есть только формально противоположные знаки (старое и новое, длин
ное и короткое [насчет юбок] и т. д.), которые
сменяют друг друга в
качестве отличительных знаков и чередуются, чтобы обновить мате
риал, что не должно вести к окончательному вытеснению одного из
них другим. Но в области «линии», преимущественной области моды,
парадоксально, цикл моды больше не действует. Нужно, чтобы су
ществовало что-то более фундаментальное, чем различие. И это что-
то
должно удовлетворять принципу единения со своим собственным
телом, которое, как мы видим, установилось в современную эру.
«Освобождение» тела имеет результатом его конституирование в
объект заботливости. Однако заботливость, как всё, что касается тела
и отношения к телу,
амбивалентна, всегда только позитивна, но вся в
целом негативна. Тело всегда «освобождается» как синхронный
объект этой
двойной заботливости1. Вследствие этого огромный
процесс вознаграждаемой заботливости, который мы описали как
современный институт тела, удваивается равным и также значитель
ным применением
репрессивной заботливости.
Именно репрессивная заботливость выражается во всех современ
ных коллективных навязчивостях, относящихся к телу. Например, гиги
ена во всех ее формах с ее фантазмами стерильности, асептики, профи
лактики или, наоборот, скученности, заражения, загрязнения, направле
на на то, чтобы заклясть «органическое» тело и в особенности функции
экскреции и секреции, она наталкивает на негативное определение тела
через исключение, взятого как какой-то гладкий объект без недостатков,
асексуальный, отделенный от всякой внешней агрессии и вследствие
этого защищенный от себя самого. Навязчивость гигиены не является,
однако, прямой наследницей пуританской морали. Последняя отрица
ла, не одобряла, отталкивала тело. Современная этика более тонко освя
тила его в его гигиенической абстракции, во всей чистоте его бестелес
ного обозначения - чего? - забытого, подавленного желания. Вот поче
му гигиеническая мания (страдающая фобией, навязчивая) всегда близка
нам. В целом, однако, гигиеническая озабоченность порождает не пате
тическую мораль, а игровую: она «обходит» глубокие фантазмы в целях
поверхностной, накожной религии тела. «Любовно» заботясь о после
днем, мы предотвращаем всякую связь тела и желания. В целом требо
вания гигиены скорее близки к жертвенной технике «подготовки» тела,
игровой технике контроля, к точке зрения примитивных обществ, а не к
репрессивной этике пуританской эры.
Гораздо больше, чем в гигиене, выражен агрессивный импульс в
отношении тела в аскезе «режимов» питания, этот импульс «осво- 1
Достарыңызбен бөлісу: