Бездетность. Вымаливание детей 97
как
мотив универсальный станет составной частью многих повествований о
бездетности в
тюркском эпосе.
В древнеиндийском «Сказании о царе Вене и сыне его Притху», изложен‐
ном по книге I «Вишну‐Пураны»
1
, проводится идея о другом возможном и не‐
желательном результате бездетности, связанном с престолонаследием: «Вена
скончался бездетным и царство его осталось без государя»
2
Общее отрицательное отношение к бездетности выражается и в сказании
«Индра и святые подвижники», восстановленной на основе «Махабхараты»:
«Жил некогда царь по имени Бхангасвана. Он был прославлен своей мудростью
и благочестием, и подданные почитали его, как бога, но он был бездетен, и по‐
тому царская власть и могущество не утешали его»
3
.
Дальнейшее по сравнению с древнеегипетской прозой и древнеиндийской
мифологией развитие рассматриваемой темы наблюдается в древнеиндийском
эпосе. В
частности, в «Сказании о Раме» (III–IV вв. до н.э.) говорится: «И Айодхья
затмевала другие города, как луна затмевает звезды. И правил ею славный царь
Дашаратха, справедливый и могучий. Благочестивому царю служили мудрые и
преданные советники, прекрасные жены радовали его своей красотой и крото‐
стью, и все желания Дашаратхи немедля исполнялись. Но великое горе давно
уже точило душу государя Айодхьи, и ничто не веселило его. Не было потомства
у благородного Дашаратхи, не было у него сына, некому было передать власть и
государство»
4
.
Как видим, в древнеегипетской, по существу, мифологической прозе, осо‐
бенно в
древнеиндийских мифологии и эпосе, тема бездетности получает весь‐
ма серьезное развитие, хотя в них в основном речь идет не столько о мире лю‐
дей, о мире царей и царевен, сколько о мире бога Брахмы – одного из
главных
представителей древнеиндийского пантеона – и о богах низшего уровня; о чу‐
довищах и демонах, что заставляет еще раз серьезно подумать о возникновении
темы бездетности в среде чудовищ, позже перенесенной в
среду обитания бо‐
гов и богинь. Возможно также, что тема эта позже была перенесена в мир лю‐
дей. Более универсальное решение этой сложной проблемы может быть объяс‐
нено и достаточной простотой раннего мифопоэтического мышления людей, по
которому боги и богини, созданные ими люди, в известном смысле «их дети»
(ср. с данными весьма архаической якутской мифологии), опасные противники
богов, богинь и людей – чудовища (ср.: ведический
Равана, авестийский Ангро‐
Манью, короническо‐мусульманские
Иблис‐Шайтан) – составляют безусловное
мифопоэтическое единство, обитают на одной и той же, по крайней мере близ‐
кой, «географической» среде, мифологическом пространстве.
Очевидно, что отсюда, из
древневосточных мифологии и эпоса, тема эта
проникает в священные книги различных религий. Возможно, в первую оче‐
редь в Авесту, где и сосредоточена основная часть данных зороастрийской ми‐
фологии. И.В. Рак пишет о том, что зороастрийцы усердно молились Аши, кото‐
1
Достарыңызбен бөлісу: