Жестокий принц

пропитанные розовой и мятной водой, чтобы мы вытерли лицо и пальцы.
Начинаем ловить Оука, который пытается увернуться от платка. В карете
бежать вроде некуда, но ему удается уклоняться от экзекуции дольше, чем я
предполагала, и в результате он успевает наступить на ноги каждому из
нас.
Я так отвлеклась, что не успеваю по привычке вздрогнуть, когда мы
проезжаем сквозь каменную стену прямо во дворец. Карета, покачнувшись,
останавливается, и только тогда я осознаю, что мы прибыли. Лакей
распахивает дверцу, и я вижу множество придворных; воздух наполнен
музыкой, голосами, весельем. И свечи, лес свечей — воск оплывает, и они
становятся похожими на изъеденные термитами древесные стволы. Свечи
закреплены на ветвях деревьев, и языки пламени пляшут от дуновения
ветерка, поднимаемого бесчисленным множеством платьев и нарядов.
Подсвечники, как часовые, шеренгами расположены вдоль стен; стайки
свечей лепятся на уступах и макушках камней, и все пространство залито
светом.
— Готова? — шепчет Тарин.
— Да, — отвечаю я с замиранием сердца.
Мы выбираемся из кареты. У Орианы в руках тонкий серебряный
поводок, который она пристегивает к запястью Оука. Такая находчивость
поражает меня, хотя мальчишка хнычет и в знак протеста усаживается
прямо на земляной пол, как кот.
Вивьен осматривает зал. В глазах у нее что-то хищное, ноздри
трепещут.
— Мы должны в последний раз представиться Верховному Королю?
— спрашивает она Мадока.
Он отрицательно качает головой.
— Нет. Нас позовут, когда настанет время принести присягу. До тех
пор я должен оставаться возле принца Дайна. Можете развлекаться, пока не
зазвонят колокола и Вал Морен не начнет церемонию. Тогда приходите в
тронный зал понаблюдать за коронацией. Я подведу вас поближе к
возвышению, там мои рыцари смогут за вами присмотреть.
Поворачиваюсь к Ориане и ожидаю очередных наставлений насчет
того, как не попасть в неприятности, или даже новых — о необходимости
держать ноги закрытыми в присутствии членов королевской семьи. Но она
слишком занята тем, что уговаривает Оука встать и освободить проход.
— Пойдем осмотримся, — говорит Виви, увлекая Тарин и меня за
собою. Направляемся к толпе и уже через мгновение растворяемся в ней.
Дворец Эльфхейма забит гостями. Несоюзные дикие эльфы,

приближенные и монархи перемешались между собой. Селки из Двора
королевы Орлаг разговаривают между собой на своем языке, кожа свисает с
их плеч, как накидка. Замечаю лорда Двора термитов, Ройбена, про
которого говорят, что в борьбе за трон он убил свою возлюбленную. Лорд
стоит возле одного из длинных столов, собранных на козлах, и даже в
переполненном зале вокруг него образуется свободное пространство,
словно никто не смеет приблизиться. Волосы у Ройбена цвета соли, одет во
все черное, на боку хищно изгибается меч. Как-то совсем не к месту рядом
с ним стоит зеленокожая девушка-пикси, на ней нечто напоминающее
жемчужно-серое скользящее платье и тяжелые сапоги на шнуровке — явно
из мира смертных. По сторонам от нее замерли двое рыцарей в ливреях
цветов своего господина. Один из них оказывается женщиной-воином с
алыми волосами, заплетенными в косы, и короной на голове. Это
Дулкамара, читавшая нам лекцию про корону.
Здесь и другие представители высшей знати, в том числе и те, про
которых я узнала из баллад. Рута Серебряная, отрезавшая свой остров
Новый Авалон от побережья Калифорнии, беседует с сыном изгнанного
Алдеркинга Северином. Последний может попытаться заключить союз с
новым Верховным Королем или присоединиться ко двору лорда Ройбена. С
Северином рыжеволосый смертный паренек моих лет, и я задерживаю на
нем взгляд. Слуга? Или его околдовали? Трудно сказать; он просто смотрит
по сторонам, но, когда замечает мой взгляд, ухмыляется.
Быстро отворачиваюсь.
Смотрю опять на селки — они сдвинулись, и я замечаю кого-то рядом
с ними. Серая кожа, синие губы, свисающие волосы и ввалившиеся глаза.
Несмотря ни на что, узнаю ее. Софи. Я слыхала истории про мерфолков,
живущих в Подводном королевстве и стерегущих утонувших моряков, но
раньше в них не верила. Когда Софи шевелит губами, вижу ее острые зубы.
По спине пробегает дрожь.
Бреду дальше вслед за Виви и Тарин. Когда оглядываюсь, Софи уже
нет, и я гадаю, не привиделась ли она мне.
Мы проскальзываем мимо шегфола и баргеста. Все смеются слишком
громко, танцуют слишком неистово. Когда прохожу мимо одного из гуляк в
маске гоблина, он приподнимает ее и подмигивает мне. Это Таракан.
— Слыхал про минувшую ночь. Хорошая работа, — говорит он. —
Теперь следи, не заметишь ли чего подозрительного. Если Балекин
замыслил что-то против Дайна, он сделает это до начала церемонии.
— Буду следить, — отвечаю я, на мгновение отстав от сестер. В такой
толпе легко ненадолго потеряться.

— Хорошо. А я решил своими глазами посмотреть, как коронуют
принца Дайна. — Он лезет внутрь куртки цвета увядших листьев и достает
серебряную фляжку, откупоривает ее и делает глоток. — Да еще
подивиться, как джентри прыгают, скачут да самих себя дурачат.
Таракан протягивает мне фляжку своей серо-зеленой когтистой рукой.
Даже на расстоянии чувствую едкий, крепкий и слегка отдающий болотом
запах пойла.
— Я в порядке, — качаю головой, отказываясь.
— Уверен, что так, — говорит он и хохочет, потом опускает маску на
место.
Пока Таракан удаляется к толпе, стою и с улыбкой смотрю ему вслед.
Стоило увидеть его, и я уже чувствую себя своей в этом месте. Он, Призрак
и Бомба не совсем мои друзья, но, кажется, я им по-настоящему нравлюсь,
а раз так, то и нечего вдаваться в тонкости. С ними у меня есть и точка
опоры, и цель.
— Ты где была? — хватает меня за руку Вивьен. — Тебе, как Оуку,
нужен поводок. Идем танцевать.
Вместе с сестрами окунаюсь в водоворот веселья. Повсюду звучит
музыка, и ноги сами пускаются в пляс. Говорят, музыке эльфов противиться
невозможно, но это не совсем правда. Что действительно невозможно, так
это остановиться, если начал танцевать, пока музыка не прекратится. А она
играет всю ночь, один танец перетекает в следующий, одна песня
перерастает в другую — без перерыва, и тебе некогда перевести дух.
Опьяняющая музыка подхватывает и уносит, словно волна. Конечно, Виви
здесь не чужая и может остановиться, когда захочет. Может и нас
вытащить, поэтому танцевать вместе с ней почти безопасно. Хотя не стану
утверждать, что Виви всегда помнит о безопасности.
Честно говоря, не мне судить ее за это.
Мы беремся за руки и становимся в круг прыгающих и хохочущих
гостей. Кровь в жилах словно отзывается на звуки песни, начинает
струиться в том же лихорадочном ритме, что и сладостные звуки. Круг
распадается, и вот уже я, сама не заметив как, держу за руки Локка.
Легкомысленно насвистывая, он кружит меня в танце.
— Ты очень красивая. Как зимняя ночь.
Локк улыбается и смотрит на меня лисьими глазами. Из рыжих кудрей
торчат заостренные уши. С одной мочки свисает золотая сережка, и в ней,
как в зеркале, отражается пламя свечей. Он действительно красив, но
какой-то застывшей нечеловеческой красотой.
— Рада, что тебе понравилось мое платье, — ухитряюсь выдавить я.

— Скажи, ты могла бы меня полюбить? — как бы невзначай
спрашивает он.
— Конечно. — Смеюсь, не совсем уверенная, такого ли ответа он
ждал. Но вопрос так странно сформулирован, что я едва нашлась, что
сказать, не обидев его. Полюбила убийцу своих родителей; значит, могу
полюбить кого угодно. Я хотела бы полюбить его.
— Интересно, на что ты готова ради меня? — продолжает Локк.
— Не понимаю, о чем ты. — Это загадочное существо с настойчивым
взглядом не тот Локк, который стоял на крыше своей усадьбы и так ласково
разговаривал со мной, не тот, кто, хохоча, гонялся за мной по ее залам. Не
до конца уверена, кто этот Локк, но он полностью выбил меня из
равновесия.
— Ты можешь ради меня отречься от обещания? — Он улыбается,
словно дразнит.
— Какого обещания? — Локк вертит меня вокруг себя, мои кожаные
туфли выделывают пируэты на земляном полу. Издалека слышится звук
трубы.
— Любого, — беззаботно бросает он, хотя речь идет о серьезных
вещах.
— Полагаю, это зависит от обстоятельств, — говорю я, потому что
честный ответ, простое «нет», никому не захочется услышать.
— Достаточно ли сильно ты любишь, чтобы отказаться от меня? —
Уверена, вид у меня ошеломленный. Он наклоняется ближе. — Разве это не
испытание любви?
— Я... Я не знаю. — Все это, должно быть, прелюдия к какому-то
заявлению с его стороны — либо о чувствах ко мне, либо об их отсутствии.
— Достаточно ли сильно ты любишь, чтобы плакать из-за меня? —
Эти слова Локк произносит, почти касаясь губами моей шеи. Чувствую его
дыхание, щекочущее кожу, и вздрагиваю от возбуждения, которое
смешивается с каким-то неприятным предчувствием.
— Ты хочешь сказать, если тебе сделают больно?
— Я хочу сказать, если я причиню тебе боль.
По коже бегут мурашки. Мне это не нравится.
Но я по крайней мере знаю, что ответить.
— Если ты причинишь мне боль, плакать не стану. Отвечу тем же.
Мы продолжаем кружиться, но здесь он сбивается с шага.
— Я уверен, что ты...
Он внезапно замолкает, поворачивается и смотрит себе за спину. В
голове у меня пусто. Кровь хлынула к лицу. Страшно даже подумать, что он

скажет дальше.
— Пора менять партнеров, — доносится до меня голос; я перевожу
взгляд и вижу перед собой худшее, что только можно представить —
Кардана.
— О, — говорит он Локку, — украл твою реплику?
Голос у него недружелюбный, и, когда до меня доходит смысл его
слов, они меня совсем не успокаивают.
Локк уступает меня самому младшему из принцев, как и положено из
уважения к его более высокому положению. Краешком глаза замечаю, что
за нами наблюдает Тарин. Она застыла посреди веселья, выглядит
потерянной, а вокруг мелькают пары, кавалеры стремительно кружат дам.
Интересно, не приставал ли к ней Кардан перед тем, как пристать ко мне?
Он берет мою раненую руку в свою ладонь в черной кожаной
перчатке. Сквозь тонкий шелк чувствую теплое пожатие. Принц одет в
черный костюм, верхняя часть камзола покрыта отделкой из перьев ворона,
а на башмаках заостренные металлические мыски. Первая мысль — он
легко может нанести мне жестокий удар, когда мы станем танцевать. На
голове у Кардана корона из переплетающихся металлических веточек,
слегка сдвинутая набекрень. На скулах мазки темной серебристой краски,
веки над ресницами подведены черным. Краска над левым глазом
размазалась, похоже, он забылся и потер его.
— Что тебе надо? — в сердцах спрашиваю я. Еще думаю о Локке, и
меня пошатывает от того, что он сказал и чего не сказал. — Ну, давай
оскорбляй меня.
У него брови ползут на лоб.
— Я не исполняю приказов, отданных смертными, — заявляет он со
своей обычной надменной улыбкой.
— Значит, хочешь сказать нечто приятное? Я так не думаю. Фейри не
могут лгать. — Мне хочется разозлиться, но сейчас я чувствую
благодарность. Лицо больше не горит, и глаза не щиплет от слез. Я готова к
бою, что гораздо лучше. Уверена, Кардан меньше всего этого хотел, но
невольно оказал огромную услугу, забрав у Локка.
Его рука скользит по моему бедру. Я прищуриваюсь.
— Ты меня по-настоящему ненавидишь. Не так ли? — спрашивает он,
улыбаясь еще шире.
— Почти так же, как ты меня, — отвечаю я, а сама думаю про листок,
исписанный моим именем. Про то, как он смотрел на меня в зеленом
лабиринте, когда напился. И про то, как смотрит сейчас.
Кардан отпускает мою руку.

— Пока мы снова не подрались, — поясняет он и отвешивает поклон,
который я воспринимаю как насмешку.
Принц нетвердой походкой пробирается через толпу, я смотрю ему
вслед и не могу понять, к чему был этот разговор.
Церемония начинается со звона колоколов. Скрипки и арфы умолкают,
и на некоторое время, довольно долгое, холм погружается в тишину, словно
прислушиваясь, а потом собравшиеся расходятся по своим местам. Я
пробиваюсь вперед, туда, где собираются остальные джентри Двора
Верховного Короля. Там же будет и моя семья. Рядом с одним из лучших
рыцарей Мадока стоит Ориана, и вид у нее такой, словно она предпочла бы
находиться где-нибудь еще. Оук освободился от поводка и восседает на
плечах у Тарин, которая шепчет что-то смеющемуся Локку.
Останавливаюсь. Толпа обтекает меня, а я не могу сойти с места и
стою, как будто вросла в землю. У меня на глазах Тарин наклоняется и
убирает выбившуюся прядку волос за ухо Локку. Столь многое в столь
мимолетном жесте. Стараюсь убедить себя, что это ничего не значит,
однако после нашего странного разговора не могу. Но ведь у Тарин есть
возлюбленный, который сегодня вроде бы попросит ее руки. К тому же
Тарин знает, что мы с Локком... что я и Локк... Неважно.
«Достаточно ли сильно ты любишь, чтобы отказаться от меня? Разве
это не испытание любви?»
Из толпы выбирается Вивьен. Ее кошачьи глаза сияют, волосы
растрепались и обрамляют лицо. Она берет на руки Оука и кружится,
кружится с ним, пока они оба не падают под шуршанье ее юбок. Надо
подойти, но я стою на месте.
Не могу предстать перед Тарин, пока в голове вертится предательская
мысль. Я подаюсь назад, отступаю и перевожу взгляд на помост, где
собирается королевская семья. Верховный Король восседает на троне из
переплетенных веток. На голове у него тяжелый обруч, с изрезанного
глубокими морщинами лица смотрят настороженные, как у совы,
бронзовые глаза. Рядом с ним, на скромном деревянном стуле, сидит принц
Дайн — во всем белом, с обнаженными руками и босыми ногами.
Остальные члены семьи — Балекин и Эловин, Рия и Кейлия — сгрудились
за троном. Присутствует и мать принца Дайна, Таниота, одевшая по такому
случаю платье из сияющей золотой ткани. Нет одного только Кардана.
Верховный Король поднимается, и весь холм затихает.
— Долгим было мое правление, но сегодня я покидаю вас. — Его
голос эхом разносится во все стороны. Нынешний правитель редко
обращался к столь огромному собранию, и я поражена как силой голоса,

так и хрупкостью тела. — Услышав в первый раз зов Обещанной земли, я
решил, что этот зов умолкнет. Но сопротивляться ему больше не могу.
Сегодня короля не станет, но появится странник.
Собравшиеся здесь знали, что так случится, и тем не менее со всех
сторон я слышу плач. Какой-то спрайт передо мной льет слезы на волосы
козлиноголовой пуки.
Придворный поэт и сенешаль, Вал Морен, сходит с помоста по
боковым ступенькам. Согбенный, худой как щепка, с длинными волосами и
вороном на плече, он опирается на деревянный посох со свежим ростком.
Говорят, его еще в юности сманили сюда из мира смертных, и я спрашиваю,
что же он будет делать среди фейри без своего короля.
— Мой господин, отпускать вас мы не хотим, — говорит он, и эти
слова звучат с особым, торжественно-печальным резонансом.
Элдред складывает руки в форме чаши, и ветви трона содрогаются и
начинают расти, тянуться вверх новыми, зелеными побегами, на которых,
по всей длине, раскрываются почки и расцветают бутоны. Свисающие с
потолка корни устремляются вниз и расползаются по нижней стороне
холма. Воздух наполняется густым ароматом будущих яблок, как будто
принесенным летним бризом.
— Другой встанет на мое место, а я прошу вас освободить меня.
В ответ на просьбу все собрание выдыхает единым голосом:
— Освобождаем.
Тяжелая мантия, символ верховной власти, соскальзывает с плеч
старика и падает на каменный пол украшенной брильянтами тряпкой. В
движеньях короля ощущается нервный порыв. Он занимает трон владыки
Эльфхейма так долго, что некоторые из присутствующих и не помнят
другого короля. Мне он всегда казался стариком, но теперь вместе с
мантией с его спины как будто скатились и годы.
— Кого поставишь вместо себя? — спрашивает Вал Морен. — Кто
будет нашим Верховным Королем?
— Мой третий по рожденью сын, Дайн, — отвечает Элдред. — Выйди,
дитя.
Принц Дайн поднимается со стула. Его мать снимает белое покрывало,
оставляя сына голым. Я моргаю. В Фейриленде к определенной степени
наготы постепенно привыкаешь, но в королевской семье такое обнажение
— редкость. На фоне братьев и сестер в их тяжелых, пышных нарядах Дайн
кажется хрупким и уязвимым. Неужели ему не холодно? Думаю о своей
раненой руке и надеюсь, что нет.
— Принимаешь? — спрашивает Вал Морен. Ворон на его плече

вскидывает крылья и бьет ими воздух. Часть ли это церемонии? Не знаю.
— Я приму бремя и честь короны, — торжественно произносит Дайн,
и в этот миг нагота становится чем-то другим, неким знаком силы. — Я
приму ее.
— Неблагой двор, повелитель тьмы, выйди и отметь своего принца, —
говорит Вал Морен.
Какая-то богган неуклюже проходит к помосту. Тело ее покрыто
густыми золотистыми волосами, длинные руки волочились бы по земле,
если бы она не сгибала их. Вид у нее внушительный, и сломать принца
Дайна пополам ей бы не стоило больших трудов. Нижнюю часть тела
прикрывает пошитая из кусков меха юбка, а в руке богган держит что-то
похожее на большую чернильницу. Подцепив левой рукой сгустившуюся
кровь, она обмазывает принцу живот и левую ногу. Он стоит неподвижно.
Закончив, богган отступает, осматривает Дайна, словно любуясь своей
жутковатой работой, и кланяется Элдреду.
— Благой двор, сумеречный народ, выйди и отметь своего принца, —
провозглашает сенешаль.
Крохотный на вид мальчонка в покрывале, напоминающем березовую
кору, и с торчащими во все стороны волосами направляется к помосту. На
спине у него зеленые крылышки. Он помечает принца с другой стороны,
нанося широкие полосы густой, желтой, как сливочное масло, пыльцой.
— Дикие фейри, застенчивый народ, выйдите и отметьте своего
принца.
На этот раз вперед выходит хоб в опрятном, аккуратно пошитом
костюмчике. Двумя пригоршнями грязи он помечает центр груди принца
Дайна, прямо над сердцем.
В толпе замечаю наконец пошатывающегося, с винным мехом в руке
Кардана. Похоже, он успел изрядно нагрузиться.
Я вспоминаю серебристое пятно на его щеке и бесстыдный жест и
понимаю, что свое путешествие к нынешнему состоянию он уже начал
тогда. Хорошо еще, что в столь важный и ответственный для королевской
семьи момент, случающийся раз в несколько столетий, он не оказался на
помосте вместе с остальными.
Но неприятности у него определенно еще впереди.
— Кто оденет его? — вопрошает Вал Морен, и теперь уже братья и
сестры приносят белую тунику и кожаные штаны, золотую цепь и высокие
кожаные сапоги. В этом облачении Дайн похож на короля из книжки,
правителя, которого ждет мудрое и справедливое правление. Представляю,
с какой гордостью следят за церемонией Призрак с балок и Таракан в

маске. Я чувствую эту гордость и в себе. Гордость за того, кому присягнула.
Но я не забыла и его обращенные ко мне слова:
«Ты — мое творение, Джуд Дуарте».
Касаюсь раненой рукой серебряного меча, который выковал мой отец.
После сегодняшней церемонии я буду королевской шпионкой и членом его
двора. Я буду лгать его врагам и, если не сработает, найду способ сделать
кое-что похуже.
А если и он встанет на моем пути, я справлюсь и с ним.
Вал Морен бьет посохом по земле, и я чувствую эхо удара в зубах.
— Кто коронует его?
На лице Элдреда выражение гордости. В шишковатых пальцах корона
сверкает так, словно солнечные лучи исходят из самого металла.
— Я.
Стража незаметно меняет построение, возможно, готовясь вывести
старика из дворца. Рыцарей по перИхметру собрания больше, чем было в
начале церемонии.
— Подойди, Дайн, — говорит Верховный Король. — Стань на колени
предо мной.
Принц склоняется перед отцом и собранием.
Бросаю взгляд на Тарин, которая все еще стоит рядом с Локком.
Ориана предусмотрительно обняла сына. Один из лейтенантов Мадока,
наклонившись, что-то говорит ей и указывает на дверь. В свою очередь
Ориана кивает Виви и направляется вместе к выходу. Тарин и Локк
следуют за ней. Я стискиваю зубы и тоже пробиваюсь через толпу. Не хочу
позорить себя, как Кардан, не оказавшийся в нужное время там, где
должно.
Сильный голос Вал Морена рассекает мои мысли.
— А ты, Народ Эльфхейма, принимаешь принца Дайна как Верховного
Короля?
В поднявшемся над толпой крике смешались и юные голоса, и
могучий рев.
— Принимаем!
Я пробегаю взглядом по рыцарям, окружившим помост. В другой
жизни я была бы одной из них. Среди рыцарей попадаются и знакомые
лица. Лучшие командиры Мадока. Преданнейшие воины. Сегодня они не в
форме. Поверх сияющих доспехов ливреи рода Зеленого вереска.
Может быть, Мадок осторожничает, расставляя по местам своих
лучших людей. Но шпион с тем странным сообщением, шпион, которого я
убила, тоже работал на Мадока.

Ориана, Оук и мои сестры уже вышли в сопровождении одного из
лейтенантов. В то же время охрана помоста резко усилилась.
«Я позаботился о нашем будущем». Надо найти Таракана. Найти
Призрака. Найти и сказать, что что-то идет не так.
«Опытный, умелый стратег ждет подходящей возможности». Прохожу
мимо троицы гоблинов и тролля. Какой-то спригган недовольно ворчит, но
я не обращаю внимания. Коронация заканчивается. Тут и там наполняются
кубки и чаши.
Балекин вместе с принцами и принцессами покидает помост. Сначала
я думаю, что это часть церемонии, но тут вижу, как он вытаскивает
длинный тонкий клинок, тот самый, что запомнился по ужасной дуэли
между ним и Карданом. Я останавливаюсь.
— Брат, — укоризненно произносит Дайн.
— Я не приму тебя, — говорит Балекин. — И вызываю на поединок за
корону.
Рыцари у помоста тоже обнажают мечи. А вот Эловин, Элдред, Вал
Морен, Таниота и Рия совершенно безоружны. Лишь Кейлия вытаскивает
из-за лифа кинжал, впрочем, слишком маленький, чтобы на что-то
сгодиться.
Я хочу вынуть свой, но в толпе слишком тесно.
— Балекин, — строго говорит Элдред. — Сын мой. Верховный Двор
не может уподобляться нижним. Мы не наследуем по крови. Никакая дуэль
с братом не подвигнет меня возложить корону на твою недостойную голову.
Смирись с моим выбором. Не унижайся перед народом.
— Мы решим это между собой. — Балекин обращается к брату так,
как будто их отца здесь нет. — Никакого Верховного монарха. Только мы
вдвоем и корона.
— Мне не нужно с тобой драться. — Дайн указывает на рыцарей,
окруживших помост и только ждущих приказа. Среди них и Мадок, но
больше ничего не видно. — И ты недостоин даже их внимания.
— Что ж, пусть это будет на твоей совести. — Балекин делает два шага
и выбрасывает руку. Он даже не смотрит на цель, но клинок пронзает горло
Эловин. Кто-то пронзительно вскрикивает, а в следующее мгновение
кричат уже все. В первую секунду на горле Эловин видно только
пятнышко, но уже в следующую из него бьет кровь, фонтан крови.
Пошатнувшись, принцесса падает вперед, на четвереньки. Золотая ткань и
сияющие украшения тонут в красном.
Некоторые даже не заметили этого внезапного, бесстрастного жеста.
Элдред вскидывает руку, и я думаю, что он намерен повторить тот

магический трюк, благодаря которому пошли в рост корни и расцвели
сухие ветки. Но сила уже ушла; он отказался от нее вместе с королевством.
Только что распустившиеся бутоны темнеют и засыхают. Ворон взлетает с
плеча Вал Морена и, каркая, устремляется к корням, свисающим с полой
крыши холма.
— Стража, — произносит Дайн голосом, которому должно
подчиняться. Но никто из рыцарей не делает и шага к помосту. Словно по
команде, они поворачиваются спиной к королевской семье и направляют
мечи в сторону публики. Все происходит с их согласия. Они помогают
Балекину совершить переворот.
В то, что это план Мадока, я поверить не могу. Дайн — его друг. Дайн
воевал вместе с ним. Дайн намерен вознаградить его, как только станет
Верховным Королем.
Толпа рвется к выходу и уносит с собой меня. Все суетятся, толкаются
— кто-то пытается пробиться к сцене, на которой разыгрывается трагедия,
кто-то спешит уйти подальше от нее.
Седоволосый король Двора термитов рвется к помосту, но путь ему
преграждают его собственные рыцари. Моей семьи не видно. Я ищу
взглядом Кардана, но и он затерялся в людском водовороте.
События развиваются стремительно. Рия подбегает к Верховному
Королю со своим бесполезным ножичком. Принять его за оружие
невозможно, но в смелости ей не откажешь. Таниота склонилась над
Эловин и пытается остановить кровь юбками своего платья.
— Что ты теперь скажешь, отец? — обращается к Элдреду Балекин. —
Брат?
Вылетевшие из тени две стрелы бьют Балекина в бок. Он шатается, но
остается на ногах. Под разорванным камзолом блестит металл брони. Я
вскидываю голову и ищу на балках Призрака.
Как и он, я — агент принца. Мой долг пробраться к нему. Я снова
ныряю в толпу. В голове у меня видение будущего, история, которую я
рассказываю сама себе, четкая и ясная повесть как противовес
окружающему хаосу. Каким-то чудом я отыскиваю принца и защищаю его
от изменника Балекина до подхода верных войск. Я — герой, вставший
между королем и предателями.
Но Мадок опережает меня.
Какое облегчение. Его командиров можно подкупить, но он сам
никогда...
Удар в грудь Дайна такой силы, что клинок выходит из спины. Мадок
тянет лезвие вверх, через грудную клетку, к сердцу.

Я застываю посреди толпы, которая обходит меня с обеих сторон.
Вижу белую кость. Вижу красное мясо. Принц Дайн, почти ставший
Верховным Королем, падает на украшенную драгоценными камнями
красную мантию, и ручеек его крови теряется среди них.
— Предатели, — шепчет Элдред, но его голос разносится эхом, и одно
слово ощущается будто удар гремящего колокола.
Мадок останавливается и сжимает зубы, словно исполняет тяжелую,
неприятную обязанность. На голове у него тот красный берет, что я раньше
видела в нагрудном кармане. Сегодня он освежит его. На берете появятся
новые пятна крови. Но я не могу поверить, что он делает это по чьим-то
приказам.
Должно быть, он вошел в союз с Балекином и сбил с толку шпионов
Дайна. Он поставил везде своих командиров, изолировав королевскую
семью от тех, кто хотел помочь ей.
Это он организовал все так, чтобы Балекин нанес удар в тот момент,
когда никто этого не ожидал. Это он рассчитал так, чтобы, во избежание
смертельного проклятия, корону взяли тогда, когда она не лежала на чьей-
либо голове.
Зная его, я уверена — переворот спланировал он.
«Коронации — такое время, когда возможно многое».
Целый и невредимый Балекин доволен собой.
— Дай мне корону.
Элдред разжимает пальцы, и обруч падает и катится по полу.
— Возьми сам, раз так желаешь. — Кейлия безутешно плачет. Рия в
ужасе смотрит на толпу. Вал Морен стоит рядом с Элдредом. Узкое лицо
поэта бледно.
Окруженный рыцарями, помост напоминает страшную сцену, на
которой всем актерам предписано пройти через свои роли к кровавому
финалу.
Руки Мадока как будто в красных перчатках. Смотрю на них и не могу
отвести глаз.
Балекин поднимает корону. Золотые дубовые листья сверкают в свете
свечей.
— Ты слишком долго тянул, отец. Уходить с трона нужно было
раньше. Ты ослаб. Ты позволил предателям править своими поместьями,
власть нижних дворов никем не контролируется, а дикие фейри творят что
хотят. Дайн был бы таким же, трусом, спрятавшимся за интригами. Но я не
боюсь пролить кровь.
Элдред молчит. Ни корона, ни оружие его не интересуют. Он просто

ждет.
Балекин приказывает рыцарям привести Таниоту. Женщина из
военных поднимается на помост и хватает сопротивляющуюся супругу
короля. Таниота отбивается, мотает головой, впивается ногтями в плечо
военной. Но все бесполезно. Рыцарей слишком много. Еще два шага
вперед, и вот уже никакого сопротивления.
Балекин подходит к отцу.
— Провозгласи меня Верховным Королем, возложи корону на мою
голову и можешь свободно уйти. Мои сестры будут под защитой. Твоя
супруга останется жива. В противном случае я убью Таниоту. Убью здесь,
на глазах у всех. И все будут знать, что ты мог спасти ее.
Смотрю на Мадока, но он на ступеньках, негромко разговаривает с
одним из офицеров, троллем, бывавшим у нас дома, сидевшим за нашим
столом, поддразнивавшим и смешившим Оука. И я тоже тогда смеялась. А
теперь вся дрожу.
— Балекин, перворожденный, чью бы ты ни пролил кровь, править
Эльфхеймом ты не будешь никогда. Ты недостоин короны.
Я закрываю глаза и думаю о словах Орианы: «Быть супругой Короля
— дело нелегкое. Опасность всегда рядом. И ты всегда пешка».
Таниота встречает смерть с достоинством и грацией. Она не суетится и
держится с королевским величием, как будто уже перешла в мир баллад и
песен. Сплетя пальцы, она не издает ни звука, когда один из рыцарей
быстрым и жестоким ударом обезглавливает ее.
Прокатившись по помосту, ее рогатая головка останавливается у тела
Дайна.
Я ощущаю что-то мокрое на лице. Дождь?
Многим собравшимся нравится убийство, а другим — их больше —
нравится спектакль. Толпой словно овладело безумное веселье, и она
требует продолжать бойню.
Двое рыцарей хватают Элдреда.
— Больше спрашивать не стану, — говорит Балекин.
Но Элдред только смеется. Смеется, когда Балекин пронзает его
мечом. Он не падает, как другие. Не кровь, а туча красных бабочек
вылетает из раны и устремляется вверх. В какой-то момент их становится
так много, что они накрывают старика облаком, настоящим торнадо мягких
крылышек.
Но жизнь их коротка. Рожденные магией, они падают и падают и
устилают весь помост, будто бурые листья. Верховный Король мертв.
Невероятно!

Теперь на сцене тела и кровь. Вал Морен на коленях.
— Сестры. — Балекин идет к ним.
Самоуверенности в голосе поубавилось, а мягкости добавилось. Он
похож на человека, оказавшегося в ужасном сне, но отказывающегося
просыпаться.
— Кто из вас коронует меня? Коронует и останется живой.
Мадок говорил моей матери не бежать.
Уронив нож, вперед выходит Кейлия. На ней золотой корсаж и синяя
юбка, а на распущенных волосах венок из ягод.
— Я, — говорит она. — Я короную. Сделаю тебя королем, хотя пятно
твоих деяний всегда будет омрачать твое правление.
«Никогда, как и всегда, слишком сложное понятие для смертных», —
думаю я и злюсь на себя за то, что вспомнила Кардана. Да еще сейчас.
Отчасти я даже рада, что она сдалась. По крайней мере все закончится.
Стрела из-под крыши, просвистев по совершенно иной, чем в
прошлый раз, траектории, бьет Кейлию в грудь. Руки ее взмывают, как
будто рана — это что-то неприличное, и ее надо закрыть. Потом глаза
закатываются, и она падает без единого звука.
Зато Балекин кричит в отчаянии. Мадок отдает приказ, и его люди
целятся в потолок. Несколько человек бегут по ступенькам вверх. Другие,
обнажив мечи, взлетают на бледно-зеленых крыльях.
Он убил ее. Призрак.
Проталкиваюсь к помосту. Мимо требующих еще крови. Я и сама не
знаю, что буду делать, если попаду туда.
Рия подбирает брошенный сестрою нож. В синем платье, с ножом в
дрожащей руке, она напоминает птаху, пойманную до того, как ей удалось
взлететь.
Рия — единственная настоящая подруга Виви в Фейриленде.
— Будешь драться со мной, сестра? У тебя ни меча, ни брони.
Перестань, для такого слишком поздно.
— Слишком поздно, — говорит она и вонзает лезвие себе в горло, чуть
пониже уха.
— Нет! — кричу я, хотя мой голос тонет в воплях толпы и еще более
громких стенаниях Балекина. Я больше не могу видеть смерть и закрываю
глаза, хотя меня толкают со всех сторон. Балекин требует найти Кардана и
привести его сюда, и только тогда глаза открываются сами собой. Но
Кардана нет. Есть только тело Рии.
И ужас... ужас...
Крылатые лучники целятся в перекрестье балок, где прячется Призрак,

а секундой позже он падает в толпу. Я замираю. Разбился? Убит? Но он
катится по земле, поднимается и бежит вверх по ступенькам, преследуемый
стражами.
Шансов нет. Стражей слишком много, а места для маневра мало. Хочу
помочь ему, но остаюсь на месте. Что я могу сделать? Ничего. Я никого не
могу спасти.
Балекин поворачивается к придворному поэту, указывает на него.
— Ты коронуешь меня. Произнесешь слова церемонии.
— Я не могу, — говорит Вал Морен. — Я не родственник ни тебе, ни
короне.
— Ты это сделаешь, — настаивает Балекин.
— Да, господин, — соглашается поэт и дрожащим голосом произносит
усеченный вариант.
Толпа молчит, но, когда к ней обращаются с вопросом, принимает ли
она нового короля, никто не отзывается. Корона с золотыми дубовыми
листьями в руке Балекина, но не на голове.
Он обводит собрание взглядом, и я, даже зная, что эти глаза не заметят
меня, невольно вздрагиваю.
— Присягайте мне! — гремит его голос.
Все молчат. Монархи не преклоняют колени. Дворяне держат рты на
замке. Дикие фейри наблюдают и прикидывают, а королева Аннет, хозяйка
Двора бабочек, делает знак своим придворным покинуть зал и сама
отворачивается с усмешкой.
— Клянитесь Верховному Королю, — продолжает взывать Балекин. —
А Король — я. — Он поднимает корону и сам кладет на свою голову, но
уже в следующее мгновение издает жуткий вой и сбрасывает ее на землю.
На лбу — ожог, красная тень короны.
— Мы не клянемся королю, а только короне, — кричит кто-то.
Это лорд Ройбен из Двора термитов. Выйдя вперед, он
останавливается перед цепью рыцарей. От Балекина его отделяет дюжина
стражей, но лорд Ройбен не выказывает страха.
— У тебя, убийца, есть три дня. Через три дня я уйду без присяги. И я
буду не один.
Его слова тут же разлетаются под смешки и шепот. В зале остается
лишь разрозненная группа из представителей как Благого, так и Неблагого
дворов, несколько диких фейри, редко покидающих свои холмы, леса и
реки; гоблины, пуки да пикси. На их глазах в одну ночь погибла почти вся
королевская семья. Какого еще насилия ждать, если новый монарх его не
остановит? И кто будет рад такому повороту?

Спрайты 
поблескивают 
в 
воздухе, 
пропитанном 
запахом
свежепролитой крови. И в какой-то момент я понимаю, что веселье
продолжится. Все продолжится, все так и пойдет дальше.
Вот только в себе я не уверена.

жүктеу/скачать 1,34 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: