Общество потребления

вид сексуального экспонента. В то же время, конечно, и сама сексу­
альность предложена для потребления. Здесь та же самая операция, 
на которую мы указывали в связи с молодостью и восстанием, жен­
щиной и сексуальностью: увязывая все более и более систематичес­
ки сексуальность с коммерческими и индустриальными предметами 
и посланиями, лишают последние их объективной рациональности, 
а первую - ее взрывчатой целенаправленности. Социальная и сексу­
альная мутация следует, таким образом, по проторенным дорогам, 
из них важнейшими остаются «культурная» и рекламная эротика.
Конечно, взрыв эротики, ее быстрое распространение происхо­
дит одновременно с глубокими изменениями во взаимоотношениях 
полов, в индивидуальном отношении к телу и сексу. Он отражает 
реальную и новую во всех отношениях настоятельность сексуаль­
ных проблем. Но верно также, что сексуальная «афиша» современ­
ного общества является гигантским алиби для этих самых проблем 
и, систематически их оформляя «официально», придает им ложную 
видимость «свободы», которая маскирует их глубокие противоречия.
Мы чувствуем, что эротизация безмерна и что эта безмерность 
имеет смысл. Передает ли она только кризис деидеализации, деком­
прессии традиционных табу? В таком случае можно было бы думать, 
что, раз достигнут порог насыщения, раз утолена эта ненасытная 
потребность наследников пуританства, освобожденная сексуальность 
вновь обретает свое равновесие, став автономной и независимой от 
индустриальной и продуктивистской морали. Но можно также ду­
мать, что начатая эскалация продолжится, как эскалация ВНП*, как 
эскалация завоевания пространства, как эскалация инновации в об­
ласти моды и вещей и в силу тех же причин (Ж. Ф. Хельд): сексуаль­
ность в этой перспективе окончательно включена в безграничный 
процесс производства и побочной дифференциации, потому что та­
кова логика системы, которая ее «высвободила» в качестве эроти­
ческой системы и в качестве индивидуальной и коллективной функ­
ции потребления.
Отбросим всякий род моральной цензуры: речь не идет здесь о 
«развращенности», и, между прочим, мы знаем, что худшая сексу­
альная «развращенность» может быть знаком жизненности, богат­
ства, эмансипации: она оказывается тогда революционной и демон­
стрирует исторический расцвет нового класса, сознающего свою по­
беду, это демонстрирует, например, итальянский Ренессанс. Такая 
сексуальность - знак праздника. Но не такова сексуальность наших 
дней, она лишь призрак вышеописанной сексуальности, который 
вновь возникает на закате общества, находящегося под знаком смер­
ти. Разложение класса или общества всегда заканчивается рассеяни­
ем его членов на индивидов и (среди прочего) настоящей инфекцией 
сексуальности как двигателя индивидов и как фактора общественно­
1 8 6

го оживления - таким был конец Старого Порядка. Кажется, что раз­
дробленный коллектив, отделенный от своего прошлого и не имею­
щий представления о будущем, вновь возрождается в мире, почти ли­
шенном импульсов, в котором смешиваются в одной и той же лихора­
дочной неудовлетворенности непосредственные побуждения к 
прибыли и сексу. Потрясение общественных отношений, хрупкий мир 
и ожесточенная конкуренция, которые составляют среду экономичес­
кого мира, отражаются на нервах и на чувствах, и сексуальность, пе­
реставшая быть фактором связи и общей экзальтации, становится ин­
дивидуальным исступлением. Она изолирует каждого, неотступно его 
преследуя. И характерная черта: обостряясь, она становится тревожной 
сама по себе. Больше над ней не тяготеют стыд, целомудрие, винов­
ность, эти знаки веков и пуританства: последние исчезают мало-пома­
лу вместе с официальными нормами и запретами. Только индивиду­
альная инстанция репрессии, внутренняя цензура санкционирует сек­
суальное освобождение. Цензура больше не институциирована 
(религиозно, морально, юридически) как формальное противостоя­
ние сексуальности, она погружается теперь в индивидуальное бес­
сознательное и питается из тех же источников, что и сексуальность. 
Все сексуальные удовлетворения, которые вас окружают, несут в 
себе свою собственную непрерывную цензуру. Нет больше репрес­
сии, но цензура становится функцией повседневности.
«Мы внедряем неслыханный разврат», - говорил Рембо в своих 
«Городах». - Но эскалация эротики, сексуальное освобождение не име­
ют ничего общего с разнузданностью всех чувств. Управляемая раз­
нузданность и тяжелая пропитывающая ее тоска далеки от лозунга 
«изменить жизнь», они составляют не больше не меньше как коллек­
тивную «среду», где сексуальность становится фактически частным 
делом, то есть беспощадно осознающей самое себя, нарциссической и 
скучающей сама с собой, - это сама идеология системы, которую она 
увенчивает в нравах и для которой она является политическим меха­
низмом. Ведь по ту сторону реклам, которые «играют» на сексуально­
сти, чтобы лучше продать, существует общественный порядок, кото­
рый «разыгрывает» сексуальное освобождение (даже если он его мо­
рально осуждает) против угрожающей диалектики целого.

жүктеу/скачать 9,65 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: