Жестокий принц

ожидаемое ощущение превосходства — как-никак из его комнаты вышла я
— почему-то не приходит. Есть только чувство паники, и я не знаю, что с
этим делать. Не знаю, как, проснувшись в доме парня, вести себя с той, у
кого были с ним отношения. При этом то обстоятельство, что она,
возможно, желает моей смерти, воспринимается, как ни странно, как нечто
вполне нормальное.
— Моя мать и его брат думали, что мы поженимся, — сообщает
Никасия с таким видом, словно говорит в пустоту, а меня здесь и вовсе нет.
— Считалось, что это будет полезный альянс.
— С Локком? — растерянно спрашиваю я.
Она смотрит на меня раздраженно, словно я своим вопросом отвлекла
ее.
— С Карданом. Он все портит. Ему так нравится. Все портить.
Конечно, Кардану нравится все портить. Неужели она лишь сейчас это
поняла. И, по-моему, в этом отношении они очень даже похожи.
Я оставляю ее с яблоком и воспоминаниями и иду в направлении
дворца. Прорвавшись через деревья, холодный ветер разметает волосы и
приносит запах сосен. В небе кричат чайки. Хорошо, что сегодня лекция и
есть повод не идти домой и не выслушивать упреки Орианы.
Лекция в башне, в том месте, которое нравится мне менее других.
Поднимаюсь по ступенькам, усаживаюсь. Я опоздала, но все же нахожу
свободный уголок на одной из задних скамеек. Тарин сидит на
противоположной стороне. Смотрит на меня и поднимает брови. Рядом с
ней Кардан в зеленом, расшитом золотой нитью бархате. Сидит,
раскинувшись, и длинные пальцы беспокойно постукивают по деревянной
скамье.
Гляжу на него и тоже проникаюсь беспокойством.
Хорошо, что хотя бы Валериан так и не появился. Надеяться на то, что
он вообще больше не вернется, не приходится, но по крайней мере у меня
есть сегодня.
Новый наставник, рыцарша по имени Дулкамара, рассказывает о
правилах наследования, возможно, имея в виду приближающуюся
коронацию.
Коронацию, которая знаменует и мое восхождение к власти. Как
только принц Дайн станет Верховным Королем, его шпионы обживут
темные закоулки Эльфхейма, и только сам Дайн будет нам управой.
— В некоторых нижних дворах троном может завладеть убийца короля
и королевы, — говорит Дулкамара и добавляет, что сама она принадлежит
ко Двору термитов, который пока еще не встал под знамя Элдреда.

Доспехов на ней нет, но держится она так, словно носить их ей
доводилось.
— Именно поэтому Королева Мэб договорилась со свободными фейри
изготовить корону, которую носит сейчас Король Элдред и которая может
переходить только ее потомкам. Завладеть ею силой весьма мудрено. — Тут
она свирепо ухмыляется.
Если бы Кардан попытался прервать ее урок, она посмотрела бы на
него так, будто готова сожрать его заживо и расколоть кости, чтобы
добраться до костного мозга.
Детишки джентри поглядывают на Дулкамару с опаской. По слухам,
лорд Ройбен, ее король, намерен присягнуть новому Верховному Королю и
перейти на его сторону со всем своим большим двором, многие годы
отвлекавшим силы Мадока. Решение Ройбена присоединиться к Высокому
двору Эльфхейма воспринимается как крупный дипломатический успех,
достигнутый путем переговоров, которые, вопреки желаниям Мадока, вел
принц Дайн. Думаю, Дулкамара прибыла сюда из-за коронации.
Один из наших младших, Ларкспур, подает голос с места.
— А как быть, если в роду Зеленого вереска не будет детей?
— Как только наследников останется меньше двух, — тут Дулкамара
мягко улыбается — один, чтобы носить корону, другой, чтобы возложить на
голову правителя, — власть Верховной Короны рухнет. И весь Эльфхейм
освободится от принесенных клятв. Что потом? А кто же знает? Может
быть, новый правитель изготовит новую корону. Может быть, вы снова
станете воевать с меньшими дворами. Может быть, встанете под наши
знамена на юго-западе. — Улыбка показывает, какой из перечисленных
вариантов предпочла бы она сама.
Я поднимаю руку, и Дулкамара кивает.
— Что, если кто-то пытается захватить корону?
Кардан бросает взгляд в мою сторону. Хочу ответить ему тем же, но
перед глазами стоит вчерашняя картина: принц на одеяле и девушки вокруг.
К щекам снова приливает кровь, и я опускаю глаза.
— Интересный вопрос. Согласно легенде, сама корона не позволит
возложить ее на голову того, кто не является наследником Мэб, но, как
известно, сама эта династия весьма плодовита. Так что, если парочка
потомков попытается забрать корону, у них вполне может получиться. Но
самая опасная часть предприятия заключена вот в чем: корона проклята, и
убийство того, кто ее носит, влечет смерть убийцы.
Я думаю о записке в доме Балекина, о ядовитых грибах, о
последствиях убийства.

После лекции осторожно спускаюсь по ступенькам, помня, как неслась
по ним после того, как ранила Валериана. В какой-то момент глаза
застилает пелена, голова начинает кружиться, но, к счастью, все быстро
проходит. Тарин идет следом, а когда мы выходим из башни, чуть ли не
тащит меня в лес.
— Первое. О том, что ты не ночевала дома, не знает никто, кроме
Таттерфелл. Я купила ее молчание, отдав одно из твоих лучших колечек.
Но мне ты должна сказать, где была.
— Локк устраивал вечеринку у себя дома. Я осталась там, но... в
общем, ничего такого не случилось. Мы только целовались. И все.
Она трясет головой, да так, что каштановые косички летают туда-сюда.
— Даже не знаю, можно ли тебе верить.
Я вздыхаю. Может быть, чуточку картинно.
— Зачем мне врать? Это же не я скрываю личность своего ухажера.
Тарин хмурится.
— А я думаю, что оставаться на ночь в чьем-то доме и спать в чьей-то
постели это даже хуже, чем просто целоваться.
Вспоминаю, как проснулась, как увидела растянувшего рядом Локка, и
чувствую, как вспыхивает лицо. Чтобы отвлечь от себя внимание,
переключаю его на сестру.
— О, так, может быть, это принц Балекин. Ты за него собираешься
замуж? Или Ноггл? Не с ним ли ты считаешь звезды?
Тарин шлепает меня по руке. Пожалуй, через чур сильно.
— Прекрати. Не тычь пальцем в небо. Ты же знаешь, я не могу сказать.
— У... — Я срываю цветок лихниса и втыкаю в волосы за ухом.
— Так он тебе нравится? — спрашивает сестра. — По-настоящему?
— Локк? Конечно, нравится.
Она бросает на меня быстрый взгляд, а я думаю, что, должно быть,
заставила ее поволноваться, не явившись на ночь домой.
— Балекин мне нравится меньше, — говорю я, и Тарин закатывает
глаза. Дома находим оставленную Мадоком записку — предупреждает,
чтобы рано его не ждали. Заняться особенно нечем, и я отправляюсь на
поиски Тарин. Еще несколько минут назад она поднялась к себе, но сейчас
ее там уже нет. Платье брошено на кровать, шкаф открыт, одежда на
вешалках в беспорядке. Все выглядит так, будто здесь искали что-то
второпях.
Убежала на встречу с кавалером? Поворачиваюсь, осматриваю комнату
взглядом шпионки — ищу намеки на какие-то тайны. Ничего
подозрительного не находится, если не считать сохнущие на туалетном

столике лепестки белой розы.
Я возвращаюсь к себе и ложусь на кровать. Перебираю воспоминания
о прошлой ночи. Достаю из кармана нож — надо же в конце концов его
почистить. Из кармана выкатывается золотой желудь. Беру его,
поворачиваю, рассматриваю. На первый взгляд ничего особенного —
обычная симпатичная безделушка. Потом, присмотревшись, замечаю
тонкие поперечные линии, вроде бы указывающие на подвижные части.
Пазл?
Как ни стараюсь, повернуть верхнюю половинку не могу. Сделать что-
либо еще тоже. Я уже собираюсь оставить это безнадежное дело и бросить
желудь на туалетный столик, но вижу вдруг крохотную дырочку,
расположенную в самом низу и почти незаметную.
Вскакиваю с постели, копаюсь в столе, ищу булавку. Нахожу заколку с
жемчужинкой на конце и пытаюсь просунуть острие в дырочку. Не сразу,
но 
получается. 
Проталкиваю 
заколку, 
преодолевая 
некоторое
сопротивление. 
Мои 
усилия 
вознаграждаются 
щелчком. 
Желудь
открывается.
Из сверкающей серединки, где сидит крохотная золотая птичка,
выезжают механические ступеньки. Клюв ее открывается и закрывается,
издавая негромкие скрипучие звуки.
Друг мой дражайший, ты слышишь прощальные слова Аириопы. У
меня три золотые птички. Три попытки доставить хотя бы одну в твои
руки. Принимать противоядие уже поздно, а потому, если ты слышишь это,
я оставляю тебе бремя моих секретов и последнее желание моего сердца.
Защити его. Увези подальше от опасностей этого двора. Сбереги его и
никогда, никогда не рассказывай правду о том, что случилось со мной.
В комнату входит Таттерфелл. В руках у нее поднос с чайными
принадлежностями. Пытается подсмотреть, что я делаю, но я накрываю
золотой желудь рукой.
Когда служанка удаляется, я откладываю безделушку, наливаю чай и
держу ладони над чашкой — согреваюсь. Лириопа — мать Локка. В
послании, адресованном неизвестному — дражайшему другу, — она
просит его или ее увезти и укрыть от опасности Локка. В письме она
говорит о прощальных словах, следовательно, понимала, что умирает.
Возможно, письмо предназначалось отцу Локка в надежде, что пусть лучше
сын до конца дней исследует с ним неведомые земли, чем попадет в
водоворот интриг. Но поскольку Локк все еще здесь, то, похоже, ни один из
золотых желудей до адресата не дошел. Может быть, они так и остались
где-то в доме.

Наверно, будет правильно отдать послание Локку, и пусть он решает
сам, что с ним делать. Но покоя не дает та записка в столе Балекина, в
которой вина за смерть Лириопы возлагается на самого принца.

жүктеу/скачать 1,34 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: