Пауло Коэльо: «Алхимик» Ручей долго молчал и наконец ответил:
— Я плачу по Нарциссу, хотя никогда не понимал, что он — прекрасен.
Я плачу потому, что всякий раз, когда он опускался на мой берег и склонялся над моими во-
дами, в глубине его глаз отражалась моя красота”.“Какая чудесная история”,
— подумал Алхимик.
Часть первая Юношу звали Сантьяго. Уже начинало смеркаться, когда он вывел своих овец к заброшен-
ной полуразвалившейся церкви. Купол ее давно обвалился, а на том месте, где была когда-то риз-
ница, вырос огромный сикомор.
Он решил заночевать там, загнал через обветшавшую дверь своих овец и обломками досок
закрыл выход, чтобы стадо не выбралось наружу. Волков в округе не было, но овцы иной раз раз-
бредались, так что целый день приходилось тратить на поиски заблудшей овечки.
Сантьяго расстелил на полу свою куртку, под голову подложил книгу, которую недавно
прочел, и улегся. А перед тем как заснуть, подумал, что надо бы брать с собой книги потолще: и
чтения хватит на больший срок, и подушка получится пышней.
Он проснулся, когда было еще темно, и сквозь дырявую крышу увидел, как блещут звезды.
„Еще бы поспать", — подумал Сантьяго. Ему приснился тот же сон, что и на прошлой неде-
ле, и опять он не успел досмотреть его до конца.
Он поднялся, выпил глоток вина. Взял свой посох и стал расталкивать спящих овец. Однако
большая их часть проснулась в тот самый миг, когда и он открыл глаза, будто какая-то таинствен-
ная связь существовала между ним и овцами, с которыми он уже два года бродил с места на место
в поисках воды и корма. „Так привыкли ко мне, что выучили мои привычки", — сказал он про се-
бя. Потом поразмыслил немного и решил, что, может быть, все наоборот: это он научился приме-
няться к овечьему распорядку.
Однако иные овцы вставать не спешили. Сантьяго дотрагивался до них кончиком посоха,
окликал каждую по имени — он был уверен, что они отлично понимают все, что он говорит им. И
потому он иногда читал им вслух то, что ему особенно нравилось в книжках, или рассказывал, как
одинока жизнь пастуха, как мало в ней радостей, или делился с ними новостями, услышанными в
городах, по которым ему случалось проходить.
Впрочем, в последнее время говорил Сантьяго только об одном: о девушке, дочке торговца,
жившей в том городе, куда он должен был прийти через четыре дня. Он видел ее только однажды,
в прошлом году. Лавочник, торговавший сукном и шерстью, любил, чтобы овец стригли прямо у
него на глазах —так будет без обману. Кто-то из приятелей Сантьяго указал ему эту лавку, и он
пригнал туда своих овец.
„Хочу продать шерсть", — сказал он тогда лавочнику.
А у прилавка толпился народ, и хозяин попросил пастуха подождать до обеда. Сантьяго со-
гласился, сел на тротуар, достал из заплечной котомки книжку.
— Вот не думала, что пастухи умеют читать, — раздался вдруг рядом с ним женский голос.
Он поднял голову и увидел девочку — истую андалусийку по виду: волосы черные, гладкие
и длинные, а глаза такие, как у мавров, покоривших в свое время Испанию.
— Пастухам незачем читать: овцы научат большему, чем любая книга, — отвечал ей Санть-
яго.
Так слово за слово они разговорились и провели в беседе целых два часа. Она рассказала
ему, что приходится лавочнику дочерью и что жизнь у нее скучная и дни неотличимы один от
другого. А Сантьяго ей рассказал о полях Андалусии, о том, что слышал в больших городах, по
которым пролегал его путь. Он рад был собеседнице — не все же с овцами разговаривать.
— А где же ты выучился читать? — спросила она.
— Где все, там и я, — ответил юноша. — В школе.
— Отчего ты, раз знаешь грамоте, пасешь овец?
Сантьяго, чтобы не отвечать на этот вопрос, чем-то отговорился: уверен был, что она все
равно его не поймет. Он все рассказывал ей о своих странствиях, и мавританские ее глазки от
удивления то широко раскрывались, то щурились. Время текло незаметно, и Сантьяго хотелось,
чтобы день этот не кончался никогда, чтобы лавочника одолевали покупатели и чтобы ждать