ГЛАВА 8
Будит меня Вивьен. Запрыгивает на кровать и стаскивает одеяло.
Голова гудит. Я прижимаю к лицу подушку, поворачиваюсь на бок и
стараюсь не обращать на нее внимания.
— Вставай, соня. — Она снова стягивает с меня одеяло. — Мы идем в
торговый центр.
Я бормочу что-то и отмахиваюсь от нее.
— Вставай! — Она снова прыгает на кровать.
— Нет. — Я зарываюсь поглубже в постель. — Мне надо
подготовиться к турниру.
Виви перестает прыгать, а я вдруг вспоминаю, что готовиться не к
чему. Что драться уже не придется. Я, правда, заявила Кардану, что никогда
не сдамся, но…
Вспоминаю реку, никси и Тарин.
И как сестра оказалась права, а я, блестяще и великолепно, не права.
— Я куплю тебе кофе. С шоколадом и взбитыми сливками, —
безжалостно продолжает Виви. — Идем. Тарин уже ждет.
То ли сползаю, то ли сваливаюсь с кровати. Поднимаясь, чешу ногу и
сердито смотрю на старшую сестру. В ответ она мило улыбается, и я вдруг
ловлю себя на том, что раздражение вопреки всему уходит. Виви часто
бывает эгоисткой, но относится к этому добродушно, никогда не унывает и
пробуждает радостное себялюбие в других, так что с ней легко и весело.
Я быстро одеваюсь в человеческую одежду, которую держу в самой
глубине гардероба: джинсы, старый серый свитер с черной звездой и пару
блестящих серебристых конверсов.
Прячу волосы под вязаной шапочкой, и, когда ловлю свое отражение в
высоком, в полный рост, зеркале (украшенном по обеим сторонам
фигурами двух непристойно ухмыляющихся фавнов), на меня словно
смотрит совсем другой человек.
Может быть, та, какой я стала бы, воспитывай меня человек.
Кем бы он ни был.
В детстве мы постоянно говорили о том, как вернемся в мир людей.
Виви снова и снова повторяла, что это можно будет сделать, как только она
освоит начала магии. Мы собирались найти брошенный особняк, а Виви
планировала заколдовать птиц, чтобы те заботились о нас. Они приносили
бы нам пиццу и сладости, а в школу мы бы ходили, только когда сами того
хотели.
Однако, к тому времени когда Виви узнала, как попасть туда, в наши
планы вмешалась реальность. Выяснилось, например, что птицы, даже
заколдованные, не могут покупать пиццу.
Встречаю сестер перед конюшнями Мадока, где фейрийские кони с
серебряными подковами стоят в стойлах рядом с огромными оседланными
жабами и оленями с широкими, увешенными колокольчиками рогами. На
Виви черные джинсы и белая рубашка, кошачьи глаза прячутся за
солнцезащитными очками с зеркальными стеклами. Тарин надела розовые
джеггинсы, пушистый кардиган и полусапожки.
Мы стараемся подражать девушкам в мире людей, девушкам в
журналах и на экранах кинотеатров, в которых мы едим такие сладкие
конфеты, что у меня сводит зубы. Что думают люди, когда видят нас, я не
знаю. Эти одежды для меня — костюм. О том, какие чувства вызывает
девушка в сияющих конверсах, я знаю не больше, чем девчушка в наряде
дракона знает о том, что означает для настоящего дракона цвет ее чешуи.
Виви срывает несколько стебельков крестовника, растущего возле
корыт с водой. Найдя три, отвечающих ее требованиям, она берет первый и
дует на него, приговаривая:
— Встань, скакун, и неси нас, куда я прикажу.
С этими словами она бросает стебелек на землю, и он превращается в
тощего желтого пони с изумрудными глазами и гривой, напоминающей
ажурную листву. Пони издает странное ржание. Виви бросает на землю два
оставшихся стебля, и секундой позже уже три пони храпят и шумно
втягивают ноздрями воздух. Пони немного похожи на морских коньков и
могут бегать как по суше, так и по небу, подчиняясь командам Виви. Сил
им хватает на несколько часов, после чего они падают и снова
превращаются в траву.
Оказывается, перемещаться между миром фейри и миром смертных
вовсе и не трудно. Фейри живут как около, так и под городами людей, в их
тени, в холмах, долинах, на возвышенностях и в брошенных смертными
зданиях. Виви — не единственная фейри с наших островов, которая
регулярно перебирается через море в мир смертных, маскируясь под людей
и смешиваясь с толпой. Всего лишь месяц назад Валериан хвастал тем, как
он с друзьями обманным путем заставил каких-то туристов объедаться
палыми листьями, которые в глазах людей выглядели деликатесами.
Забираюсь на своего пони и обнимаю его за шею. Каждый раз, когда
мы отправляемся в путешествие и пони трогает с места, я невольно
улыбаюсь.
Наверно,
все
дело
в
невероятности
происходящего:
пролетающих мимо лесах, в захватывающем дух прыжке в небо, когда
ощущаешь приток чистого адреналина.
Я проглатываю поднимающийся вверх по горлу восторженный вой.
Мы летим над скалами и морем, наблюдая за резвящимися в сияющих
волнах русалками и нежащимися вдоль линии прибоя селками. Над
туманом, постоянно окружающим острова и скрывающим их от смертных.
Мы устремляемся к берегу — мимо государственного парка, поля для
гольфа и аэропорта. Приземляемся на лесистом участке, через дорогу от
торгового центра. Рубашка Виви трепещет на ветру.
Мы с Тарин спешиваемся. Виви произносит несколько слов, и три
наших пони превращаются в три полузасохшие травинки, не отличимые от
обычной травы.
— Запомните, где припарковались, — усмехается Тарин, и мы
направляемся к моллу.
Виви здесь нравится. Она пьет манговый смузи, примеряет шляпки,
покупает все, чего бы мы ни пожелали, и расплачивается желудями,
которые кассиры принимают за деньги. Тарин не любит то, что делает
Виви, но ей здесь весело. А вот я чувствую себя призраком в торговом
центре.
Шествуем через отдел «Джей Си Пенни», словно мы опасная банда.
Но когда я вижу семьи, особенно семьи с хихикающими, вымазанными
сладостями сестрами, мне становится не по себе.
Меня охватывает злость.
Я не представляю себя вернувшейся в такую же, как у них, жизнь. Я
представляю, как приду и напугаю всех до слез.
Не напугаю, конечно.
То есть… не думаю, что напугаю.
Тарин, похоже, замечает, что мой взгляд цепляется за хнычущего
рядом с матерью ребенка. В отличие от меня Тарин легко
приспосабливается. Знает, что и когда нужно сказать. Если нас зашвырнет в
этот мир, она и здесь будет в порядке. Влюбится, как и сказала. Станет
женой и будет растить детей-фейри, которые будут обожать мамочку и
переживут ее. Единственное, что ее удерживает, — это я.
Хорошо, что она не знает, о чем я думаю.
— Итак, — говорит Виви, — мы здесь потому, что вам обеим нужно
взбодриться. Ну так вперед!
Смотрю на Тарин, делаю глубокий вдох… Я готова извиниться. Не
знаю, это ли имела в виду Виви, но мысль сидит у меня в голове с самого
утра.
— Извини…
— Ты, наверно, злишься, — выпаливает одновременно со мной Тарин.
— На тебя? — Я делаю большие глаза.
Тарин опускает голову.
— Я дала слово Кардану, что не стану помогать тебе, хотя пошла с
тобой, чтобы помочь.
Трясу головой.
— Это ты должна сердиться. Правда, Тарин. Тебя ведь из-за меня
бросили в реку. И ты правильно сделала, что выбралась оттуда. Я бы
никогда не стала злиться.
— О… Ладно.
— Тарин рассказала, какую шутку вы сыграли с принцем, — говорит
Виви. Я вижу свое множащееся отражение в ее очках и Тарин рядом. —
Неплохо, но теперь вам предстоит сделать кое-что похуже. У меня есть
некоторые идеи.
— Нет! — горячо возражает Тарин. — Джуд ничего не нужно делать.
Она просто расстроилась из-за Мадока и турнира. Если она не станет
обращать на них внимания, то и они перестанут. Может, не сразу, но
перестанут.
Прикусываю губу — думаю, Тарин обманывается.
— Забудь Мадока. Служить рыцарем в любом случае скучное занятие.
— Виви одним махом разделывается с тем, к чему я стремилась и
готовилась годами.
Вздыхаю. Досадно, конечно, но, с другой стороны, мне легче оттого,
что она не придает большого значения тому, из-за чего я уже начала
отчаиваться.
— Так что ты придумала? — обращаюсь я к Виви, потому что хочу
поскорее закончить это обсуждение. — Пойдем в кино? Или посмотрим
губную помаду? Ты ведь вроде бы обещала мне кофе.
— Я хочу познакомить вас с моей подругой, — говорит Виви, а я
вспоминаю розоволосую девушку на фотографиях. — Она попросила меня
переехать к ней…
— Сюда? — спрашиваю я, как будто есть какое-то другое место.
— В молл? — Виви видит что-то забавное в наших лицах и смеется. —
Мы с ней встретимся здесь сегодня, но для жилья подыщем, наверно, что-
то другое. Хизер не знает о существовании Фейриленда, так что и вы о нем
не упоминайте, ладно?
Превращать крестовник в пони Виви научилась, когда нам с Тарин
было лет десять. Через несколько дней мы втроем сбежали из дома Мадока.
Возле заправочной станции Виви наложила чары на какую-то случайно
встретившуюся женщину и убедила ее взять нас домой. До сих пор помню
ее пустое, невыразительное лицо. Я пыталась ее рассмешить, но, как ни
старалась, какие рожицы ни строила, ничего не действовало. Мы
переночевали в ее доме, наевшись до тошноты мороженого. Я наплакалась
и уснула, прижавшись к всхлипывающей Тарин.
На следующий день Виви нашла комнату с плитой в мотеле, и мы
учились готовить макароны с сыром из пакета. Еще варили кофе, потому
что помнили, как пахло им в нашем старом доме, смотрели телевизор и
плавали в бассейне с другими остановившимися в мотеле детьми.
Меня от всего этого разве что не тошнило.
Мы с Тарин выдержали так две недели, а потом упросили Виви
вернуть нас домой, в Фейриленд. Нам не хватало наших постелей, пищи, к
которой мы привыкли, магии.
Думаю, это разбило Виви сердце, но мы вернулись. Что ни говори о
Виви, в нужный момент она стояла за нас.
Наверно, мне не стоит удивляться, что оставаться навсегда наша
старшая сестра не планировала.
— Ты почему нам не сказала? — возмущается Тарин.
— Вот и говорю. И уже сказала. — Виви ведет нас мимо магазинов с
видеоиграми, ярких витрин с бикини и струящимися платьями макси,
претцелей с сыром и прилавков с сияющими брильянтовыми сердечками,
обещающими вечную любовь.
Рядом идут люди, группки подростков в свитерах, пожилые,
держащиеся за руки пары.
— Надо было сказать раньше, — заявляет, подбоченясь, Тарин.
— Уверена, мой план приободрит вас, — говорит Виви. — Мы все
возвращаемся в мир людей. Находим жилье вместе с Хизер. Джуд не
придется беспокоиться из-за рыцарства, а Тарин не надо будет вешаться на
какого-нибудь глупого мальчишку-фейри.
— А Хизер об этом твоем плане знает? — скептически спрашивает
Тарин.
Виви с улыбкой качает головой.
— Ну конечно. — Я пытаюсь превратить все в шутку. — Вот только
ничего такого, за что платят, я делать не умею; только мечом размахивать да
загадки придумывать.
— Мир смертных — это мир, где мы выросли, — стоит на своем Виви
и, вскочив на скамейку, идет по ней, словно актер по сцене. — Вот увидите,
вы снова к нему привыкнете.
— Где ты выросла. — Ей было девять, когда нас забрали, и,
разумеется, она помнит о людях намного больше, чем мы. И это
несправедливо, потому из нас троих она единственная, кто знает магию.
— Но ведь фейри и дальше будут обращаться с вами как с мусором. —
Виви соскакивает со скамейки прямо перед нами. Ее кошачьи глаза
вспыхивают. Какая-то леди с детской коляской резко сворачивает, чтобы не
налететь на нас.
— Что ты имеешь в виду? — Я отворачиваюсь от Виви и
сосредотачиваюсь на узоре на керамической плитке под ногами.
— Ориана ведет себя так, как будто тот факт, что вы обе смертные, —
это сюрприз, который сваливается на нее каждое утро. Мадок убил наших
родителей. А еще есть те придурки в школе, о которых вы даже говорить
боитесь.
— Я как раз и говорила об этих придурках. — Не хочу показать, как
шокирована ее словами о наших родителях.
Виви ведет себя так, словно мы не помним, словно такое можно
забыть. Так, будто это ее личная трагедия.
— И кажется, тебе это не понравилось, как они себя вели. — Виви
чрезвычайно довольна собой. — Неужели ты действительно думала, что
если станешь рыцарем, то все изменится к лучшему?
— Не знаю.
Виви поворачивается к Тарин.
— Ну а ты?
— Фейриленд — единственный мир, который мы знаем. — Тарин
поднимает руку, предвосхищая возможное возражение. — Здесь у нас не
было бы ничего. Ни балов, ни магии, ни…
— Что ж, а вот мне здесь нравится, — бросает, перебивая ее, Виви и
направляется к магазину «Эппл стор».
Разумеется, мы уже обсуждали эту тему раньше. Виви считает нас
дурочками, потому что мы не в состоянии сопротивляться энергии фейри и
хотим и дальше оставаться в этом опасном месте. Может быть, проведя
несколько лет, мы настолько испортились, что принимаем плохое за
хорошее. А может, мы просто глупы, как глупы все те смертные, которые
сохнут и чахнут без гоблинского фрукта. Или, может быть, это все неважно.
У входа в магазин какая-то девочка играет со своим телефоном. Нет, не
какая-то девочка, а та самая девушка. Хизер — маленькая, с тусклыми
розовыми волосами и смуглой кожей. На ней футболка с нанесенным
вручную рисунком на груди. На пальцах — чернильные пятна. До меня
вдруг доходит, что она, возможно, и рисует те комиксы, от которых не
отрывается Виви.
Я уже начинаю присаживаться в реверансе, но вовремя вспоминаю, где
мы находимся, и неловко протягиваю руку.
— Сестра Виви — Джуд. А это — Тарин.
Девушка пожимает мне руку. Ладонь у нее теплая, рукопожатие такое
слабое, что почти и не ощущается.
Как интересно. Виви, изо всех сил старавшаяся ни в чем не походить
на Мадока, в конце концов, как и Мадок в свое время, влюбилась в
смертную девушку.
— Хизер, — говорит девушка. — Рада с вами познакомиться. Ви о
своей семье почти никогда не рассказывает.
Тарин и я переглядываемся. Ви?
— Посидим или как? — Хизер кивает в сторону фуд-корта.
— Мне кое-кто должен кофе. — Я выразительно смотрю на Виви.
Делаем заказ, садимся, пьем. Хизер рассказывает, что учится в
местном колледже на факультете искусств. Говорит о своем увлечении,
комиксах и о музыкальной группе, в которой играет. Мы отбиваемся и
уклоняемся от неудобных вопросов. Врем. Потом Виви поднимается и
уходит с нашим подносом — отнести мусор, а Хизер спрашивает, первая ли
она подружка Виви, с которой та позволила нам встретиться.
Тарин кивает.
— Наверно, это означает, что ты очень ей нравишься.
— Так что, я теперь смогу побывать у вас? Мои родители уже готовы
купить Ви зубную щетку. Как же получилось, что я еще не познакомилась с
вашими?
Я едва не расплескиваю свой мокко.
— А она рассказывала тебе о нашей семье?
Хизер вздыхает.
— Нет.
— Наш папа придерживается очень консервативных взглядов.
Какой-то парень с торчащими наподобие шипов волосами и
бумажником с цепочкой бросает улыбку в моем направлении. Что ему
надо? Представить не могу. Может, он знает Хизер? Она никак на него не
реагирует. И я не улыбаюсь в ответ.
Потом мы все вчетвером гуляем по торговому центру, пробуем
фиолетовую помаду и угощаемся засахаренными яблоками, от которых
зеленеет язык. Я в полнейшем восторге от этой химии, которая,
несомненно, отравила бы всех придворных лордов и леди.
Хизер симпатичная и милая, но понятия не имеет, во что впутывается.
Возле «Ньюбери комикс» мы вежливо прощаемся. Виви жадными глазами
наблюдает за тремя мальчишками, выбирающими забавные фигурки с
трясущимися головами. Интересно, о чем она думает, бывая среди людей?
В такие вот моменты сестра напоминает волка, изучающего повадки овец.
Но, целуя Хизер, Виви абсолютно искренна.
— Рада, что вы соврали ради меня, — говорит она, когда мы снова
идем по моллу.
— Рано или поздно тебе тоже придется ей соврать. Если, конечно, у
тебя и впрямь все так серьезно. Если ты и в самом деле намерена
перебраться в мир смертных, чтобы быть с ней.
— И когда ты переберешься, она все равно захочет познакомиться с
Мадоком, — напоминает Тарин, хотя я и вижу, что Виви желала бы
максимально оттянуть этот момент.
— Любовь — дело благородное. — Наша старшая сестра качает
головой. — Как может быть плохим то, что совершается во имя
благородного дела?
Я фыркаю. Тарин жует губу.
В конце экскурсии по моллу останавливаемся возле аптечного киоска,
и я покупаю тампоны. Каждая такая покупка служит напоминанием о том,
что, хотя фейри и похожи на нас, они все-таки другая порода. Даже Ви —
другая. Рву упаковку пополам и отдаю половину Тарин.
Знаю, что вас интересует. Нет, у них месячные не раз в месяц. И, да,
они у них есть. Раз в год. Иногда чаще.
В общем, тема деликатная.
Мы уже возвращаемся через автомобильную стоянку к нашим
заколдованным пони, когда какой-то парень примерно нашего возраста
касается моей руки, и его теплые пальцы смыкаются над запястьем.
— Привет, милашка. — Черная, на пару размеров больше нужного
рубашка, джинсы, бумажник с цепочкой, волосы-колючки. Из ботинка
выглядывает рукоятка дешевого ножа. — Я тебя видел и хотел…
Думать некогда — молниеносный поворот, и мой кулак с хрустом
врезается в челюсть. Тяжелый ботинок проваливается в живот, и обидчик
падает и катится по тротуару. Я моргаю и обнаруживаю, что стою над
парнишкой — тот хватает открытым ртом воздух и жалобно всхлипывает.
Моя нога в тяжелом ботинке поднята, и я готова ударить в горло, перебить
трахею. Несколько остановившихся поблизости смертных с ужасом
смотрят на меня. Нервы звенят, но это возбуждающий звон. Я готова
продолжать.
Думаю, он пытался флиртовать со мной.
А я даже не помню, как решила его ударить.
— Идем! — Тарин дергает меня за руку, и мы втроем срываемся с
места и бежим. Кто-то кричит.
Оглядываюсь через плечо. Один из приятелей того паренька бросился
за нами вдогонку.
— Дрянь! — кричит он. — Дрянь психованная! Мило кровью исходит!
Виви шепчет несколько слов и делает какое-то движение у нас за
спиной. Из тротуара, раздвигая трещинки, стремительно пробивается
трава-росичка. Наш преследователь вдруг останавливается с растерянным
выражением на лице, когда перед ним проносятся пикси. Словно потеряв
чувство направления, он бредет между рядами машин. Чтобы найти нас,
ему нужно вывернуть наизнанку одежду, но поскольку он об этом не знает,
то и поиски обречены на неудачу.
Останавливаемся в самом конце парковки.
— Мадок бы тобой гордился, — хихикает Виви. — Его малышке
обучение пошло на пользу. Цветок романа безжалостно растоптан на
корню.
Потрясенная случившимся, я молчу. Впервые за долгое время я
сделала что-то настоящее, достойное уважения и теперь чувствую себя не
просто лучше, а великолепно. То есть не чувствую ничего, только
восхитительную пустоту.
— Видишь, — говорю я Виви. — Мне нельзя возвращаться в этот мир.
Посмотри, что я с ним сделаю.
На это ей возразить нечем.
* * *
О случившемся думаю всю дорогу домой, а потом еще и в школе.
Сидим на деревьях, а преподавательница из Прибрежного Двора объясняет,
как все увядает и умирает, рассказывает о разложении и смерти. Кардан
бросает в мою сторону многозначительные взгляды, но я думаю о том
спокойствии, которое ощутила, когда ударила мальчишку. А еще о
завтрашнем Летнем турнире.
Я мечтала о своем триумфе на нем. Никакие угрозы Кардана меня бы
не остановили. Я бы сражалась во всю силу. Теперь же его угрозы и есть
единственная причина, обязывающая меня драться. Не отступить, не
сдаться — в этом своя, особая гордость.
В перерыве мы с Тарин забираемся на дерево и едим сыр и овсяные
лепешки, намазанные черемуховым вареньем. Потом меня подзывает Фанд.
Спрашивает, почему меня не было на репетиции.
— Забыла, — отвечаю я. Поверить в это нелегко, но мне наплевать.
— Но ты же будешь драться завтра?
Если откажусь, Фанд придется перетасовывать команды.
Тарин с надеждой смотрит на меня, словно ожидая, что я опомнюсь.
— Буду, — отвечаю я, поворачивая туда, куда толкает гордость.
Занятия уже заканчиваются, когда я замечаю Тарин и Кардана,
стоящих у кустов боярышника. Моя сестра плачет. Мне бы отвернуться и
заняться книжками, сложить их в сумку. Я даже не видела, что там
случилось и как Кардан отвел Тарин в сторону. Но я знаю, что она пошла
бы независимо от повода. Тарин еще верит, что если мы будем делать все
так, как они хотят, то рано или поздно им это надоест, и нас оставят в
покое. Может, она и права, но мне наплевать.
По ее щекам текут слезы.
А в моей груди открывается бездонный колодец ярости.
«Ты не убийца».
Откладываю книги и иду через лужайку к ним. Кардан не успевает
повернуться, как я толкаю его плечом с такой силой, что он ударяется
спиной о дерево и удивленно смотрит на меня.
— Не знаю, что ты сказал моей сестре, но никогда больше к ней не
приближайся, — говорю я, держа руку на лацкане бархатного камзола. —
Ты дал ей слово.
Все ученики наблюдают за нами, затаив дыхание.
Секунду-другую Кардан смотрит на меня глупыми, черными, как у
вороны, глазами. Потом его губы кривятся в ухмылке.
— Ты пожалеешь об этом.
Думаю, он не понимает, насколько я зла и как приятно, когда в кои-то
веки ты ни о чем не сожалеешь.
|