Халықаралық Ғылыми-тәжірибелік конференцияның ЕҢбектері

170 
 
«коранической  археологии».  А.Ю. Кудрявцева  взялась  за  работу  над  проблемой  отражения  материального 
мира  Аравии  рубежа  VI—VII вв.  в  тексте  Корана.Степень  публикации  и  доступности  ряда  письменных 
источников разного рода, археологических памятников и важнейших музейных коллекций оказалась выше, 
чем  мы  предполагали.  Все  это  ставит  сегодня  в  повестку  дня  возможность  анализа  ключевых  элементов 
повседневной  жизни  оседлых  центров  Внутренней  Аравии  рубежа  VI—VII  вв.,  которые  нашли  свое 
отражение  в  тексте  Корана.  Дополняя  важнейший  принцип  нашего  подхода —  «Коран  объясняет  сам 
себя», — это дает возможность на новом уровне приблизиться к пониманию текста памятника. Материалы, 
собранные для монографии, посвященной материальной культуре  Корана послужат и важным источником 
для историко-этнографического комментария к тексту Корана. Сегодня очевидно, что без изучения реалий 
Аравии времен Пророка вряд ли возможно понимание текста Корана, толкование которого в более поздние 
века происходило в отрыве от понимания ряда ключевых реалий повседневной жизни уммы времен Пророка 
«Великие  переводы Корана» середины  XX в.  (А. Арберри, Р. Блашер, Р. Парет,  И. Ю. Крачковский), 
явились результатом завершения важнейшего этапа исследовательской работы, связанной в первую очередь 
с именами Т. Нельдеке, Г. Бергштрассера, О. Претцля, А. Джефри. Эти переводы очень близки друг другу и 
до  сих  пор  вызывают  сходные  комментарии  («основательность»,  «буквализм»  и  т. п.).  Результаты, 
полученные  выдающимися  специалистами,  оказались  близки  друг  другу  вследствие  общности 
научно-методических  подходов  и  источниковедческой  базы.  Очень  интересный  перевод  Ричарда  Белла,  в 
основе  которого  лежали  иные  подходы,  оказался  незавершенным  в  первую  очередь  в  связи  с  попыткой 
автора  выйти  за  рамки  господствовавшей  научной  традиции.  В  годы,  когда  готовился  этот  перевод, 
материала для нового качественного скачка в коранистике было явно недостаточно.  
Вторая половина XX в. ознаменовалась  как появлением разнонаправленных  теорий  «возникновения 
Корана» (Дж. Уонсборо, Дж. Бартон), так и продолжением коллективной работы  по изучению имеющихся 
источников.  Материал,  накопленный  к  концу  XX в.  и  в  Европе,  и  на  мусульманском  Востоке  в 
количественном  отношении  многократно  превосходит  уровень,  достигнутый  в  середине  прошлого  века. 
Между тем, нового качества, скачка в понимании ключевых проблем, связанных с историей текста и языком 
Корана,  достигнуто  не  было.  Сегодня  именно  этот  уровень  нашел  свое  отражение  в  важнейших 
коллективных работах, вышедших как на Западе («Энциклопедия Корана»), так и на Востоке (энциклопедии 
коранических  чтений,  опубликованные  в  Кувейте  и  Каире).  А. Риппин  работает  сегодня  над  введением  к 
научному изучению Корана. Цель работы — дать новую отправную точку будущим исследованиям Корана, 
так, как это сделал в 1860 г. Т. Нѐльдеке, опубликовавший свою знаменитую «Geschichte des Qorans». 
Очевидно, что новый уровень в понимании ряда  ключевых проблем коранистики будет достигнут в 
результате  завершения  работ  по  проектам,  связанных  с  публикацией  и  изучением  древнейших  рукописей 
Корана, подобным тому, что начал, но не успел довести до конца Серджио Нойа Носеда, а также в связи с 
завершением  серии  работ  по  древнеаравийской  диалектологии  и  сравнительному  контекстному  изучению 
лексики Корана и предисламской поэзии. 
Ситуация  серьезно  изменилась  и  с  публикацией  документированных  словарей  доисламской  и 
раннеисламской поэзии. В Иерусалиме по существу завершена работа над  «Конкордансом древнеарабской 
поэзии», которая продолжалась несколько десятилетий. Это — компьютерный индекс и словарь дошедших 
до нас произведений арабских поэтов от доисламских времен до конца периода Омеййадов, ок. 750 г. н. э). 
Конкорданс  содержит  сотни  тысяч  байтов,  систематически  собранных  из  дошедших  до  нас  памятников. 
Учтены в том числе и цитаты из коранических комментариев и генеалогических работ. Были опубликованы 
новые специальные работы, посвященные языку Корана Наконец, множество специализированных словарей 
и  редких  справочных  работ  стало  доступно  в  электронном  виде,  в  том  числе  и  в  сети  Все  это  самым 
кардинальным образом повлияло на возможности, связанные с осуществлением научного перевода Корана 
нового уровня. 
В конце апреля 2013 г. обсуждение проблемы с руководством Лейденского Института рационального 
монотеизма  было  достигнуто  общее  понимание  необходимости  и  возможности  реализации  проекта  по 
комплексному изучению Корана и созданию его нового комментированного перевода на русский язык.  
Выложенный  в  сеть  и  постоянно  обновляемый  проект  «Лексико-грамматический  строй  Корана 
(учебно-методический  корпус)»  станет  первым  этапом  этой  большой  работы,  которую  предлагается 
озаглавить «Corpus Coranicum Petropolitana». Он будет последовательно совершенствоваться, отражая:  
— создание документированного арабско-русского словаря языка Корана, снабженного отсылками к 
корпусу древнеаравийской поэзии и эпиграфики; 
— создание исследования, посвященного отражению материального мира Аравии рубежа VI—VII вв. 
в тексте Корана; 
— создание нового перевода Корана на русский язык, комментарием к которому послужат указанная 
выше работа по материальной культуре Аравии и моя переработанная монография «Коран и его мир». 
Предполагается, что все взаимосвязанные части проекта будут выложены в сети в свободном доступе. 
Таким  образом,  научной  общественности  и  самому  широкому  читателю  будет  впервые  представлен 
документированный перевод Корана, прозрачный по структуре и подходам к его реализации. 
Важно, что помимо книжной серии, современный читатель получит в свое распоряжение гипертекст 
нового  русского  перевода  Корана,  снабженный  ссылками,  ведущими  к  подробному  лексико-

171 
 
грамматическому  и  историко-культурному  комментарию,  основанному  на  самых  последних  достижениях 
коранистики.  Было  бы  замечательно,  если  бы  в  проект  удалось  ввести  аналогичным  образом 
организованные отсылки к древнейшим спискам Корана  
Необъятная  научная  литература,  посвященная  истории  возникновения  ислама  и  личности 
Му╝аммада,  фактически  обходит  стороной  историю  повседневной  жизни  Аравии  рубежа  VI—VII вв.  В 
небольшой  степени  эта  лакуна  покрывается  работой  немецкого  исследователя  Георга  Якоба  «Жизнь 
бедуинов древней Аравии», опубликованной в 1897 г. В ней автор на основе анализа поэзии му╜а╓рамов — 
современников  Пророка  попытался  дать  общий  обзор  материальной  культуры  кочевого  и  оседлого 
населения Аравии. По не вполне понятным причинам хорошо документированное исследование Якоба так и 
не вошло в широкий научный оборот, но спустя пятьдесят лет послужило одной из основ диссертационного 
исследования Элеонор Хойптнер,  ученицы  знаменитого немецкого арабиста,  исследователя и  переводчика 
Корана  Руди  Парета.  Однако  и  еѐ  интересная  работа  под  названием  «Сведения  Корана  о  материальной 
культуру древних арабов» так и не была опубликована. Вслед за Г. Якобом исследовательница привлекла к 
анализу  современную  Пророку  поэзию,  его  жизнеописание,  составленное  Ибн  Ис╝ā╗ом/Ибн  Хишāмом, 
сборник наиболее авторитетных хад╖╙ов, принадлежащих ал-Бухāр╖.  
К исследованию материальной культуры жителей Аравии рубежа VI—VII вв. в той или иной степени 
косвенно обращались также специалисты, изучавшие внешние, прежде всего языковые влияния на культуру 
Древней  Аравии.  К  их  числу  относится  С. Френкель,  А. Джеффри,  А. Мингана  Благодаря  значительным 
научным  усилиям,  связанным  с  изучением  ранней  истории  текста  Корана  и  его  древнейших  рукописей, 
область,  связанная  с  грамотностью  и  культурой  письма  оказалась  документированной  значительно  лучше 
других.  
Э. Хойптнер  выявляет  связь  между  ссылками  на  материальную  культуру,  содержащимися  в  Коране 
(при  этом  ее  внимание  сосредоточено  не  на  терминах,  а  скорее  на  общих  категориях,  к  которым  они 
относятся) и сведениями о доисламской арабской культуре, почерпнутыми из поэзии, хад╖╙ов и биографий. 
Достаточно  неожиданно,  впрочем,  то,  что  в  теоретическом  обосновании  работы  Хойптнер 
отсутствуют указания на исследования по истории повседневности. Хойптнер писала свое диссертационное 
исследование  тогда,  когда  историческое  направление,  основанное  Люсьеном  Февром  и  Марком  Блоком  и 
известное как школа «Анналов» (фр. École des Annales), находилось на пике популярности.  
В настоящее  время феномен повседневности является  объектом пристального внимания со стороны 
представителей  целого  комплекса  научных  дисциплин.  Для  истории  повседневности  большой  интерес 
представляет  выявление  как  объективной,  так  и  субъективной  сфер  бытия  человека.  Повседневная  жизнь 
определяет  поступки  обычных  людей,  влияющие  в  своей  совокупности  на  ход  истории.  В  процессе 
эволюции  повседневности  возможно  проследить  развитие  человеческой  цивилизации  в  целом.  Именно  в 
«структурах  повседневности»  формировались  ценности  человека  конкретного  исторического  периода. 
Исследования  последних  десятилетий  убедительно  показали,  что  только  обращаясь  к  единичному, 
случайному,  частному  в  их  сопряженности  с  закономерным  возможно  приблизиться  к  постижению 
взаимосвязи  между  индивидуальным  опытом  и  коллективной  идентичностью.  Сегодня  повседневность 
предстает  перед  нами  как  смысловой  универсум,  совокупность  значений,  которые  мы  должны 
интерпретировать.  Повседневная  жизнь,  проявляющаяся  в  деталях  одежды,  формах  общения  и  др. —  это 
система  знаков,  понимание  которых  приводит  к  осознанию  неразрывной  связи  глобальных  явлений  с 
повседневными. 
Повседневность  многолика  и  многогранна,  она  не  сводима  лишь  к  будничности  и  рутинности. 
Повседневность  включает  в  себя  все  сферы  человеческих  отношений:  практическую  деятельность — 
трудовую и досуговую, нормальное и экстремальное. Повседневность характеризуется повторяемостью, но 
вместе  с  тем  это  процесс  постоянного  творчества,  определяющего  будущее.  Подробности  быта,  образа 
жизни  формируют  устойчивую  типологическую  определенность,  раскрывают  подлинную  сущность 
общества  как  такового.  Особенность  повседневности  заключается  в  том,  что  она  является  самоценным 
настоящим,  ориентированным  на  ближайшее  прошлое  и  будущее.  Языки  повседневности  скрывают 
множество  знаковых  смыслов  и  зависят  от  различных  объективных  обстоятельств  и  закономерностей  в 
развитии общества. Сегодня а priori ясно, что, не зная этнографии повседневности Внутренней Аравии, не 
привлекая  к  понимаю  текста  данные  современной  археологии,  говорить  о  научном  подходе  к  переводу 
Корана  бессмысленно.  При  этом  нужно  признать,  что  значительный  объем  материалов  самого  разного 
свойства в той или иной степени связанных с повседневной жизнью Аравии времен Пророка до сих пор не 
систематизирован и не исследован комплексно.  
Мир Корана — это, прежде всего, мир горожанина-купца. При этом мир горожанина и мир кочевника 
были переплетены тысячью крепчайших нитей: мекканских детей, как и самого Пророка, отправляли расти 
к  родственникам  в  «здоровую  пустыню»,  на  «парное  молоко  и  свежий  воздух».  Участие  в  торговых 
караванах,  их  организация  требовали  знаний,  связанных  с  кочевым  миром,  и  горожане-мекканцы  этими 
знаниями владели с детства, считали их своими. Это, впрочем, не отменяет и существования стандартного 
антагонизма по линии «кочевые — оседлые», проявления которого мы встречаем в Коране в самых разных 
формах.  Несомненно  и  то,  что  материальная  культура,  связанная  с  жизнью  мекканского  купечества, 

172 
 
серьезно  отличалась  от  материальной  культуры  кочевников.  При  этом  вариантов  кочевого  образа  жизни, 
всегда существовало великое множество, не меньше чем степеней оседлости. 
Чтобы добиться признания на Юге Аравии, в Сирии или Персии в качестве равноправных партнеров, 
мекканцы должны были по мере возможности стремиться к уровню культуры своих контрагентов. В Коране 
часто  встречаются  понятия,  берущие  начало  в  материальной  культуре  соседних  стран.  В  основном  эти 
понятия были заимствованы в доисламские времена в неизменном виде или арабизировались, утратив свою 
исходную  форму  еще  до  времени  Му╝аммада.  Язык  купцов-мекканцев,  несомненно  включал  значительно 
больший  объем  лексических  единиц,  описывающих  предметы  роскоши  и  явления  усовершенствованной 
материальной  культуры,  чем  язык  бедуинов  или  же  жителей  оазисов,  зарабатывавших  на  жизнь 
производством сельскохозяйственной продукции. Тем не менее, довольно сложным представляется ответ на 
вопрос о том, насколько были распространены в Мекке упомянутые в Коране привозные предметы роскоши 
(ценные  шелковые  ткани  и  парча,  ковры,  дорогая  посуда,  привозные  вина,  оружие  и  проч.),  часто 
используемые в описании райских блаженств. 
Изумление  чудом  творения  мира  и  людей,  благодарность  Господу —  всемогущему  и  милостивому 
Создателю,  даровавшему  людям  свою  милость  занимают  в  Коране  одно  из  центральных  мест.  Всюду  в 
природе  людям  явлены  знаки  божественных  деяний  и  благодати.  Все,  что  приводится  в  Коране  как 
доказательство милости Господа, создано на пользу и радость людям (6: 98; 16: 15). Материальная культура 
выступает  как  часть  замысла  Творца  и  ей  отведена  особая  роль.  Именно  через  материальную  культуру 
отчетливо  выражается  антропоцентризм  божественного  созидания.  Таким  образом  Господь  сотворил 
животных,  чтобы  человек  получал  питание,  одежду  и  жилище  (палатки  из  кожи  и  шерсти)  (16: 5;  16: 82). 
Животные позволяют ему перевозить грузы и вести торговлю на значительных расстояниях (16: 7). В море 
человек может перемещаться на кораблях и пользоваться изобилием его глубин, занимаясь рыболовством и 
добычей  жемчуга  (16: 14).  Недра  земли  по  Божественному  промыслу  предоставляют  человеку  свои 
богатства  для  изготовления  оружия  и  украшений  (57: 25).  Деревья  плодоносят  (2: 20)  и  являются 
источником топлива (36: 80)… 
Текст Корана демонстрирует глубокое знание и вовлеченность в жизнь кочевников-скотоводов. При 
этом во многих случаях, лексика, связная с  кочевым бытом имеет отрицательные  коннотации. Грешников 
однажды приведут к адскому огню подобно тому, как бедуины ведут скот к воде: «Он (Фир‗аун) придет во 
главе  своего  народа  в  день  воскресения  и  отведет  их  на  водопой  к  огню.  Скверен  водопой,  к  которому 
ведут!» (11: 100, см. также 19: 89; 21: 98). 
Напоить скот — обязанность весьма трудоемкая. Вода, добываемая из колодца, наполняет корыта или 
питьевые  канавы  очень  медленно,  измученные  жаждой  животные  начинают  терять  терпение.  Они 
наскакивают друг на друга, кусаются, опрокидывают корыта, загрязняют воду... Именно этот образ лежит в 
основе  описания  участи  грешников  в  аду,  которые  будут  «пить  как  пьют  истомленные  жаждой»  (ва 
шāриб╛нa  шурбa-л-хūми)  (56: 55).  Это  хūм —  неистовая,  неистребимая  жажда,  от  которой  животные 
погибают  в  мучительной  агонии.  Она  возникает  в  том  числе  и  вследствие  того,  что  животные  пили 
застойную воду. 
У  каждого  племени  есть  собственное  тавро  (васм),  которым  метится  принадлежащий  ему  скот. 
Раскаленное железо прикладывается к бедру, щеке, шее или уху лежащего на земле и связанного животного. 
Клеймо углубляется повторным дожиганием. Коран угрожает в высшей степени болезненным наказанием за 
клеветнические слова в адрес Пророка: «Заклеймим Мы его морду» (68: 16).  
Животных  метят  и  с  помощью  надреза  в  ухе  (занūм).  В  языческой  древности  подобным  образом 
помечались  только  особо  ценные  особи,  жертвенные  верблюды  и  священные  стадные  животные.  Ибл╖с, 
искушая  людей,  напоминал  им  языческие  обычаи:  «...и  прикажу  им,  и  пусть  они  будут  обрезывать  уши  у 
скота, и прикажу им, и пусть они будут изменять творение Аллāха!» (4: 118) 
Отрицательные коннотации использования лексики, связанной с кочевым бытом вновь встречаются в 
āйате 9: 34-35: «А те, которые собирают золото и серебро и не расходуют его на пути Аллāха, — обрадуй их 
мучительным наказанием в тот день, когда в огне геенны будет это разожжено и будут заклеймены этим их 
лбы, и бока, и хребты!». 
Верблюдов,  страдающих  чесоткой,  также  лечат  каленым  железом,  однако  чаще  всего  животных 
обрабатывают  смолой  или  жидким  дѐгтем  (╗и╚рāн/╗а╚ирāн).  Вследствие  этого  они  неприятно  пахнут  и 
имеют безобразный, отталкивающий вид: грешники в Коране стоят в оковах, «одеяние их из смолы, лица их 
покрывает  огонь»  (14: 51).  Невольно  вспоминается  строка  из  «Му‗алла╗и»  а╚-╥арафы,  которого  изгнали 
сородичи, оставив одного, «словно вымазанного дегтем чесоточного верблюда». 
Если  верблюды  особенно  упрямы,  в  носу  выжигается  или  вырезается  отверстие,  куда  вставляется 
повод (фара╗ат анфу-л-ба‗ūр). Возможно, когда в Коране говорится об изуродованных лицах грешников, то 
имеется в виду именно такая процедура: «И лица в тот день мрачные — можно подумать, что сделаны в них 
отверстия (йуф‗алy бихā фа╗ūрaтун)» (75: 24-25). 
Важно отметить, что āйаты, связанные с описанием подобного рода процедур традиционно вызывали 
затруднения,  порождая  зачастую  самые  невероятные  переводы.  Незнание  и  непонимание  реалий 
бедуинского  быта  характерно  и  для  абсолютного  большинства  авторов  толкований  Корана, 
принадлежавших уже к другой культуре. 

173 
 
Развивая отрицательный набор образов, связанных с кочевым бытом, Коран сравнивает адское пламя, 
поглощающее нечестивцев, с палаточным полотном или с палаткой из хлопка (сарāди╗): «Мы подготовили 
несправедлмвым огонь, навес которого окружит их»(18: 29).
 
 
Простому бедуинскому быту противостоит  представление об идеальном образе жизни, связанном, в 
первую  очередь  с  предметами  роскоши,  которые  по  большей  части  обозначаются  словами, 
заимствованными из среднеперсидского и арамейского и отражают реалии, характерные в первую очередь 
для  дворов  арабских  княжеств,  вассальных  Сасанидам.  Райские  блаженства  живописуются  с  помощью 
предметов, безусловно известных жителям купеческой Мекки (иначе бы слушатели Пророка просто бы не 
поняли, о чем речь). Изменение «качества жизни» основано на обилии предметов роскоши, интенсивности 
удовольствий: (88: 12―16): «Там источник проточный, там ложа возвышающиеся, и чаши поставленные, и 
подушки, рядами разложенные, и ковры разостланные». 
Здесь к╛б ― «чаша», раннее заимствование из арамейского, нумру ― «небольшая подушка», раннее 
заимствование  из  древнеперсидского  (намрā  =«мягкий»);  зарбиййа ―  «ковер»,  заимствование  из 
персидского (з╖р-е пā, перс. = «под ногой»).  
Имеются смутные указания на то, что термин зарбиййа, обозначал собственно ковры, произведенные 
в ал-║╖ре на нижнем Евфрате (ныне территория Ирака), столице арабской династии лахмидов, правивших 
на Северо-востоке Аравии в 308―602 гг.. Судя по тому, что в поэзии слово использовалось для обозначения 
растений, меняющих цвет с зеленого на желтый или красный, эти ковры были многоцветными. Княжество 
служило  буфером  между  Сасанидским  Ираном  и  Внутренней  Аравией.  С  ал-║╖рой  связывают  освоение 
арабами  множества  культурных  достижений.  Сарджант  указывает,  что  в  Средние  века  термин  зарбиййа 
употреблялся  для  обозначения  ковров  армяно-каспийской  группы.  Таким  образом,  можно  предположить, 
что речь идет о каком-то из типов ковров, производившихся в северо-восточных, прикаспийских областях 
государства Сасанидов (где-то в треугольнике между озерами Севан, Ван и Урмия), производство которых 
было  освоено  в  ал-║╖ре  (последняя  для  купцов  из  Внутренней  Аравии  могла  быть  и  просто  местом  их 
приобретения).  Судя  по  кораническому  словоупотреблению  ковры  этого  типа  были  дороги,  и  для 
современников Пророка, безусловно, представляли предмет роскоши. 
Коран  дает  нам  серию  терминов  для  обозначения  ковров.  Помимо  зарбиййа,  это  фирāш,  бисa╚ 
‗aб╗aрū. Сюда же  можно отнести  и термин  истибра╗ (перс.), понимаемый  как  толстая  шѐлковая материя, 
затканная золотом; род парчи (Коран 55: 54). Стандартным образом мы  переводим каждый  из  них словом 
«ковер»,  в  то  время  как  для  жителей  Мекки  каждый  термин  должен  был  обозначать  отличный  предмет, 
иначе не было бы отдельных слов для их обозначения. 
Зафиксировано  два  термина  для  обозначения  подушек,  которые  окружают  праведников  в  раю: 
рафраф —  большие  подушки-лежанки»  (55:7 6)  и  намāриrи╗ —  маленькие  подушки  (88: 15).  Упомянуты 
фуруш — «кровати-тюфяки» (55: 54; 56: 34). Праведники в раю одеты в драгоценные шелка (76: 11). 
Неожиданно  широка  номенклатура  райских  сосудов.  Серии  коранических  лексем  связаны 
исключительно  с  определенным  контекстом:  ка‘с,  аквāб,  абāрū╗,  ╗aвāрūр,  āниййa,  в  большинстве  своем 
заимствованы, различны по происхождению, относятся к разным типам драгоценной утвари и встречаются 
только в описаниях райских удовольствий.  
Контексты показывают, что:  
— ╗aвāрūр (ед.  ╗aр╛ра) —  сосуды из  стекла, бутыли, описываются  как серебряные, м.б. сияют как 
серебро (76: 15—16);  
— аквāб (ед. к╛б) — «кубки» (43: 71, золотые, 76: 15 — серебряные, 56: 18 — в них вино, которое не 
опьяняет; 88: 14);  
— āниййa (ед. инā‘) — «сосуды из серебра» (76: 15) 
— ╘и╝āф (╘а╝ūфа) — «золотые блюда» (43: 71); 
— абāрū╗, (ед. ибрū╗,) — «кувшин» (56: 18); 
— ка‘с — «винная чаша» (56:18). 
В рассказе о Й╛суфе (и только там, 12: 72) упомянут ╘увā‗ ал-малик (ед. ╘ā‗a, йa╘╛‗у)  — «царская 
чаша», «чаша для питья». Там же (12: 70) упоминается и си╗āйа  «чаша для питья». Иосиф кладет чашку в 
чересседельную  сумку  младшего  из  братьев.  В  другом  случае  (9: 19) —  в  контексте,  связанном  с 
паломничеством,  это,  скорее,  род  фляги.  Эти  сосуды  связаны,  по-видимому  не  с  Персией,  а  с  сиро-
палестинским регионом. 
Важно, что образцы практически современной Корану и упомянутой в его тексте драгоценной утвари, 
чьи  названия  по  большей  части  были  заимствованы  аравитянами,  дошли  до  нас  и  хранятся  сегодня  в 
крупнейших музейных и частных коллекциях.  
Общераспространенным и доступным опьяняющим напитком в доисламской Аравии был  
набū╕ —  ферментативный  напиток,  который  могли  производить  из  ячменя  (мизр),  полбы  или  меда 
(бит‗) или фиников (фа╓и╜). В Коране упомянуты сакар — опьяняющий напиток из «плодов пальм и лоз» 
(16: 66—69;  4: 43).  Собственно  виноградное  вино  ╜амркоторое  завозилось  из  Сирии  и  Ирака,  было  также 
прекрасно известно, о чем свидетельствует, в частности, доисламская поэзия. Обитатели рая наслаждаются 
реками вина (47: 15). Особо ценился ра╝ū╗ — «выдержанное, крепкое, превосходное вино» (83: 25, термин, 

174 
 
пришедший  в  арабский  через  посредство  сирийского,  арамейского  и  пехлеви),  иносказательно — 
божественный кубок с питьѐм из чистого источника, которое не опьяняет, 37: 45; 56: 18—19). 
В  холодную  родниковую  воду,  которой  утоляли  жажду  и  разбавляли  вино,  добавляли  камфару 
(кāф╛р,  76: 5).  Последнюю  могли  получать  из  базилика,  полыней,  розмарина.  Другим  ингредиентом, 
облагораживавшим питьевую воду, был имбирь (занджабūл, 37: 45; 56: 18; 52: 23; 76: 5, 17; 78: 34), который 
обладает  противовоспалительными  свойствами  для  ротовой  полости  и  горла  Считалось  также,  что 
регулярное потребление имбиря повышает либидо особенно у женщин 
Коран  свидетельствует,  что  жители  Мекки  отчетливо  представляли  себе,  как  выглядят  роскошные 
дворцы  правителей  соседних  государств.  Согласно  āйатам  43: 33—35  Аллах  воздержался  от  создания  для 
жителей  Внутренней  Аравии  дворцов  с  серебряными  крышами  (су╗╛ф),  роскошными  лестницами 
(ма‗āридж), резными дверями (aбвāб), уставленных драгоценными ложами (сурур), и украшенных цветными 
мозаиками (зу╜руф), чтобы люди не стали слишком привязаны к этому миру и не оказались неверующими. 
Пройдет  не  так  уж  много  времени,  и  подобные  дворцы  будут  воздвигнуты  на  границе  пустыни 
Омеййадскими халифами. 
Возвращаясь  к  приведенному  выше  āйатам,  живописующим  «быт»  обитателей  рая,  отметим,  что 
образы,  подобные  представленным  в  нем  можно  найти,  например,  на  предметах  сасанидской  торевтики. 
Сюжеты последней часто связаны с образом жизни высшей сасанидской знати. Таково, в честности, «Блюдо 
серебряное — царь на тахте среди музыкантов и слуг» из собрания Государственного Эрмитажа: «Сидящего 
на  тахте  царя  услаждают  два  музыканта  и  обслуживают  двое  слуг.  С  тахты  на  четырех  ножках  в  виде 
балясин свешивается ковер. Стопкой лежат три подушки в узорчатых чехлах. Царь сидит, скрестив ноги: в 
одной руке он держит чашу, в другой — цветок <…>. Длинный узорчатый кафтан  с вышивкой внизу <…>, 
пояс с  бляшками, широкие  шаровары, мягкая обувь  с  завязками. По направлению к царю летит крылатый 
«гений»  <…>.  Слева  сидят,  скрестив  ноги,  два  музыканта  флейтист  и  арфист-певец.  На  голове  у  них 
повязки,  что  говорит  об  их  высоком  положении,  подпоясанные  узорчатые  кафтаны  и  штаны,  высокие 
сапоги. Двое слуг стоят в позе почтения, скрестив руки на груди и с завязанными ртами, длинные кафтаны с 
разрезами внизу, штаны широкие, закрывающие частично ступню. Изображенный в нижнем сегменте слуга 
стоит  около  кувшина  типично  сасанидской  формы;  рядом  висящее  на  трех  бамбуковых  палках  сито,  из 
которого стекает вино в амфору, правее — кувшинчик характерной сасанидской формы. Перед тахтой лежат 
грудой ветки» (рис. 1). 
 
 
Рис. 1 
Совпадение образов коранического рая с образами, представленными Сасанидской торевтикой также 
как  и  серия  профильных  лексических  заимствований  из  среднеперсидского  и  арамейского,  о  которой 
говорилось  выше,  еще  раз  указывают  на  Персию,  а  точнее ―  на  зависимые  от  Сасанидского  Ирана 
пограничные аравийские княжества, в качестве источника как предметов, так и представлений о предметах 
роскоши, бытовавших в Мекке времен Пророка, и нашедших свое отражение в кораническом описании рая. 
Необходимо подчеркнуть, что, говоря об отрицательной или положительной коннотации образов и 
предметов соответственно кочевого и оседлого быта, мы говорим лишь о тенденции. Коран много сложнее 
любых  схем.  Здесь  важно  еще  раз  подчеркнуть:  в  Аравии  рубежа  VI—VII вв.  мир  горожанина  и  мир 
кочевника были переплетены тысячью крепчайших нитей. Взаимозависимость диктовала теснейшую связь 
образа жизни одних и вторых.  
В  Коране,  как  и  в  Ветхом Завете,  модель  мироустройства  легко  соотносится  с  реалиями  кочевого 
быта.  К  основным  составляющим  частям  палатки  относятся  колышки  автāд  и  жердь  ‗амад.  В  Коране  они 
упоминаются  в  связи  с  сотворением  неба,  которое  кочевник  представляет  себе  как  высоко  поднятую  над 
землей палатку: «Он сотворил небеса без опоры (‗амад), которую бы вы видели, и бросил на землю прочно 
стоящие, чтобы она  не колебалась  с  вами…»  (31: 10), «Разве Мы не  сделали землю подстилкой (михāд)  и 
горы — опорами (автāд)?» (78: 6—7; ср. 13: 2) Этот образ становится очень конкретным и осязаемым, если 
мы вспомним, как выглядит традиционная палатка бедуинов Аравии. 

175 
 
 
 
ӘОЖ   373.3:37 
 

жүктеу/скачать 5,62 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: