Но это не игрушка, ибо игрушка имеет символическую ценность для

мированные детали, но и кабина водителя, и вся машина являются 
гаджетами, если они подчиняются логике моды и престижа или фе­
тишистской логике. И система предметов толкает их всех сегодня в 
этом направлении.
Вселенная псевдоокружения, псевдопредмета составляет отраду 
всех «практичных творцов». Возьмем в свидетели Андре Фэя, «тех­
ника в области искусства жизни», который создает мебель в стиле 
Людовика XVI, у него за стильной дверью обнаруживается гладкая и 
блестящая платиновая поверхность электрофона или звуковые колон­
ки проигрывателя высокой точности воспроизведения. «Его предме­
ты волнуют, таковы мобили Калдера*: они служат так же хорошо для 
восприятия обычных предметов, как и настоящих произведений ис­
кусства, которые, будучи приведены в движение, координированное 
с хромофоническими проекциями, очерчивают все полнее целост­
ный спектакль, что и является его целью. Кибернетическая мебель, 
бюро с меняющейся ориентацией и геометрией, каллиграфический 
телетайп... Телефон, ставший, наконец, составной частью человека, 
позволяющий вызывать Нью-Йорк или отвечать Гонолулу с края бас­
сейна или из глубины парка». Все это для Фэя представляет собой 
«подчинение техники искусству жизни». И все это неудержимо вос­
крешает в памяти конкурс Лепена*. Какая разница между видеофон- 
ным бюро и системой обогрева с помощью холодной воды, задуман­
ной знаменитым изобретателем? Однако одна разница есть. Дело в 
том, что добрая старая ремесленная находка была любопытным на­
ростом, немного безумной поэзией героической техники. Гаджет яв­
ляется следствием систематической логики, которая эффектно охва­
тывает всю повседневность и рикошетом делает подозрительным в 
силу его неестественности, надувательства и бесполезности все ок­
ружение предметов, а если брать шире - все окружение человечес­
ких и социальных отношений. В своем самом широком значении гад­
жет стремится преодолеть распространившийся кризис целесообраз­
ности и полезности с помощью игрового поведения. Но он не 
достигает и не может достичь символической свободы детской иг­
рушки. Он беден, он результат моды, искусственный ускоритель для 
других предметов, он вовлечен в круг, где полезное и символическое 
рассасывается в своего рода комбинаторной бесполезности, как в этих 
«цельных» спектаклях, где сам праздник является гаджетом, то есть 
социальным псевдособытием - игрой без игроков. Пренебрежитель­
ный смысл, который слово «гаджет» сегодня приобрело («Все это 
гаджеты»), отражает, конечно, одновременно и моральную оценку, и 
тоску, какую вызывает масштабное исчезновение потребительной 
стоимости и символической функции.
Но обратное также истинно, то есть комбинаторной «new look» 
может противодействовать - и неважно, в отношении к какому пред­
148

мету, будь он даже сам гаджет, - экзальтация новизны. Новизна есть 
в некотором роде высший момент для предмета, и она может в неко­
торых случаях достигать интенсивности, если не качества любовно­
го чувства. Эта стадия представляет собой символический дискурс, 
где не действует мода или соотнесение с другими. Именно интенсив­
но воспринимает ребенок свои предметы и игрушки. И не меньшее 
очарование испытывается позже от нового автомобиля, новой книги, 
новой одежды или гаджета, который снова погружает нас в совер­
шенное детство. Это логика, обратная логике потребления.
Гаджет фактически определяется связанной с ним практикой, ко­
торая не принадлежит ни к утилитарному, ни к символическому типу, 
а представляет собой игровую деятельность. Именно игровая дея­
тельность все более управляет нашими отношениями к вещам, к лю­
дям, к культуре, досугу, иногда к труду, а кроме того, к политике. 
Именно игровая деятельность придает господствующую тональность 
нашему повседневному поведению в той мере, в какой все предметы, 
блага, отношения, услуги становятся гаджетом. Игровой сфере соот­
ветствует весьма особый тип вложения: не экономического (объекты 
бесполезны), не символического (объект-гаджет не имеет души), оно 
состоит в игре с комбинациями, в комбинаторной модуляции - игре с 
техническими вариантами или возможностями объекта, игре с пра­
вилами игры в инновацию, игре с жизнью и смертью как высшей ком­
бинацией разрушения. Здесь наши домашние гаджеты вновь соеди­
няются с игральными автоматами, с Tirlipot и культурными радиофо- 
ническими играми, с компьютером дрогсторов, со щитком приборов 
автомобиля и всем «серьезным» техническим оборудованием от те­
лефона до вычислительной машины, которое составляет современ­
ную «обстановку» труда, все то, с чем мы играем более или менее 
сознательно, захваченные действием, ребяческим открытием и ма­
нипуляцией, смутным или страстным любопытством к «игре» меха­
низмов, игре цветов, игре вариантов. Это сама душа игры-страсти, 
но распространившейся, всепроникающей и вследствие этого само­
го менее содержательной, лишенной своей патетики и вновь впадаю­
щей в любопытство -  нечто между безразличием и очарованием, 
что могло бы определиться как противоположность страсти. Страсть 
можно понять как конкретное отношение к целостной личности или 
к какому-либо объекту, воспринимаемому как никакой другой. Она 
предполагает целостную захваченность и приобретает интенсивную 
символическую ценность, тогда как игровое любопытство означает 
только интерес - даже если он сильный, - интерес к игре элементов.
Посмотрите на электрический бильярд: игрок погружается в шум, 
сотрясения и мигание машины. Он играет с электричеством. Нажи­
мая на кнопки, он сознает, что вызывает флюиды и потоки сквозь 
мир разноцветных нитей, такой же сложный, как нервная система.
14 9

Есть в его игре эффект магического участия в науке. Чтобы в этом 
убедиться, нужно понаблюдать в кафе собравшуюся толпу, окру­
жающую мастера по ремонту, как только он открывает машину. 
Никто не понимает этих соединений и схем, но все принимают 
этот странный мир как первое и бесспорное данное. Ничего об­
щего с отношением всадника к лошади, или рабочего к своему 
инструменту, или ценителя к произведению искусства: здесь от­
ношение человека к объекту является магическим, то есть зачаро­
ванным и манипулятивным.
Эта игровая деятельность может приобрести силу страсти. Но она 
никогда ею не является. Она представляет собой потребление, абст­
рактную манипуляцию осветительными приборами, электрическими 
флипперами и хронаксиями, в другом случае - абстрактную манипу­
ляцию знаками престижа соответственно вариантам моды. Потребле­
ние - это привязанность к комбинаторике: оно исключает страсть.

жүктеу/скачать 9,65 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: