШЕННЫЙ ОБЪЕКТ ИДЕОЛОГИИ 
(Статья первая)
Аннотация. В первой статье авторами ставится задача проанализировать сте-
пень легитимности претензий разработанной классическим либерализмом идео-
логии прав человека на статус универсальной формы реализации гуманистической 
сущности и нормативно-регулятивных функцийправа. Главный результат прове-
дённого  исследования  состоит  в  обосновании  положенияо  том,  что  концепция 
естественных прав человека, выработанная просветительской философией, обла-
дает предметной истинностью в границах типологически определённой структу-
ры социальности.
Положение  об  ограниченности  философско-правовых  представлений  клас-
сического либерализмапринимается и рядом современных авторов в их усилиях 
по дискредитации традиционных и легитимации новых типов дискурса прав че-
ловека. В статье анализируется критика либеральной идеологии прав человека в 
концепции  радикальной  плюралистической  демократии.  Делается  вывод  о  том, 
что данная критика сама становится формой адаптации теории прав человека к 
процессам и символическим кодам идеологической колонизации современного со-
циума. 
Ключевые слова: права человека, идеология, политика, идентичность, госу-
дарство, личность, социальная группа, либерализм, демократия
Идея  естественных,  прирождённых,  неотчуждаемых  прав  и  свобод 
человека сыграла при своём возникновении, закреплении в конституциях 
и иных юридически-правовых документах выдающуюся роль в развитии 
всех сфер общественной жизни. До недавнего времени в юридической, по-
литически-правовой,  философской,  социально-гуманитарной  литературе 
общепринятым  считалось  представление,  согласно  которому  концепция 
прав  и  свобод  человека  является  универсальной  формой  выражения  гу-
манистической  сущности  права,  основой  законотворческой  деятельности 
международных  организаций  и  критерием  легитимности  национальных 
законодательств. Но в последнее время всё более влиятельной становится 
противоположная тенденция, направленная на критику философских пред-
посылок  и  политической  идеологии,  заложенной  в  основание  концепции 
прав человека классическим либерализмом. 
Политологические исследования и политико-культурные процессы Казахстана

4 (70) 2016 | Адам әлемі     111
Мишель  Фуко  обратил  особое  внимание  на  разделение  юридически 
оформленной власти, связанной с государством и его социальными инсти-
тутами, и децентрированной сети бессубъектных, анонимных властных от-
ношений, пронизывающих всё общество наподобие капиллярной системы 
и не локализуемых ни в одном из его сегментов. Диаграммы силового поля 
микрофизики власти определяют техники и стратегии господства и вместе 
с тем формируют конфигурацию, «картографию» всего социального поля. 
Поэтому, согласно Фуко, необходимо построить такую аналитику власти, 
которая уже не будет брать право в качестве модели и кода.
Постмодернистская социология декларирует происшедшее отделение 
власти  от  традиционных  политических  институтов,  делокализацию  и  де-
институционализацию властных функций как переход к «постидеологиче-
скому» миру. Действительно, если «институциональные подструктуры об-
щества, ролевые и нормативные требования не интегрируют более членов 
общества» [1, 38], то, казалось бы, ризоматическая организация (дезоргани-
зация) социального не оставляет места и для идеологических скреп соци-
ума. Однако и в современных высоко дифференцированных, комплексных 
обществах  власть  по-прежнему  не  может  функционировать  без  «универ-
салистского кода» [2, 74], или символически генерализированных правил 
применения  (конструирования,  мобилизации,  дискредитации)  социально-
политических понятий.
Идеологический смысл дискурса ризоморфности социального мира за-
ключается в утверждении свободы как эффекта игрового характера, про-
извольности  правил  и  акаузальности  выбора  поведенческих  и  идентифи-
кационных стратегий. Соответственно и идеологический дискурс выстраи-
вается не как набор постулатов и догм, а как ассоциативная игра метафор. 
Доказательность уступает место стилевым эффектам, а превращение прав 
человека в Возвышенный Объект Идеологии [3] становится не только ко-
дом и маркёром «постидеологического» дискурса, но и несущей смысловой 
конструкцией современной социальности. Новыми формами и способами 
идеологической колонизации социума диктуется настоятельная необходи-
мость теоретического осмысления тех объективных оснований концепции 
прав человека, которые позволяют ей и впредь играть роль основоположно-
го принципа создания, структурирования и применения правовых механиз-
мов гуманистического переустройства социальных от-ношений.
Доктрине  прирождённых  и  неотчуждаемых  прав  и  свобод  человека 
как основы реализации гуманистической сущности и нормативно-регуля-
тивных функций права в Конституции Республики Казахстан (Статья 12 п. 
2) придан статус основополагающего принципа законодательства: «Права 
и  свободы  человека  принадлежат  каждому  от  рождения,  признаются  аб-
солютными  и  неотчуждаемыми,  определяют  содержание  и  применение 
Дунаев В., Курганская В. Права человека как возвышенный объект идеологии (Статья первая)

112     Адам әлемі | 4 (70) 2016
законов  и  иных  нормативных  правовых  актов»  [4].  Эта  статья  Конститу-
ции  РК  воспроизводит  стандартную,  общепринятую  в  документах  ООН, 
ЮНЕСКО,  других  международных  организаций  конструктивную  схему 
разработки нормативного комплекса конституционного права демократиче-
ских  государств.  Однако  анализ  этой  схемы показывает  её  логико-семан-
тическую противоречивость, что ставит ряд серьёзных, но не всегда верно 
понимаемых и корректно разрешаемых проблем перед законодательной и 
законоприменительной практикой.
1.  Юридически-правовая  система,  направленная  на  законодательное 
обеспечение и кодификацию неотчуждаемых прав человека, сталкивается с 
тем юридическим казусом, что эти права, – именно в силу своей абсолютно-
сти и неотчуждаемости – не могут быть предметом договорных отношений, 
а потому и предметом нормативно-регулятивных актов позитивного права.
2.  Концепция  прав  человека  очевидным  образом  является  не  сугубо 
юридической, но этико-правовой конструкцией, построенной по принципу 
взаимодействия двух нормативно-ценностных систем – морали и права. Но 
каждая из них должна не только интегрироваться с другой, но и сохранять 
свою  самостоятельность.  Так,  например,  бесполезно  пытаться  перевести 
на язык сугубо юридических формул, норм позитивного права моральные 
постулаты, включённые в статью 1 Всеобщей Декларации прав человека: 
«Все люди рождаются свободными и равными в своём достоинстве и пра-
вах. Они наделены разумом и совестью и должны поступать в отношении 
друг друга в духе братства» [5]. Дух братства, как его ни интерпретируй, не 
поддаётся правовой легитимации и не может стать объектом законодатель-
ного регулирования.
3. Объявление каких-либо прав человека прирождёнными, неотчужда-
емыми и абсолютными имеет смысл только в рамках определённой концеп-
ции человека, представлений о его «природе» и «сущности», и соответству-
ющих взглядов на соотношение личности, социальных групп, институтов 
гражданского общества и государства и т.д. Таким образом, в конституци-
онном закреплении принципов прав и свобод человека юридически оформ-
ляется  концептуальное  содержание  определённого  круга  философски-ан-
тропологических и социально-философских идей, определённой мировоз-
зренческой парадигмы. Их обоснование лежит за пределами компетенции 
юриспруденции, поэтому они принимаются априори, «по умолчанию».
В немецкой классической философии были критически переосмысле-
ны как просветительская концепция человека и общества, так и вытекаю-
щая из неё философия государства и права.
Согласно Канту, правовое гражданское состояние как дисциплиниру-
ющая себя под принуждением внешних законов свобода есть вместе с тем 
этически-гражданское состояние как форма осуществления долга челове-
Политологические исследования и политико-культурные процессы Казахстана

4 (70) 2016 | Адам әлемі     113
ческого рода по отношению к самому себе. При этой предпосылке правопо-
рядок гражданского общества, законодательная защита гражданских прав 
и  свобод  с  необходимостью  должны  исходить  из  презумпции  моральной 
автономии индивида, т.е. его способности без внешнего принуждения сле-
довать моральному долгу. В то же время требования категорического импе-
ратива как единственного основания прав и свобод невозможно переложить 
в  нормы  позитивного  права.  Это  основание  остаётся  лишь  регулятивной 
идеей  преобразования  «системы  недоброжелательной  общительности» 
гражданского  общества  в  систему  свободы  нравственного  самозаконода-
тельства воли.
Согласно  Гегелю,  нельзя  говорить  об  объективности,  истинности  и 
нравственности самих индивидов, взятых в определении частных лиц, а по-
тому низводящих других и самих себя к роли средств. Поэтому необходимо 
совершенно  иное  отношение  индивидов  к  нравственной  субстанции,  для 
чего сама она должна принять новую форму – форму тотальности право-
вого государства. Но обретение этой истинной формы не может произой-
ти иначе, чем ценой подчинения прав и свобод эгоистических индивидов, 
их союзов, объединений, гражданских институтов нравственному целому. 
Таким образом, разумная действительность неотчуждаемых прав и свобод 
человека есть отчуждённое от индивидов бытие государства.
С  гегелевским  пониманием  ограниченности  традиционной  концеп-
ции естественных прав и свобод солидарен и К. Маркс: «Ни одно из так 
называе-мых прав человека не выходит за пределы эгоистического челове-
ка, человека как члена гражданского общества, т.е. как индивида, замкнув-
шегося в себе, в свой частный интерес и частный произвол и обособивше-
гося от общественного целого. Человек отнюдь не рассматривается в этих 
правах  как  родовое  существо  –  напротив,  сама  родовая  жизнь,  общество 
рассматриваются  как  внешняя  для  индивидов  рамка,  как  ограничение  их 
первоначальной самостоятельности. Единственной связью, объединяющей 
их, является естественная необходимость, потребность и частный интерес, 
сохранение своей собственности и эгоистической личности» [6, 401-402].
Как свидетельствует последующая история развития либерально-демо-
кратических  концепций,  логика  их  построений  продолжает  определяться 
апологетикой именно такого, описанного К. Марксом, понимания индивида 
и общества. Попытки интеграции этических требований и моральных норм 
с формально-правовым механизмом регуляции атомистической социально-
сти являются при этих условиях лишь внеконцептуальной оговоркой. Более 
того.  Как  показал  гегелевский  анализ,  коварная  особенность  негативной 
диалектики, определяющей функционирование «системы социальной ато-
мистики» гражданского общества состоит в том, что за спиной индивида, 
утверждающегося в своих неотъемлемых правах и свободах преследовать 
Дунаев В., Курганская В. Права человека как возвышенный объект идеологии (Статья первая)

114     Адам әлемі | 4 (70) 2016
свой частный интерес, когда «кажется, будто всё предоставлено произво-
лу  отдельного  индивидуума»,  на  деле  утверждается  господство  над  ним 
отчуждённой системы абстракций. «Выступая в этом мире повседневной 
прозы, индивид не исходит в своих действиях из своей собственной целост-
ности и может быть понят не из самого себя, а из чего-то другого» [7, 157].
4. В основополагающих международно-правовых документах, раскры-
вающих смысл прав человека и регламентирующих нормы их законодатель-
ного обеспечения, утверждается, что основные права и свободы человека 
носят  универсальный,  неделимый,  взаимозависимый  и  взаимосвязанный 
характер. Но собственное понимание прав и свобод у представителей раз-
личных культур и цивилизаций различно, и это многообразие не интегри-
руется на основе пусть и наиболее развитого, «продвинутого» и т.д., но не 
универсального правосознания западноевропейского типа.
Основанием  концепции  естественных  прав  человека,  выработанной 
про-светительской  философией,  служат  конкретно-исторически  обуслов-
ленные формы общечеловеческих идеалов и универсальных ценностей, об-
ладающие предметной истинностью в границах типологически определён-
ной структуры социальности. В этой связи ряд стран (в том числе Китай, Ко-
лумбия, Куба, Индонезия, Иран, Малайзия, Мексика, Пакистан, Сингапур, 
Вьетнам, Йемен) предлагают переопределить содержание понятия «права 
человека», усматривая в существующей дефиниции «идеологическую вот-
чину  Западной  цивилизации»  [8,  740],  поскольку  Всеобщая  декларация 
прав человека 1948 г. отражает западные ценности, а не их собственные (1).
Для  отмеченных  и  многих  других  противоречий,  характеризующих 
кон-цепцию прав и свобод человека, могут и должны быть найдены раци-
ональные формы разрешения. Важно быть готовым к тому, что условием, 
при котором идея неотчуждаемых прав и основных свобод человека сможет 
в эпоху глобализации выступить единым интегративным основанием раз-
вития  правовой  сферы,  станет  радикальное  преобразование  собственных 
оснований этой концепции. Обращаясь к истории, мы видим, что проблема 
прав человека в своём историческом развитии претерпевала именно подоб-
ного рода трансформации.
Концепция,  провозгласившая  абстракцию  формально  свободного  ин-
дивида онтологической сущностью человека, а его «прирождённые», «свя-
щенные», «неотчуждаемые» права и свободы – высшей ценностью и целью 
конституционного правопорядка, была выработана в ходе Реформации, по-
лучила философское обоснование в учениях просветителей и практическое 
воплощение в конституциях периода буржуазно-демократических револю-
ций. В различные эпохи проблема прав человека выступала в религиозном, 
этическом, философском, политическом оформлении. Теоретическое реше-
ние проблемы прав и свобод человека и гражданина осуществлялось в рам-
Политологические исследования и политико-культурные процессы Казахстана

4 (70) 2016 | Адам әлемі     115
ках различных, порой принципиально противостоящих друг другу учений. 
Естественно-правовые учения о прирождённых правах человека акцентиру-
ют  внимание  на  свободе  и  автономии  личности,  ставя  заслон  всевластию 
государства. На иных позициях стоит юридический позитивизм. Согласно 
этому подходу, права человека, их объём и содержание полностью опреде-
ляются государством. Различные подходы к интерпретации идеи прав чело-
века, основанных на противоположных моделях правового взаимодействия 
человека и государства, сохранились и в современном мире. В конституциях 
США, Франции, Италии, Испании представлена естественно-правовая вер-
сия прав человека; в конституциях Австрии и ФРГ –  позитивистская. Но 
основной тенденций развития современного конституционного права явля-
ется поиск форм и возможностей преодоления противостояния естественно-
правовых и позитивистских подходов, путей и способов непротиворечивого 
совмещения  нравственного  содержания  естественно-правовой  доктрины  с 
закреплением прав человека в позитивном законодательстве, с обеспечени-
ем социальных и личностных ценностей законодательно регламентирован-
ными государственными гарантиями и механизмами их защиты.
В этой связи следует отметить, что как естественно-правовые теории 
Но-вого времени, так и философско-правовые доктрины, в том числе фило-
софские системы Канта и Гегеля, имеют референтом классический тип со-
циально-политической системы, основанной на практической универсаль-
ности  рыночных  отношений  и  демократических  институтов,  превращаю-
щих  рационально-эгоистическую  активность  субъекта  этих  отношений  в 
имманентно воспроизводимый результат собственного движения. Согласно 
К. Марксу и М. Веберу, капитализм идентичен рациональному регламенти-
рованию стремления к наживе. Поэтому право здесь выступает универсаль-
ной ценностью в своих служебных, нормативно-регулятивных функциях. 
На  этой  основе  и  достижимо  принципиальное  совмещение  естественно-
правового и позитивного подходов как в законотворческом процессе, так и 
в структурах правосознания.
В  современном  конституционном  праве  декларирование  принципа 
естественных,  («прирождённых»,  «неотъемлемых»  «неотчуждаемых», 
«священных» и т.п.) прав и свобод личности уступает место конституцион-
ному закреплению естественно-правовых принципов в качестве позитив-
ных гражданских, политических, социально-экономических прав, обеспе-
ченных юридическими гарантиями и механизмом их реализации. Генезис 
концепции прав человека через развитие конституционного законодатель-
ства происходит как постепенный дрейф идеи естественных и неотчужда-
емых прав к представлению об их «искусственности», сконструированно-
сти. В ряде современных конституций уже нет положений о естественных, 
прирождённых правах, поскольку их введение в нормы конституций и по-
Дунаев В., Курганская В. Права человека как возвышенный объект идеологии (Статья первая)

116     Адам әлемі | 4 (70) 2016
пытка конкретизации на строго юридическом языке приводят к сугубо вер-
бальному творчеству (2).
Принято различать три группы прав человека: гражданские права; по-
литические права; экономические, социальные и культурные права. Между 
этими группами существует не только структурная, синхроническая связь, 
но можно проследить и историческую последовательность их возникнове-
ния и форм взаимоотношения. Исследователями выделяются три этапа раз-
вития, или три поколения концепции прав человека [9, 219-230]:
На первом этапе была сформулирована концепция естественных неот-
чуждаемых прав и свобод личности, или основных гражданских и поли-
тических прав: права на жизнь, свободу и стремление к счастью, свободу 
совести, свободу слова и т.п. традиционные либеральные ценности.
Второе поколение законодательно закрепляло нормы, обеспечивающие 
достойный уровень жизни и социальную защищённость. Это такие права, 
как право не равную оплату за равный труд, право на наивысший дости-
жимый для всех уровень физического и психического здоровья, охрана ма-
теринства и детства и т.д. Эта трансформация в понимании прав человека 
возникла благодаря идеям социального реформирования и перехода к ути-
литарным обоснованиям ценностного содержания концепции.
Третье поколение типологически характеризуется процессами инсти-
туционализации  коллективных  прав.  Коллективные  права  имеют  целью 
законодательную защиту и поддержку различного рода меньшинств (расо-
вых,  этнических,  языковых,  религиозных),  которые  по  разным  причинам 
ограничены в возможностях реализации общих для всех граждан страны 
прав  и  свобод.  Такой  подход  к  законотворческой  деятельности  в  области 
прав человека основан на убеждении, что права индивида могут получить 
позитивную  защиту  в  том  случае,  если  законодательно  защищены  права 
соответствующих  групп  населения.  Тем  самым  по-новому  определяются 
и  «универсалистские  претензии»  концепции  прав  человека.  Вместо  того, 
чтобы нивелировать культурное многообразие, приводя его как к общему 
знаменателю к юридически-правовым основаниям развития цивилизации 
западного типа, защита культурных прав личности пред-полагает ориента-
цию на равноправие этнических культур и их ценностей, на легитимацию 
структур  несубординационного  взаимодействия  этнокультурных  миров. 
Говоря  словами  Канта,  на  правовое  обеспечение  этически-гражданского 
состояния мирового сообщества как формы осуществления нравственного 
долга человеческого рода по отношению к самому себе.
Кэтрин Макнейли отмечает, что «критика прав человека широко рас-
пространилась  в  критическом  правопонимании  за  последние  годы,  давая 
понять, что мы больше не можем некритично подходить к правам челове-
ка в их либеральной форме» [10, 1]. Устранение недостатков современной 
Политологические исследования и политико-культурные процессы Казахстана

4 (70) 2016 | Адам әлемі     117
формы либеральной концепции прав человека, согласно автору исследова-
ния, следует искать на пути перехода к «радикальной демократической по-
литике и практике в области прав человека», базирующейся на новом теоре-
тическом фундаменте «радикальной демократической мысли». Этот подход 
не является чем-то новым, он разрабатывается уже достаточно длительное 
время. Например, ещё в 2004 г. Сэмюель Чемберс писал: «…мы не можем 
отказаться от дискурса прав в современной теории и политике, но… под-
держка и активизация дискурса прав требует значительного смещения это-
го дискурса от доминирующей терминологии либерализма к терминологии 
радикальной демократии» [11, 185].
Исходный пункт современных критиков прав человека по видимости 
близок к рассмотренной выше аргументации К. Маркса из его статьи «К 
еврейскому вопросу». По мнению неолиберальной критики, разработанная 
в классическом либерализме концепция субъекта исключает из фундамента 
прав человека отношения интерсубъективности, которые в большей степе-
ни отвечают модели радикальной плюралистической демократии и сути на-
шего существования в качестве субъектов прав человека, чем идея атоми-
зированных индивидов. При этом, в отличие от Маркса, неолиберальными 
критиками не принимается в расчёт то обстоятельство, что замена транс-
цендентальной  субъективности  «более  широкими  отношениями  интер-
субъективности» никоим образом не изменяют структуру правового поля, 
образуемого частнособственническими связями потребности и эгоистиче-
ского интереса.
Понятие «человек» в синтагме «права человека» является ключевым мо-
ментом для критики либеральных прав человека и их связи с репрессивными 
дискурсами власти. Критики отмечают, что «человек» в концепции прав че-
ловека не является «естественным» понятием, как заставляет нас поверить 
либеральный дискурс, но это «принципиально политическое творение» [10, 
с. 15], созданное в рамках определённой культуры и отражающее связанные с 
ними режимы социально-политической власти. Иными словами, универсаль-
ность прав человека – это партикулярная универсальность.
Влиятельной в западном социально-политическом дискурсе является кон-
цепция культурных универсалий Джудит Батлер. Д. Батлер исходит из тезиса о 
том, что любая универсальность никогда полностью не завершена из-за её не-
избежного формирования в конкретных культурных локусах. Универсалии су-
ществуют в рамках культурных контекстов, которые всегда могут быть оспо-
рены  альтернативными  культурными  концепциями.  Поэтому  универсалия 
никогда не может быть всеобъемлющей. Когда конкурирующие универсалии 
вступают в диалог, каждая из них будет не просто интегрировать или включать 
в себя некоторые параметры другой, чтобы стать «более универсальной», но 
обе должны измениться, чтобы воспринять друг друга [12, 48].
Дунаев В., Курганская В. Права человека как возвышенный объект идеологии (Статья первая)

118     Адам әлемі | 4 (70) 2016
Концепция  диалогического  отношения  контингентных  универсально-
стей обосновывает стремление к радикальному плюрализму, который отвер-
гает абсолютный синтез и сохраняет критическую силу инаковости. Концеп-
ции  прав  человека  следует  воспринимать  как  ограниченные  конкретными 
культурными и политико-историческими контекстами. Поэтому, хотя либе-
рализм может признать, что права человека являются относительно нефикси-
рованными и открытыми для постоянного развития, современные концепции 
прав человека неизбежно связаны с ограничительными режимами власти в 
рамках либерализма. Д. Батлер подчёркивает открытость, незавершённость 
универсальности  и  рассматривает  задачу  демократической  «контргегемо-
нистской» политики в сохранении универсальности как места перманентного 
кризиса, не имеющего окончательных форм разрешения. Тем самым концеп-
ция культурного трансфера «обеспечивает средства для радикальной демо-
кратической практики в области прав человека» [10, с. 14].
Как  же  на  практике  реализуется  эта  контргегемонистская,  радикаль-
но плюралистическая политика в области прав человека? В соответствии с 
кон-цепцией Д. Батлер, понятие универсальности должно быть раскрыто для 
своей трансформации в сторону радикального плюрализма на основе его кон-
ститутивной альтернативности, путём постоянного утверждения конкуриру-
ющих универсалий, которые бросают вызов доминирующим и находятся с 
ними в отношении неразрешимого конфликта. Такого рода контргегемонист-
скую трансформацию традиционная консенсусная концепция прав человека 
претерпевает, например, через включение в неё прав «лесбиянок, геев, би-
сексуалов и трансгендеров (ЛГБТ)» [10, с. 15]. Другим примером такого рас-
ширения и углубления традиционной либеральной концепции прав человека 
могут служить права мигрантов. К. Макнейли считает, что права человека 
на равенство, право на труд, право на свободу от пыток и бесчеловечного и 
унижающего достоинство обращения и т.д. традиционно интерпретируются 
таким образом, что они подводятся под интересы гегемонии государственной 
власти и либеральной экономики западных государств, которые извлекают 
выгоду из подавления прав тру-дящихся-мигрантов.
Однако и для радикальной плюралистической демократии принцип ин-
дивидуального самоопределения  остаётся краеугольным камнем в области 
прав человека. «Демократическое правовое государство никогда не должно 
позволять себе навязывать единую коллективную идентичность – будь то ре-
лигиозная, этническая, культурная, лингвистическая или даже научная» [13, 
128]. Серж Гутвирт поясняет далее: люди имеют право идентифицировать 
себя  с  социальными  группами,  или  присоединиться  к  коллективной  иден-
тичности. Каждый волен верить в примордиальность своей идентичности в 
отношении языка, территории, национального характера, вероисповедания, 
крови или любой другой; действовать таким образом, гордиться этим и ис-
Политологические исследования и политико-культурные процессы Казахстана

4 (70) 2016 | Адам әлемі     119
пользовать  эту  идентификацию  в  качестве  политической  платформы.  Но 
люди имеют также право и оставить членство в этих группах. В этом случае 
индивидуальный выбор снова преобладает, и группы рассматриваются как 
свободные ассоциации или сети. Эта свобода нескончаемого интерактивно-
го выбора своего места в многочисленных сетях, включения и исключения 
из групповых идентичностей и есть причина существования свободы слова, 
свободы ассоциаций, свободы совести и неприкосновенности частной свобо-
ды. Таким образом, индивидуализм как основа прав человека не преодолева-
ется, но получает новое основание леги-тимности посредством «контргеге-
монистской» трансформации традиционной либеральной концепции. 
Предложенный Э. Лакло и Ч. Муфф проект радикальной демократии 
направлен на трансформацию общественных отношений посредством по-
литики расширения и углубления сферы компетенции  таких либеральных 
демократических  принципов,  как  свобода  и  равенство,  в  соответствии  с 
логикой радикального плюрализма. В этом проекте демократическая поли-
тика рассматривается как «стремление к полной, всеохватывающей и иде-
альной демократии» [10, с. 10]. Соответственно в концепции радикальной 
демократии как агонистической системы права человека должны рассма-
триваться как незавершимый проект, полная реализация которого остаётся 
вне досягаемости.
Как утверждает Сэмюель Чемберс, следуя концепции радикальной демо-
кратии Эрнесто Лакло мы должны мыслить о правах человека в радикальных 
демократических терминах как о «призрачных правах», должны концепту-
ализировать права человека через «логику призрака» [14, 163]. Концептуа-
лизация ценностей прав человека возможна, если только их принимать как 
ценности, которые никогда не могут быть полностью реализованы или до-
стигнуты, поскольку такой результат приведёт к утрате их raison d’être.
Из обзора работ Э. Лакло, Ч. Муфф, Ж. Рансьера, С. Чемберса, посвя-
щённых критике прав человека с позиций концепции радикальной демокра-
тии, К. Макнейли делает следующее заключение: «Сущностью политики в 
области прав человека, соответственно, становится не позитивизация прав, 
не работа по обеспечению и соблюдения прав человека, но обещание нового, 
лучшего и радикально плюралистического мира… обещание полной реали-
зации ключевых идеалов либеральной демократии» [10, с. 11]. При этом иде-
алы радикальной плюралистической демократии выступают в модальности 
кантовской регулятивной идеи, поскольку в реальном социально-политиче-
ском процессе они обречены на то, чтобы оставаться недостижимыми.  
В.С. Соловьёв раскрывает идеологическую структуру такого рода кон-
струкций следующим образом: Если какой-либо социально-политический 
идеал принимается независимо от внутренней работы самого человека, то 
он выступает как некоторый заранее определённый и извне принудитель-
Дунаев В., Курганская В. Права человека как возвышенный объект идеологии (Статья первая)

120     Адам әлемі | 4 (70) 2016
ный строй жизни. Всё, что человек может сделать для достижения этого 
внешнего идеала, сводится к устранению внешних же препятствий к уста-
новлению  идеального  общественного  строя.  Таким  образом,  сам  обще-
ственный идеал является исключительно только в будущем, а в настоящем 
человек имеет дело только с тем, что противоречит этому идеалу, и вся его 
деятельность  от  несуществующего  идеала  обращается  всецело  на  разру-
шение существующего, обращается в насилие над людьми и целым обще-
ством. Такой идеал «требует от человечества не внутреннего обращения, а 
внешнего переворота». Служение общественному идеалу, не связанному с 
внутренним обращением человека, незаметно превращается в противооб-
щественную деятельность, где находят себе место «все дурные страсти, все 
злые и безумные стихии человечества» [15, 309-310]. 
Выявленный В.С. Соловьёвым механизм инверсии общественного иде-
ала в полной мере действует в современном политико-идеологическом дис-
курсе и праксисе прав человека. Адриан Литтл отмечает, что в последние 
годы радикальная демократия стала знаковой перспективой в современной 
политической теории. Радикальная демократия включает в себя многочис-
ленные  теоретические  аргументы  и  интерпретации  демократии,  как  это 
можно наблюдать в работах ряда теоретиков, оказавших значительное вли-
яние на разработку концепции радикальной демократической политики, та-
ких как Уильям Коннолли, Джудит Батлер и Венди Браун. Хотя эти теоре-
тики соглашаются, что существуют серьёзные проблемы в доминирующих 
либеральных концепциях демократии, они не связывают «конститутивной 
провал» демократии с отказом от критического пересмотра таких канониче-
ских принципов современной демократии, как народный суверенитет, голо-
сование, представительство и верховенство права. А. Литтл призывает при-
знать, что для радикальной демократии эти принципы не являются священ-
ными [16, 971]. Похоже, что его призыв был услышан, и верховенство права 
с успехом отменяется не только теоретиками радикальной демократии, но и 
политиками, совмещающими выспреннюю риторику прав человека с прак-
тикой их дискредитации.
Показательным примером «конститутивного провала» принципа вер-
ховенства права может служить заявление МОК о том, что по отношению 
к спортсменам из России отменяется презумпция невиновности и приме-
няется принцип коллективной ответственности. «Исполком МОК повторя-
ет и поддерживает озвученное на саммите 21 июня предложение отменить 
“презумпцию невиновности” для спортсменов из России в отношении до-
пинга», – говорится в пресс-релизе МОК [17]. В связи с этим заявлением 
нужно отметить: 1) принцип коллективной ответственности не применял-
ся даже в Нюрнбергском трибунале по отношению к нацистским преступ-
никам.  2)  Основополагающий  принцип  юридических  прав  обвиняемых, 
Политологические исследования и политико-культурные процессы Казахстана

4 (70) 2016 | Адам әлемі     121
как  они  описаны  во  Всеобщей  декларации  прав  человека,  в  европейской 
Конвенции прав человека и т.д. состоит в том, что каждый остаётся неви-
новным до тех пор, пока его виновность не будет установлена законным 
порядком путём гласного судебного разбирательства. В отношении россий-
ских легкоатлетов этот постулат принимает следующую редакцию: каждый 
считается виновным до тех пор, пока не будет доказано обратное. Таким 
образом, МОК, МПК (Международный паралимпийский комитет), WADA 
(Всемирное антидопинговое агентство), IAAF (Международная ассоциация 
легкоатлетических федераций), CAS (Спортивный арбитражный суд) свои-
ми решениями упразднили осевой принцип правосудия как такового. 
Негодование либеральных СМИ («Западные СМИ буквально обруши-
лись на Международный олимпийский комитет за его решение допустить 
российскую сборную к Олимпиаде в Рио» [18]) вызвало отнюдь не это ре-
шение, а те уступки, на которые всё же пошёл МОК, допустив отдельных 
российских спортсменов до Олимпийских игр 2016. Например, издание The 
Daily Mail  пишет: «Невиновные спортсмены, несомненно, должны постра-
дать, поскольку нет никакого иного способа со всей серьёзностью отреаги-
ровать на столь вопиющую коррупцию» [19]. Обвинения МОК в двуличии 
и малодушии органично дополнились восторженной реакцией на решение 
МПК. Например, у канала CNN решение МПК отстранить российских па-
ралимпийцев вызвало «восхищение» [20] (3).
Напомним: права человека на протяжении всей своей истории юриди-
чески  закрепляли  императив  защиты  личности  от  репрессивного  вмеша-
тельства  со  стороны  государства.  Решением  международных  спортивных 
организаций  априорно  невиновные  спортсмены  осуждены  за  махинации 
государственных чиновников. Однако как спортивные функционеры, так и 
общественное мнение искренно убеждены, что такие решения приняты во 
имя защиты справедливости, демократических ценностей и прав человека. 
Таким  образом,  общественное  мнение  в  странах  консолидированной  де-
мократии в обосновании своих действий по защите ценностей демократии 
переходит к откровенно фундаменталистской идеологии и морали «бесов» 
Ф.М. Достоевского: ради торжества Высшей Справедливости допустимы и 
даже необходимы репрессии невиновных и оправдана несправедливость по 
отношению к отдельным индивидам.
Причины и механизмы подобного рода трансформации требуют специ-
ального анализа, который будет представлен во второй статье.
Примечания
(1) Следует отметить, что ещё до принятия Всеобщей декларации прав чело-
века, в конце 1940-х годов, группа представителей Американской антропологиче-
Дунаев В., Курганская В. Права человека как возвышенный объект идеологии (Статья первая)

122     Адам әлемі | 4 (70) 2016
ской ассоциации поставила под сомнение универсально-общечеловеческий харак-
тер концепции прав человека. В меморандуме, направленном этой группой учёных 
в адрес ООН, говорилось, что нормы и ценности разных культур различны, не-
сводимы друг к другу. В то же время концепция прав и свобод человека основана 
на постулатах, вытекающих из ценностных систем и моральных кодексов одной, 
западной культуры. Таким образом, в правах и свободах человека легитимируют-
ся  не  ассоциированные  ценности  культурного  многообразия,  которые  могли  бы 
послужить  международно-правовой  основой  для  создания  свободной  коалиции 
народов и культур, а специфические традиции, которым неправомерно придаётся 
статус универсальности.
(2)  Например,  статья  13.1  Конституции  РК  формулируется  следующим  об-
разом:  «Каждый  имеет  право  на  признание  его  правосубъектности  и  вправе  за-
щищать свои права…» [4]. Составители этой статьи были вынуждены прибегнуть 
к столь тавтологической манере изложения, поскольку сама вводимая ими норма 
имеет характер тавтологии: если я имею какие-либо права, то из этого аналитиче-
ски вытекает моё право их защиты, ведь если я имею права, но не имею права их 
защищать, то я фактически лишён этих прав.
(3)  О.В.  Захарова,  проведя  анализ  лексических  и  семантических  особенно-
стей дискурса прав человека, делает вывод: Европейскому языку прав человека 
«…присущи  нейтральность,  корректность,  утверждающий  характер  высказыва-
ний, рациональность и последовательность аргументации» [21, 109]. Очевидно, 
что в последние годы в европейской риторике прав человека наблюдается зеркаль-
но противоположная тенденция. Характерной стилистической особенностью этой 
риторики становится морализация вместо рациональной аргументации и исполь-
зование расистской лексики из арсенала Hate speech – «языка вражды». Например, 
своё решение отстранить Россию от участия в паралимпийских играх глава МПК 
Ф. Крэйвен мотивировал тем, что ему «противен российский менталитет» [20]; 
по мнению The Daily Telegraph допинговый скандал демонстрирует «отсутствие в 
России общественной морали» [19].
Литература
1  Чудова И. Постмодернизм и социологическая теория // Социологические 
исследования. – 2015. – № 5. – С. 33-41. 
2  Луман Н. Власть. – М.: Праксис, 2001. – 256 с.
3  Жижек  С.  Возвышенный  Объект  Идеологии.  –  М.:  Художественный 
журнал, 1999. – 235 с.
4  Конституция  Республики  Казахстан  //  http://www.parlam.kz/ru/constitution 
(дата обращения: 25.07.2016). 
5  Всеобщая  декларация  прав  человека  //  http://www.un.org/ru/documents/
decl_conv/declarations/declhr (дата обращения: 26.07.2016).
Политологические исследования и политико-культурные процессы Казахстана

4 (70) 2016 | Адам әлемі     123
6  Маркс К. К еврейскому вопросу // Маркс К. & Энгельс Ф. Сочинения, изд. 
2-е, т. 1. – М.: Политиздат, 1955. – С. 382-413.
7  Гегель Г.В.Ф. Лекции по эстетике. Введение. Часть первая. Идея прекрасного 
в искусстве или идеал // Гегель Г.В.Ф. Эстетика: В 4-х томах, т. 1. – М.: Искусство, 
1968. – 330 с.
8  Cerna  Ch.M.  Universality  of  Human  Rights  and  Cultural  Diversity: 
Implementation of Hu-man Rights in Different Socio-Cultural Contexts // Human Rights 
Quarterly. – 1994. – Vol. 16, No. 4 (Nov.). – Р. 740-752. – DOI: 10.2307/762567.
9  Социальные знания и социальные изменения. – М.: ИФРАН, 2001. – 284 с.
10 McNeilly  K.  After  the  Critique  of  Rights:  For  a  Radical  Democratic  Theory 
and Practice of Human // Rights Law and Critique. – 2016. – Р. 1-20. – DOI: 10.1007/
s10978-016-9189-9.
11 Chambers S. Giving Up (on) Rights? The Future of Rights and the Project of 
Radical Democracy // American Journal of Political Science. – 2004. – Volume 48, Issue 
2. – Р. 185-200. – DOI: 10.1111/j.0092-5853.2004.00064.x.
12 Butler J. Universality in culture // For love of country? A new democracy forum 
on the lim-its of patriotism, Martha Nussbaum with respondents, ed. Joshua Cohen. – 
Boston: Beacon, 1996. – Р. 45-52.
13 Gutwirth S. Beyond identity? // Identity in the Information Society. – 2008. – 
Decem-ber, Volume 1, Issue 1. – Р. 123-133. – DOI: 10.1007/s12394-009-0009-3.
14 Chambers S. Ghostly rights // Cultural Critique. – 2003. – Vol. 54. – Р. 148-177.
15 Соловьёв В.С. Три речи в память Достоевского // Соловьёв В.С. Сочинения 
в двух то-мах, т. 2. М.: Мысль, 1988. – С. 290-323.
16 Little A.  Democratic  Melancholy:  On  the  Sacrosanct  Place  of  Democracy  in 
Radical Democratic Theory // Political Studies. – 2010. – Volume 58, Issue 5. – Р. 971-
987. – DOI: 10.1111/j.1467-9248.2009.00807.x
17 Statement of the Executive Board of the International Olympic Committee on 
the  WADA  Independent  Person  Report  //  www.olympic.org/news/statement-of-the-
executive-board-of-the-international-olympic-committee-on-the-wada-independent-
person-report (дата обращения: 21.07.2016).
18 Западные СМИ о решении МОК: «Случилось то, чего мы боялись» // https://
russian.rt.com/ihotv/2016-07-25/Zapadnie-SMI-o-reshenii-MOK  (дата  обращения: 
26.07.2016).
19 СМИ Великобритании: Россия прогнила, Россия должна страдать //  http://
inosmi.ru/overview/20160729/237367014.html (дата обращения: 28.07.2016).
20 CNN:  Решение  отстранить  российских  паралимпийцев  вызывает 
восхищение // htpps://russian.rt.com/inotv/2016-08-08/CNN-Reshenie-MPK-otstranit-
paralimpijcev (дата обращения: 08.08.2016).
21 Захарова О. Дискурсивный язык прав человека и российско-европейские 
отношения // Полис. Политические исследования. – 2013. – № 4. – С. 100-110.
Дунаев В., Курганская В. Права человека как возвышенный объект идеологии (Статья первая)

124     Адам әлемі | 4 (70) 2016
Түйін
Дунаев  В.,  Курганская  В.  Адам  құқығы  идеологияның  ең  жоғарғы 
нысаны ретінде (бірінші мақала)
Бұл  мақалада  авторлар  өз  алдарына  құқықтың  нормативті-регулятивті 
қызметтерін және гуманистік мәнін іске асырудың әмбебап формасы дәрежесіне 
адам құқығы идеологиясының классикалық либерализммен әзірленген заңдылық 
деңгейін талдау міндетін қойды. Жүргізілген зерттеудің негізгі нәтижесі ағарту-
шылық  философиясымен  өңделген  адамның  табиғи  құқығы  тұжырымдамасын 
дәлеледеуден тұрады, әлеуметтіліктің типологиялық білгілі құрылымының шека-
расында пәндік ақиқатты иеленеді.
Классикалық  либерализмнің  философиялық-құқықтық  көрінісінің  шектеу-
лілігі  туралы  тұжырым  бірқатар  қазіргі  заманғы  авторлардың  адам  құқығы 
дәстүрлі және лигитимді дискурсының жаңа түрінде олардың дискретация бой-
ынша ізденістерімен қабылданады. Мақалада радикалды плюралистік демократия 
тұжырымдамасында адам құқығы либералды идеологиясының сыны талданады. 
Осы сынның өзі қазіргі социумның идеологиялық колонизация үрдістері мен сим-
воликалық  кодтарына  адам  құқығы  теориясының  бейімделуінің  формасы  бола 
алады деген қорытынды жасалынды. 
Түйін сөздер: адам құқығы, идеология, саясат, бірегейлік, мемлекет, тұлға, 
әлеуметтік топ, либерализм, демократия
Summary
Dunaev  V.,  KurganskayaV.  Human  Rights  as  Sublime  Object  of  Ideology 
(Article One)
In the first article the authors seeks to analyze the legitimacy of claims developed 
classical liberalism ideology of human rights to the status of a universal realization of 
the humanistic spirit and the regulatory functions of law. The main result of the study 
is  to  establish  the  following  provision:  the  concept  of  natural  rights,  elaborated  by 
enlightenmentphilosophy,  has  the  objective  truth  within  the  boundaries  of  the  social 
structure of a certain typology.
The thesis about the limited of legal and philosophical ideas of classical liberalism 
was adopted a number of contemporary authors in their efforts to discredit the traditional 
and legitimating new types of discourse of human rights.The article examines the critique 
of the liberal ideology of human rights in the concept of radical plural democracy. The 
conclusion is that the criticism itself becomes a form of adaptation of the theory of human 
rights  to  processes  and  symbolic  codes  of  ideological  colonization  of  contemporary 
society.
Keywords:  Human  Rights,  Ideology,  Politics,  Identity,  State,  Individual,  Social 
Group, Liberalism, Democracy.
Политологические исследования и политико-культурные процессы Казахстана

4 (70) 2016 | Адам әлемі     125
МРНТИ 10.77.51
УДК 343.35:35.07(574)
Ляйля Иватова
1
1
Академия государственного управления 
при Президенте Республики Казахстан
ФОРМИРОВАНИЕ АНТИКОРРУПЦИОННОЙ КУЛЬТУРЫ 
КАК ИНСТРУМЕНТ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ КОРРУПЦИИ 
НА ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛУЖБЕ РЕСПУБЛИКИ КАЗАХСТАН
Аннотация. Эта статья посвящена анализу вопросов формирования антикор-
рупционной культуры как одного из инструментов противодействия коррупции на 
государственной службе Республики Казахстан. Рассмотрены проблемы антикор-
рупционного образования и антикоррупционной пропаганды.
Ключевые  слова:  антикоррупционная  культура,  противодействие  корруп-
ции, государственная служба, антикоррупционное воспитание, антикоррупцион-
ная пропаганда.
Антикоррупционные  меры,  предпринимаемые  на  государственной 
службе, не могут в достаточной степени решить задачу противодействия 
коррупции  вследствие  их  несоответствия  формам  проявления  коррупции 
и, прежде всего, неразработанности методов, направленных против порож-
дающих  ее  причин.  Эффективность  антикоррупционной  деятельности  во 
многом «зависит от фундаментального изменения общественного и инди-
видуального сознания, а также изменения правил поведения граждан» [1]. 
В  этой  связи  важным  инструментом  противодействия  коррупции  на 
государственной службе является формирование антикоррупционной куль-
туры граждан. В научной литературе дается следующее определение сущ-
ности понятия «антикоррупционная культура»:
качество личности, включающее знания о пагубности коррупции для 
благосостояния и безопасности общества;
- состояние индивида, который, с одной стороны, не желает мириться с 
проявлениями коррупции, с другой – стремится к устранению этого явления.
- определенные ценностные установки и способности, направленные 
на проявление активной гражданской позиции относительно коррупции [1].
 
В учебном пособии, изданном казахстанскими учеными «Основы анти-
коррупционной культуры», дается следующее определение антикоррупци-
онной  культуры:  «Антикоррупционная  культура  –  это  способность  чело-
века сознательно и нравственно противостоять коррупции. Важно то, что 
Иватова Л. Формирование антикоррупционной культуры как инструмент...

126     Адам әлемі | 4 (70) 2016
содержанием такого человека является и правовая культура. Антикоррупци-
онная культура выражает способность человека противостоять коррупции 
на основе высокой моральной, правовой, политической и других культур. В 
настоящее время антикоррупционная культура приобретает статус объек-
тивно необходимого явления, её в процессе социализации должны освоить 
все дееспособные члены общества» [2].
 
Для  повышения  эффективности  формирования  антикоррупционной 
культуры необходимо изучение причин сохранения коррупции, несмотря на 
принимаемые меры. В рамках научно-исследовательского проекта «Совер-
шенствование механизма противодействия коррупции на государственной 
службе в контексте обеспечения безопасности и стабильности Республики 
Казахстан», осуществляемого на базе Академии государственного управле-
ния при Президенте РК, в мае-июне 2016 г. был проведен социологический 
опрос государственных служащих. Всего было опрошено более 600 респон-
дентов в 14 регионах республики, г. Астана и г. Алматы. 
В инструментарий исследования был включен следующий вопрос: «На 
Ваш взгляд, каковы причины сохранения коррупции, несмотря на продол-
жительную борьбу с ней?». Ответы на него представлены на рисунке 1.
Рисунок 1 – Причины сохранения коррупции (%).
Примечание: составлено автором
Результаты  опроса  государственных  служащих  показали,  что  пятая 


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   15




©emirsaba.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет