Казахский национальный

97 
 
Вестник КазНУ. Серия филологическая. № 2(136). 2012 
 
 
дического значения до полного отрицания зна-
чения у имени собственного (Мадиева, Супрун  
2011: 145-146).    
Е.С.  Отин  в  своих  работах  по  проблемам 
коннотации  имён  собственных (1994, 2000, 
2004) проблему значении онима специально не 
затрагивает,  оно  для  него – реально  сущест-
вующий  факт  языковой  действительности: 
«онимы  не  только  способны  выполнять  свою 
прямую  и  изначальную  функцию – быть 
именами объектов окружающего нас мира, но и 
проникаются  вторичным,  дополнительным  по-
нятийным  содержанием,  становятся  в  речи 
экспрессивно-оценочными заместителями имён 
нарицательных» (2004: 5). По его мнению, кон-
нотонимы  со  вторично  развившимися  созначе-
ниями являются ономастической универсалией, 
присущей  словарному  составу  большинства 
языков  мира  (там  же).  Составитель  первого  в 
славянской лексикографии словаря коннотатив-
ных онимов воплотил в жизнь идею Л.В. Щербы 
– «определить  вторые  “нарицательные”  значе-
ния собственных имён» (1974: 279).   
Поскольку  у  имени  собственного  есть  кон-
нотация,  созначение,  то  должны  быть  также 
денотация и референция. В недавно вышедшей 
в  Болгарии  ономастической  энциклопедии 
имеется 7 статей об ономастической семантике, 
правда,  сведённые  в  конце  концов  к  двум 
исходным:  значение  на  оним,  значение  на  име, 
ономастично  значение,  ономастична  семан-
тика,  съдържание  на  име,  значение  на  име, 
смисъл  на  име  (Балкански,  Цанков 2010: 148-
149).  Нет  необходимости  переводить  эти  тер-
мины,  поскольку  по-русски  они  звучат  при-
мерно  так  же.  При  этом  дважды  повторяется 
дефиниция  для  рядом  расположенных  тер-
минов  значение  имени  и  значение  онима  ‘све-
дения (информация, содержащаяся) в имени об 
индивидуальном  объекте,  который  назван’. 
Приведён  пример:  Иван  ‘человек  с  этим  лич-
ным  именем,  индивидуальность  которого  кон-
кретизируется  обычно  в  комбинации  с  от-
чеством,  фамильным,  родовым  именем  или 
прозвищем’ (там же).  
Это определение в целом корреспондирует с 
пониманием  лексического  значения  слова, 
определённым  в  ЛЭС: «содержание  слова, 
отображающее  в  сознании  и  закрепляющее  в 
нём  представление  о  предмете,  свойстве,  про-
цессе, явлении и т.д.» (Гак 1990: 261). Введён-
ные  в  обе  дефиниции  слова  сведения  и  содер-
жание  можно  рассматривать  как  синонимич-
ные:  сведения  ‘факты,  данные,  характе-
ризующие  кого-л.  или  что-л.’,  содержание 
‘отображённая в нашем сознании совокупность 
существенных  признаков  предмета  или  ряда 
однородных  предметов  (в  логике)’ (Ефре-
мова/III: 204, 343). При  переводе  толкования 
болгарского  термина  мы  ввели  дополнитель-
ную  единицу  информация  ‘сведения  об  окру-
жающем мире и протекающих в нём процессах, 
воспринимаемые человеком или специальными 
устройствами’ (Ефремова/I: 879). Среди  бол-
гарских  терминов  встречается  также  смысл 
имени,  в  котором  первая  единица  обозначает 
‘внутреннее,  логическое  содержание  (слова, 
речи, явления), постигаемое разумом; значение’ 
(Ефремова/III: 327). 
В  указанной  болгарской  энциклопедии  тер-
мины  референт  и  денотат  используются  как 
синономы: денотат на име ‘всякий объект или 
явление,  которые  имеют  индивидуальное  имя, 
носитель  имени,  объект  номинации,  референт 
собственного  имени’ (Балканский,  Цанков 
2010: 97). Определение референта собственного 
имени  отличается  только  отсылкой  к  денотату 
и  дополнительным  терминосочетанием  объект 
именования  (там  же: 392).  В  книге  имеются 
также  термины  ономастичен  референт  (там 
же: 309), обект  на  именуването,  обект  на 
номинация, назоваване (там же: 286).  
В  русской  лингвистической  традиции  под 
референтом  понимается  «объект  внеязыковой 
действительности,  который  имеет  в  виду  гово-
рящий,  данный  речевой  поток;  предмет  рефе-
ренции» (Булыгина,  Крылов, 1990б: 410-411). 
Под денотатом может рассматриваться как обо-
значаемый предмет, так и «множество объектов 
действительности  (вещей,  свойств,  отношений, 
ситуаций,  состояний,  процессов,  действий  и 
т.д.),  которые  могут  именоваться  данной  еди-
ницей  (в  силу  её  языкового  значения)» (Булы-
гина, Крылов, 1990а: 128-129). 
Следует  согласиться  с  мнением  В.Г.  Гака, 
что всякое слово в языке обладает лексическим 
значением (1990: 262). Вспомним  лингвисти-
ческий  эксперимент  Л.В.  Щербы  «Глокая  куз-
дра  штеко  будланула  бокра  и  курдячит  бок-
рёнка». В этой искусственной фразе, созданной 
на  основе  фонетических  законов  и  граммати-
ческих  правил  русского  языка,  все  корневые 
морфемы  заменены  на  бессмысленные  сочета-
ния  звуков.  Наше  языковое  сознание  про-
тестует  против  асемантичности  входящих  в 
предложение  единиц.  Как  показали  психолин-
гвистические  эксперименты  с  этим  предложе-
нием, носители языка конструируют различные 
В. И. Супрун, Г. Б. Мадиева 

98 
 
 
 
ISSN 1563-0223                        Bulletin KazNU. Filology series. 
№ 2(136). 2012 
фантомные  объекты,  соотносимые  с  мнимо 
полнозначными  лексемами.  Помимо  класси-
ческой  (щербовской)  интерпретации  граммати-
ческой  структуры  предложения,  в  Интернете 
имеется  немало  примеров  «хулиганских»  ва-
риантов  прочтения:  глокая – деепричастие 
(типа  играя,  бегая),  существительное  (стая, 
горничная), куздра – наречие (вчера), курдячит 
– существительное (аппендицит). Можно доба-
вить в этот перечень ономастическое прочтение 
единиц,  при  котором  антропонимами  или  зо-
онимами могут быть определены Куздра, Бокр, 
Бокрёнок,  а  также  Штеко  и  даже  Глокая 
(Шургая, Широкая, Успенская).  
В.Г. Гак определяет, что имена собственные 
содержат  элементы  сигнификативной  стороны 
значения,  так  как  подводят  единичный  объект 
под некоторый класс объектов (1990: 262). При 
этом  различаются  языковые  выражения  с 
постоянной референцией (Луна, Земля, Солнце, 
Ходжа  Насреддин),  имеющие  одноименный 
денотат, и единицы с переменной референцией, 
имеющие  многоэлементные  денотаты  (Булы-
гина,  Крылов 1990а: 129). Н.Ф.  Алефиренко 
считает,  что  семантика  онима  располагает 
более дифференцированным, чем у апеллятива, 
контенсионалом  и  менее  объёмным  экстенсио-
налом;  имена  собственные  выражают  единич-
ное  понятие,  а  в  речевом  употреблении  этот 
сигнификативный  компонент  значения  моди-
фицируется (1998: 167-168). 
Возможно, имеет смысл говорить об особом 
онимическом значении слова. Сравним, напри-
мер,  семантические  структуры  слов  Волга  и 
река  (семы  апеллятива  определены  по  БТС: 
1114 и Ефремова/III: 115, онима – по БЭС: 219 
и РВВО: 84-88).  
 
Волга 
река 
Река 
Водный поток 
Крупнейшая в 
Европе 
Естественный 
Широкая 
Непрерывный 
Раздольная  
Значительный 
Символ России 
Со стоком с 
площадей бассейна 
Матушка  
Текущий в русле 
Впадает в 
Каспийское море 
От истока до устья 
 
Бросается  в  глаза,  что  у  апеллятива  выяв-
лены действительно семы – минимальные пре-
дельные  единицы  плана  содержания  (Новиков 
1990: 437), тогда как у гидронима представлены 
«осколки»  географической,  когнитивной,  лин-
гвокультурной  и  пр.  информации.  Семы  апел-
лятива  предельны,  а  у  гидронима  устойчива 
только  денотативная  связь,  остальные  пара-
метры  произвольны,  зависят  от  индивидуаль-
ного  объёма  знаний  и  чувствований  носителя 
языка.  Е.С.  Отин  определяет,  что  «типичным, 
узуальным  для  названия  Ташкент  в  русской 
речи  является  его  собственно  топонимное 
значение  ‘столица  Узбекистана’» (2004: 8). 
Видимо, можно выделить также и более общее 
значение  ‘город’,  свойственное  всем  ойко-
нимам,  основанное  на  их  первичной  денота-
тивной  семе,  ср.  определение  слова  столица 
‘главный город страны’ (БТС: 1272). 
Чем известнее имя собственное, тем больше 
у  него  информационных  и  ассоциативных  сем. 
Семантическую  структуру  гидронима  Волга 
можно  было  расширить  значительным  числом 
других  ассоциативных  характеристик:  тран-
спортная  артерия,  гидроэлектростанции  и 
водохранилища, крупные города, Жигули, песни, 
Стенька Разин, издалека долго, колыбель моя и 
мн.  др.  У  названий  незначительных  рек  такого 
семантического  объёма  нет,  фактически  при-
сутствует только денотативная связь: Гуселка – 
река  (РВВО: 111). Этот  гидроним  может 
существовать  только  в  составе  апеллятивно-
онимического  комплекса  (Широков 2001: 3). 
Однако  и  в  этом  случае  объём  семантики  при-
веденного  гидронима  может  увеличиваться  за 
счёт расширения сферы  использования  назван-
ного  этим  именем  объекта,  его  узнаваемости, 
значимости  для  использующих  это  название  и 
т.п.  
Обязательность / факультативность  функ-
ционирования  онима  в  составе  апеллятивно-
онимического  комплекса  определяется  отне-
сением  имени  собственного  к  ядру  или  пери-
ферии  онимического  поля.  Ядерные  консти-
туенты,  к  которым  относятся  антропонимы 
(Супрун 2000: 17), употребляются  без  апел-
лятивного  сопровождения  (Иван,  Иванов), 
тогда  как  периферийные  единицы  проявляют 
свою  семантику  только  в  сочетании  с  диффе-
ренцирующим  нарицательным  именем:  кон-
фета  «Ромашка» – детский  сад  «Ромашка» – 
кафе  «Ромашка» – ансамбль  «Ромашка» –
стихотворение  «Ромашка».  Антропонимы  с 
терминами  родства  образуют  неделимые  еди-
ницы  прагмаономастического  характера:  дядя 
Коля, тётя Надя, бабушка Ира, дедушка Слава 
и  пр. (Супрун 2000: 20). Н.Д.  Арутюнова  го-
ворит  о  стремлении  к  таксономической  диф-
Онимическая семантика и её специфика

99 
 
Вестник КазНУ. Серия филологическая. № 2(136). 2012 
 
 
ференциации  онимов  с  помощью  категориаль-
ного  существительного:  фабрика  «Красная 
роза»,  кинотеатр  «Художественный»,  улица 
Пречистенка и пр. (1999: 35).  
У  разных  типов  онимов  может  быть  раз-
личная  семантическая  структура.  Так,  для  рус-
ского  отчества  главным  является  дерива-
ционное  значение.  С  помощью  суффиксов  -
ович/-ич, -овна/-ична/-инична  выражается  по-
нятие  ‘сын / дочь  человека,  носящего  имя,  от 
которого образовано отчество’. Дополнительно 
у  русского  отчества  проявляются  этнокуль-
турные  семы  ‘в  сочетании  с  именем  является 
наиболее  вежливой  формой  обращения  к 
человеку’, ‘в деревенской и городской рабочей 
среде  может  использоваться  самостоятельно 
как  уважительное  обращение’.  В  казахской 
лингвокультуре  такими  маркёрами  служат 
термины родства ул ‘сын’, кыз ‘дочь’, которые 
в  совокупности  с  именем  отца  образуют  от-
чество: Баянжанулы (в этом случае аффиксоид 
-улы  выполняют  функцию  русского  суффикса, 
показателя  мужского  рода  -ович/-ич)  и    Баян-
жанкызы  (аффиксоид  -кызы  используется  в 
значении  русского  показателя  женского  рода  -
овна) (Мадиева 2010: 164). 
Для  фамилий  деривационная  семантика, 
лежащая  в  их  основе,  затемняется,  на  первый 
план выходит значение ‘наследственное семей-
ное именование человека, прибавляемое к лич-
ному  имени,  переходящее  обычно  от  отца  к 
детям’ (БТС: 1415). Не  все  русские  фамилии 
являются суффиксальными образованиями (Ар-
наут, Мельник, Автух, Артюх, Андрус), многие 
не  имеют  посессивных  формантов  (Супе-
ранский,  Подольский,  Успенский,  Архангель-
ский,  Аржановский,  Артельный,  Атаманский). 
Для  фамилий  важной  является  дифференци-
рующая  сема  ‘указывает  на  принадлежность 
человека  к  определённой  семье’ (Подольская 
1988: 140). 
Исландское  отчество  в  связи  с  отсутствием 
фамилий  у  этого  народа  в  большей  степени 
берёт на себя номинативно-идентификационно-
дифференцирующую  функцию,  выделяя  ком-
бинацией  имени  и  отчества  отдельного  чело-
века  и  объединяя  с  помощью  отчеств  детей 
одного  исландца:  Elin Olafsdottir, Ingþor Olafs-
son; Sveinbjörn Sveinbjörnsson; Björk Guð-
mundsdottir. 
Исландское 
законодательство 
вообще  запрещает  иметь  фамилию,  делая  ис-
ключение только для натурализированных ино-
странцев  и  их  потомков.  Отсутствие  фамилии 
наполняется  при  этом  в  социуме  этнокуль-
турным  содержанием: ‘типичный  исландец,  не 
иностранец’.  
Подобная  двухкомпонентная  система  имя + 
отчество  существуют  также  и  у  других  на-
родов.  У  родовитых  монголов  до  ХХ  века 
антропонимическая  формула  состояла  из  трёх 
частей:  родовое  имя,  отчество,  личное  имя, 
однако  при  социализме  родовые  имена  были 
запрещены,  остались  только  имена  и  отчества:  
Жүгдэрдэмидийн  Гүррагчаа  (сначала  идёт 
отчество – имя  отца  в  родительном  падеже, 
затем  личное  имя).  Русские  женщины,  выйдя 
замуж  за  монголов,  брали  в  качестве  фамилии 
имя  или  отчество  мужа.  С 2000 г.  в  Монголии 
вновь разрешены фамилии. Некоторые вернули 
прежние  родовые  имена,  другие  придумали 
фамилии  по  роду  деятельности  или  на  других 
основаниях:  космонавт  Гуррагча  взял  себе 
фамилию  Сансар  ‘космос’.  В  Эфиопии  семьи 
также не имеют постоянных фамилий. Ребенку 
даётся имя, после которого следует имя отца: у 
эфиопского стайера и марафонца Хайле Гебре-
селассие  отца  зовут  Гебреселассие  Бекеле; 
известный  амхарский  писатель  Мэнгысту 
Лемма  родился  от  Лемма  Хайлу.  Сложнее 
система  именования  у  арабов,  она  включает 
отчество,  дедичество  и  даже  имена  более 
далёких  предков,  которые  могут  считаться 
семейными  именами:  Мухаммед  Ахмед  Амир 
Сулейман  Шараф-Эль-Дин < личное  имя  Му-
хаммед,  отец  Ахмед,  дед  Амир,  прадед  Сулей-
ман, прапрадед Шараф-Эль-Дин.  
Русский  антропоним  способен  обладать 
сакральной  семантикой.  Церковный  обряд  на-
речения  имени  рассматривается  как  предшест-
вующий таинству крещения, он приравнивается 
к  оглашению,  т.  е.  приготовлению  к  принятию 
христианства.  Неизбывной  составляющей  се-
мантики  православного  имени  становится 
сакральное  значение,  которое  основывается  на 
том,  что  «имена  святых  возлагаются  на  нас  в 
знамение  союза  членов  церкви  земной  с 
членами  церкви,  торжествующей  на  небесах» 
(Булгаков 1993: 955). С.В.  Булгаков  поясняет 
далее: «Те  и  другие  составляют  одно  тело  под 
единою  главою  Христом  и  находятся  в  живом 
общении между собою. Святые, обитающие на 
небесах,  по  любви  к  братьям  своим,  живущим 
на земле, принимают живое участие в их судьбе 
<…>» (там же).  
По  мнению  православных  богословов, «имя 
действительно  направляет  жизнь  личности  по 
известному руслу и не даёт потоку жизненных 
процессов  протекать  где  попало» (Флоренский 
В. И. Супрун, Г. Б. Мадиева

100 
 
 
 
ISSN 1563-0223                        Bulletin KazNU. Filology series. 
№ 2(136). 2012 
1998: 510). Сакральная  сема  есть  только  у 
собственно  ядерных  конституентов  ономасти-
ческого  поля,  у  некоторых  единиц  и  в  некото-
рые  периоды  развития  общества  она  может 
иметь  нулевую  представленность,  однако  со 
времени  возникновения  религии  как  формы 
общественного  сознания  её  проявление  стано-
вится  важным  параметром  семантики  антро-
понима. 
Для  понимания  онимической  семантики 
важно  рассмотрение  имён  собственных  как 
части  речи.  Российский  учёный,  основатель 
Екатеринбургской 
ономастической 
школы  
А.К. Матвеев в своей книге «Ономатология», а 
также  ранее  в  статье  «Ономастика  и  онома-
тология» предложил различать ономастику как 
совокупность  собственных  имён  и  ономато-
логию – науку  об  именах  собственных 
(Матвеев 2005: 5; Матвеев 2006: 16). Ранее  в 
статье  «Апология  имени»  ученый  заявлял,  что 
«нецелесообразно  предлагать  новые  термины, 
тем  более  что  стаж  тех,  которыми  мы 
пользуемся,  уже  превышает  два  тысячелетия» 
(Матвеев 2001: 87; Матвеев 2006: 5).  
Высказав это замечание, А.К. Матвеев далее 
подвергает ревизии устойчивое противопостав-
ление имя собственное (nomen proprium) – имя 
нарицательное  (nomen apppellativum),  полагая, 
что онимы выходят за рамки лексики (Матвеев 
2006: 6). Действительно,  среди  имён  собствен-
ных  встречаются  глагольные  слова,  словосо-
четания различного состава, структуры, равные 
предложению  (см.  многочисленные  примеры – 
Матвеев 2006: 5). Трудно установить частереч-
ную  принадлежность  онима  в  языках  изоли-
рующего и полисинтетического строя: в первых 
сложно  отличить  сложное  слово  от  словосоче-
тания  (в  китайском  языке,  например),  для 
вторых характерно включение в состав глагола-
сказуемого  прямого  дополнения  и  других 
членов  предложения  (Журинская 1990: 511), 
что  сказывается  на  структуре  и  восприятии 
микротопонимов и других имён собственных. 
Однако  даже  такая  специфика  онимов  не 
позволяет усомниться в субстантивности имени 
собственного.  Только  став  именем  существи-
тельным,  оним  выполняет  все  свои  функции: 
номинативно-идентификационно-дифференци-
рующую,  информационную  и  экспрессивную, 
познавательную  и  аккумулирующую  (Подоль-
ская 1988: 145). Как  и  любое  слово,  имя  соб-
ственное проявляет себя в контексте, в предло-
жении, в котором оно всегда занимает позиции, 
свойственные 
существительному: 
Пришёл 
Умойся  Грязью.  Отдайте  это  Ивану  Зату-
ливетру / Нине Затуливетер. Я ходил на охоту 
с Угадаем. Мы читали «Как закалялась сталь». 
Евгений просидел весь вечер в «Кинь грусть».   
Много  ещё  будет  написано об онимической 
семантике.  Эта  проблема  постоянно  получает 
новые  импульсы  для  размышления  при  обра-
щении  к  ранее  не  исследованным  или  слабо 
изученным именам, к специфическим разрядам 
и  типам  онимов,  к  языкам  разной  типологии  и 
генеалогии.  Языковые  факты  и  явления  столь 
разнообразны  и  многоплановы,  что  они  с 
трудом  укладываются  в  строгие  логические 
рамки,  всё  время  стремятся  сломать  стерео-
типы,  выйти  за  пределы  таксономии,  проявить 
свою  уникальность.  Но  это  не  значит,  что 
понять  семантическую  природу  онимов  невоз-
можно.  Каждое  следующее  осмысление  этой 
проблемы  становится  новым  шагом  на  пути  к 
недостижимой  цели – создать  непротиворечи-
вую и полную теорию имени собственного. 
 
Литература: 
 
1.  Алефиренко  Н.Ф.  О  природе  ономасти-
ческой  семантики // Ономастика  Поволжья: 
Тез.  докл. VIII междунар.  конф.  Волгоград: 
Перемена, 1998. С. 165-168. 
2.  Арутюнова  Н.Д.  Язык  и  мир  человека.  М.: 
Языки рус. культуры, 1999. 896 + XV c. 
3.  Балкански  Т.,  Цанков  К.  Енциклопедия  на 
българската  ономастика:  Към  основите  на 
българската  ономастика / Великотърновски 
ун-т «Св. св. Кирил и Методий»; Център на 
българска  ономастика  «Проф.  Николай  Ко-
вачов». Велико Търново: Фабер, 2010. 552 с. 
4.  БТС = Большой  толковый  словарь  русского 
языка/Гл. ред. С.А. Кузнецов. СПб.: Норинт, 
1998. 1536 с. 
5.  Булгаков  С.В.  Настольная  книга  священно-
церковно-служителей. Ч. I-II. М.: Издат. От-
дел Моск. патриархата, 1993. 1172 с. (единая 
пагинация) (Репринт.  воспроизведение  изд. 
1913 г.). 
6.  Булыгина Т.В., Крылов С.А. Денотат // Лин-
гвистический  энциклопедический  словарь / 
Гл.  ред.  В.Н.  Ярцева.  М.:  Сов.  энцикл., 
1990а. С. 128-129. 
7.  Булыгина  Т.В.,  Крылов  С.А.  Референт // 
Лингвистический  энциклопедический  сло-
варь / Гл. ред. В.Н. Ярцева. М.: Сов. энцикл., 
1990б. С. 410-411. 
8.  БЭС = Большой энциклопедический словарь 
/ Гл. ред. А.М. Прохоров. Изд. 2-е, перераб. 
Онимическая семантика и её специфика

101 
 
Вестник КазНУ. Серия филологическая. № 2(136). 2012 
 
 
и  доп.  М.:  Больш.  Рос.  энцикл.;  СПб.:  Но-
ринт, 2001. 1456 с.  
9.  Гак В.Г. Лексическое значение слова // Лин-
гвистический  энциклопедический  словарь / 
Гл. ред. В.Н. Ярцева. М.: Сов. энцикл., 1990. 
С. 261-263.  
10. Ефремова Т.Ф. Современный толковый сло-
варь русского языка. В трёх томах. М.: АСТ; 
Астрель, 2006. 
11. Журинская  М.А.  Типологическая  классифи-
кация  языков // Лингвистический  энцикло-
педический  словарь / Гл.  ред.  В.Н.  Ярцева. 
М.: Сов. энцикл., 1990. С. 511-512. 
12. ЛЭС = Лингвистический  энциклопеди-
ческий  словарь / Гл.  ред.  В.Н.  Ярцева.  М.: 
Сов. энцикл., 1990. 685 с. 
13. Мадиева  Г.Б.  Имя  собственное  в  контексте 
познания. Алматы: Арыс, 2010. 240 с. 
14. Мадиева  Г.Б.,  Супрун  В.И.  Теоретические 
основы ономастики: Учеб. пособие. Алматы: 
Арыс; Волгоград: Перемена, 2011. 280 с.  
15. Матвеев  А.К.  Апология  имени // Известия 
Урал. гос. ун-та  (Екатеринбург). 2001, №21. 
Проблемы  образования,  науки  и  культуры. 
Вып. 11. С. 86-92.  
16. Матвеев А.К. Ономастика и ономатология // 
Вопросы  ономастики  (Екатеринбург). 2005, 
№2. С. 5-10. 
17. Матвеев  А.К.  Ономатология.  М.:  Наука, 
2006. 292 с. 
18. Новиков  Л.А.  Сема // Лингвистический  эн-
циклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Яр-
цева. М.: Сов. энцикл., 1990. С. 437-438.   
19. Отин Е.С. Русская ономастика в Русской эн- 
 
 
 
циклопедии.  Иван.  Иванов // Русская  оно-
мастика  и  ономастика  России:  словарь.  М.: 
Школа-Пресс, 1994. С. 7-11, 85-90, 91-92.  
20. Отин  Е.С. Материалы  к  Словарю  коннота-
тивных  собственных  имён  (буква  А) // 
Восточноукраинский лингвистический сбор-
ник. Вып. VI. Донецк, 2000. С. 108—151. 
21. Отин Е.С. Словарь коннотативных собствен-
ных  имён.  Донецк:  Юго-Восток,  Лтд, 2004. 
412 с. 2-е изд. М.: А Темп, 2006. 440 с. (Сер. 
Филологические словари русского языка). 
22. Подольская Н.В. Словарь русской ономасти-
ческой  терминологии.  М.:  Наука, 1978. 198 
с. 2-е изд. перераб. и доп. 1988. 192 с. 
23. РВВО = Крюкова И.В., Супрун  В.И. Реки и 
водоёмы  Волгоградской  области:  Гидрони-
мический  словарь.  Изд. 2-е,  перераб.  и  доп. 
Волгоград: Изд-во ВГАПК РО, 2009. 380 с. 
24. Суперанская  А.В.  Общая  терия  имени  соб-
ственого. М.: Наука, 1973. 366 с. 
25. Супрун В.И. Ономастическое поле русского 
языка и его художественно-эстетический по-
тенциал: Монография. Волгоград: Перемена, 
2000. 172 с. 
26. Флоренский  П.А.  Имена:  Сочинения.  М.: 
ЭКСМО-Пресс;  Харьков:  Фолио, 1998. 912 
с. (Сер. Антология мысли). 
27. Широков  А.Г.  Русская  урбанонимия  в  диа-
хроническом  освещении:  апеллятивно-они-
мические  комплексы.  Автореф.  дисс. … 
канд. филол. наук. Волгоград, 2001. 20 с. 
28. Щерба  Л.В.  Языковая  система  и  речевая 
деятельность. Л., 1974. 
 
 
 
 
Рецензия 
 
Л.К. Жаналина. Интегративное словообразование: Монография.  
– Алматы: КазНПУ им. Абая, 2011. – 492 с. 
 
Русское  языкознание  в  целом  и  русистика 
Казахстана  продолжают  углубленное    иссле-
дование  русского  языка  как  в  традиционном, 
так  и  новом  его  представлении  с  позиций 
сменившихся  парадигм  знания  о  языке  и куль-
турно-исторических  парадигм  времени,  акти-
визировавших  внимание    к  языку  как  средству 
коммуникации  в  разных  формах  его  приме-
нения. Изменившиеся парадигмы времени, осо-
бенно начиная с середины 80-х годов прошлого 
столетия,  резко  изменили  прежде  всего  функ-
циональный  облик    русского  языка,  охватив  
 
практически  все  его  уровни.  Но  особенно  за-
метными такие новшества, вызвавшие соответ-
ственно  и  структурные  трансформации,  ока-
зались  на  лексико-семантическом  уровне  рус-
ского языка, в  том  числе и  на такой  погранич-
ной  его  полосе  (или  пространстве),  как  слово-
образование.  Не  случайно  в  последние  оды 
отмечается  повышенное  внимание    исследова-
телей  к  такому  аспекту  осмысления  языковых 
фактов,  которое  было  названо    узуальной  лек-
семой  состояние,  выступающей  теперь  в  лин-
гвистических  работах  с  оттенком  терминоло-
В. И. Супрун, Г. Б. Мадиева

102 
 
 
 
ISSN 1563-0223                        Bulletin KazNU. Filology series. 
№ 2(136). 2012 
гичности  и  подчеркивающей  специфический 
взгляд на проблему развития языка в целом.  
Внимательный  анализ  лингвистической  ли-
тературы последних десятилетий обнаруживает 
уже  достаточно  как  частных  наблюдений  в 
виде  статей  на  данную  тему,  так  и  моногра-
фических  работ  (ср.,  напр.,  Дуличенко 1994; 
Костомаров 1999;  Русский  язык  конца  ХХ 
столетия 1996; 2000; Современный  русский 
язык:  активные  процессы  на  рубеже XX-XXI 
веков 2008, и  др.),  в  которых  с  той  или  иной 
степенью  полноты  осмысливаются  активные 
процессы,  происходящие  в  русском  языке  на 
разных  его  субуровнях,  дается  их  оценка  с 
опорой  на  опыт  предшественников  и  прогно-
зируются  возможные  пути  развития  в  перс-
пективе.  Русское  языкознание  Казахстана  так-
же  не  стоит  в  стороне  от  этой  проблемы  и 
вносит  свою  заметную  (и  я  бы  даже  подчерк-
нула – существенную) лепту в решение выдви-
нутых временем проблем. 
В связи со сказанным заслуживает внимания 
знаменательное  событие,  связанное  с  выходом 
в  свет  интереснейшей  монографии  «Интегра-
тивное  словообразование»  известного  казах-
станского  исследователя-русиста,  деривато-
лога-теоретика,  специалиста,  работающего  в 
аспекте и таких новых научных парадигм конца 
ХХ – нач. XXI вв.,  как  когнитивная  лин-
гвистика,  антропоцентрическое  и  неофункцио-
нальное  направление  в  языкознании,  Лязат 
Кабылдашевны  Жаналиной,  существенно  до-
полняющая и углубляющая сложившиеся пред-
ставления  о  процессах  номинативной  деятель-
ности  носителей  русского  языка  в новых исто-
рических условиях его функционирования.  
Книга  «Интегративное  словообразование» 
написана  в  русле  современных  тенденций 
интегрального  подхода  к  трактовке  и  интер-
претации  фактов  русского  языка,  включая  и 
факты словообразования, для того чтобы дока-
зать основную идею, выдвинутую и решаемую 
в  данной  монографии, - о  статусе  словооб-
разования  в  системе  лингвистического  знания. 
Общая  идея  и  стратегическая  задача,  постав-
ленная Л.К. Жаналиной в рецензируемом труде 
и  заключается  в  решении  данной  проблемы  с 
привлечением  интегративного  подхода  к 
словообразованию  как  области  номинативной 
деятельности носителя языка, а следовательно, 
требующей  не  только  системно-структурного 
подхода  в  описании  фактов,  но  и  функцио-
нального,  учитывающего  участие  носителя 
языка  в  процессах  такой  деятельности.  Эта 
ключевая идея  ученого была разработана Лязат 
Кабылдашевной  еще  в  рамках  ее  докторской 
диссертации 90-х  годов  и  постепенно  стала 
основой  всех  ее  научных  разработок,  посте-
пенно  углубляя  и  расширяя  горизонты  функ-
циональных  характеристик  фактов  словообра-
зования,  что  породило    базовый  постулат,  го-
воря  ее  словами,  о  «целостном  представлении 
объекта  лингвистики  на  основе  реализации 
идеи  о единстве  языка  и речи».  Эта  идея орга-
нично  вписалась  и  в  смену  состояния  совре-
менного  русского  языка,  и  в  смену  культурно-
исторических  парадигм  времени,  представляю-
щих, с позиций  диахронии  в синхронии  языка, 
один  из  этапов  в  цепи  судьбоносных  эпох, 
значительная часть которых, по необъяснимым 
причинам,  приходится  на  стыки  столетий, 
когда история языка как бы изнутри отзывается 
на хронологические разломы с периодичностью 
в  столетие  или  два  (реже – больше,  но,  как 
правило,  именно  на  стыке  столетий) (см.  об 
этом  в  нашей  работе: [Гайнуллина  Н.И.  Со-
стояние  современного  русского  языка  в  син-
хронно-диахронической интерпретации // Язык 
–  текст – дискурс:  проблемы  интерпретации 
высказывания  в  разных  коммуникативных 
сферах:  Матер.  междунар.  науч.  конф., 12-14 
мая 2011 г. – Самара, 2011. – С.230-235]. 
Рецензируемая монография уважаемой коллеги 
с  ее  глубоким  и  многосторонним  исследова-
нием  отдельного  субуровня  и  его  рефлексией 
на  происходящие  изменения  в  современной 
жизни  и  науке  о  языке  лишний  раз  подтверж-
дает выдвинутый нами тезис. 
Книга Л.К. Жаналиной «Интегративное сло-
вообразование»  состоит  из  четырех  глав: «Ис-
ходные  позиции  интегративной  лингвистики» 
(с. 12-134), «Субсловообразование – первая 

жүктеу/скачать 3,12 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: