АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНОГО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ

АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНОГО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ 
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________ 
 
39
Человек  в  процессе  освоения  мира  приоб-
ретает  знания  через  символы,  образы,  убеж-
дения,  верования,  представляющие  собой  ос-
новные  особенности  духовно-практического  зна-
ния.  «Если  практическое  знание  говорит  о  том, 
как  действовать  в  ходе  преобразования  природ-
ного  и  социального  мира,  то  духовно-практичес-
кое  знание,  рисуя  образ  мира  сквозь  призму 
человеческих  потребностей  и  интересов,  учит 
тому,  как  следует  относиться  к  этому  миру,  к 
другим  людям,  к  самому  себе.  Поэтому  едва  ли 
не  центральным  элементом  этого  типа  знания 
оказывается  формулировка  и  демонстрация 
обобщенных  образцов  поведения  и  мышления, 
для  чего  избираются  не  абстрактно-понятийные 
средства, но наглядно-образные» [1, с.24].  
Выполняя  когнитивную  функцию  в  языке, 
сравнение  способствует  освоению  действитель-
ности, а также формированию новых гносеологи-
ческих  образов.  Условное  отождествление  се-
мантических областей различного уровня приво-
дит к установлению нового смыслового содержа-
ния  человеческих  знаний.  Используемые  в  про-
цессе  познания  сравнения  способны  выполнять 
как  теоретико-познавательные  функции,  так  и 
функции социокультурно-интерпретативные, свя-
занные  с  объяснением  тех  или  иных  процессов, 
происходящих  в  обществе.  Способ  концептуали-
зации  действительности,  свойственный  опреде-
ленному  естественному  языку,  отчасти  универ-
сален,  отчасти  этнически  специфичен.  Средства 
компаративности актуализируют языковую карти-
ну мира того или иного народа, способствующую 
постижению  человеком  окружающего  мира  [2, 
с.68-69]. 
Метафорические  индивидуальные  сравне-
ния  можно  рассматривать  как  единицу  языка,  в 
образном  содержании  которой  воплощается 
менталитет  этноса  и  его  духовная  культура,  в 
частности,  религиозные  воззрения.  «Религиоз-
ная идентификация и самоидентификация, часто 
на  уровне  обыденного  сознания,  выступают  как 
существенная  часть  национальной  или  даже 
более  широкой  этноконфессиональной  общнос-
ти  и,  следовательно,  как  достаточно  значимый 
геополитический  фактор  во  многом  определяют 
взаимную  связь  таких  существенных  компонен-
тов становления и развития наций, как культура, 
история, 
философия. 
Религия 
оказывает 
значительное влияние на всю сферу идеологии» 
[3, с.72]. 
Несмотря  на  то,  что  революция  1917  года 
в  России  принесла  с  собой  кардинальные 
изменения  в  мировоззрении  всех  народов 
советского  пространства,  а  именно  искоренение 
религиозных 
воззрений 
как 
«опиума 
для 
народа»,  религиозные  сакральные  представле-
ния  о  мире  и  человеке  не  исчезли  из  ментали-
тета этносов, а, претерпев некоторые трансфор-
мации,  продолжали  определять  важнейшие  спо-
собы взаимодействия представителей русского и 
казахского  этнических  лингвокультурных  сооб-
ществ с окружающей средой. Эти представления 
находят  свое  место  и  в  художественной 
литературе XX века. 
Основными 
лексическими 
единицами, 
представляющими  религиозный  дискурс  в  рас-
сказах  русских  писателей,  являются  Бог,  храм, 
кафедральный  собор,  церковь,  монастырь, 
монах,  колокол,  черт.  Так,  у  М.  Пришвина  при-
рода  –  это  храм,  а  высокие  сосны  –  горящие  в 
нем  свечи:  …  могучие  стволы  соснового  бора 
стали  как  зажженные  свечи  великого  храма 
природы  (М.  Пришвин.  Кладовая  солнца).  К. 
Паустовский  сравнивает  величие  русских  лесов 
с  величием  кафедральных  соборов:  Мещерские 
леса величественны, как кафедральные соборы 
(К.  Паустовский.  Мещерская  сторона).  Красной 
нитью проходит мысль о том, что вера у русского 
человека  глубоко  внутри,  на  уровне  подсоз-
нания,  она  соотносится  с  убежденностью  чело-
века в существовании Создателя всего сущего, в 
этой  убежденности  человек  находит  совершен-
ное  руководство  к  действию.  Видимо  поэтому 
человек  может  обойтись  без  религиозных 
институтов,  он  –  сам  себе  церковь:  Нам  было 
трудно от своего одиночества и вместе с тем 
хорошо,  душевно,  вольно,  и  в  таком  вот 
состоянии,  мне  думается,  живут  множество 
русских  людей,  погрузившихся  в  себя,  ушедших 
в  себя,  как  в  свою  церковь  (В.  Личутин.  Сукин 
сын).  Русские  церкви  в  большинстве  своем  до 
наивности  просты,  так  же,  как  просты  русские 
люди  в  своей  вере:  Голос  басистый,  грудной, 
немного  осипший,  но  в  нем  слышатся  ноты 
такие  же  непосредственные  и  наивные,  как  и 
эта церковь… (В. Короленко. Река играет). 
Храм  на  Руси  –  это  земной  дом  для  Бога, 
верховного  существа,  сотворившего  мир,  приро-
ду  и  человека  и  управляющего  ими.  Поэтому  в 
творчестве  русских  писателей  слышим  несог-
ласие  с  бытовавшей  точкой  зрения  о  власти  че-
ловека над природой: человек не Бог, он не все-
силен:  Так  вхожу  я  к  ним  в  это  время,  и  мне 
кажется:  они  (лесные  сущности)  все,  как  люди, 
повернулись ко мне лицами и по глупости своей 
у  меня,  как  у  бога,  просят  дождя  (М.  Пришвин. 
Лесной 
хозяин). 
Лексическое 
наполнение 
концепта  «Бог»  в  русском  языке  разнообразно: 
Отче,  Господь,  Владыка,  Всевышний,  Царю 
небесный  и  проч.  Но  ни  одна  из  этих  лексем  не 
применяется  авторами  рассказов  в  качестве 
агента сравнения, возможно, в связи с идеологи-
ческими запретами того времени. Тем не менее, 
М.  Пришвин  находит  свою  номинацию  для 
концепта  «Бог».  Писатель  называет  Бога  хозяи-
ном  всего  сущего,  не  отрицая  тем  самым  свою 
веру  в  некую  сверхъестественную  силу,  сотво-
рившую  мир:  И  мы  долго  сидели,  и  все  было 
так, будто настоящий хозяин лесов каждому из 
нас  отдельно  шептал, шептал,  шептал …  (М. 
Пришвин. Лесной хозяин). 

АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНОГО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ 
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________ 
 
40
Ещё  одним  важным  концептом  для  рус-
ского  человека  является  концепт  «колокол».  Ка-
залось  бы,  сравнение  цветка  с  колокольчиком 
довольно  распространено  в  русской  литературе. 
Но у К. Паустовского в качестве эталона сравне-
ния  выступают,  во-первых,  не  колокольчики,  а 
колокола,  во-вторых,  сравнение  дополняется 
ожиданием  колокольного  звона,  что  делает  это 
сравнение 
более 
емким, 
нежели 
простое 
сопоставление по форме. Колокольный звон для 
русского  человека,  как  правильно  отмечает  В.А. 
Маслова,  -  это  жизнь,  он  знаменует  собой  все 
важные  события  в  жизни  человека,  это  голос 
Родины  [4,  с.239-240]:  Или  купена  …  Лист 
широкий,  твердый,  под  ним  цветы,  как  белые 
колокола.  Вот-вот  заденешь  –  и  зазвонят  (К. 
Паустовский. Бакенщик). 
Неотъемлемой  частью  русского  религиоз-
ного  дискурса  является  концепт  «монастырь»:  С 
линя  капала  вода,  а  чешуя  сверкала  так 
ослепительно,  как  золотые  купола  бывшего 
монастыря  (К.  Паустовский.  Золотой  линь). 
Так  и  кажется,  что  в  предложении  не  достаёт 
слова  к  сожалению  –  к  сожалению  бывшего 
монастыря.  Ведь  в  сравнении  чувствуется  тре-
пет,  даже  восторг  от  образа  сверкающих  золо-
том  монастырских  куполов,  в  них  мощь,  сила 
русского духа, русской мысли.  
Эталоном  сравнения  казахских  авторов 
выступает 
священная  книга
 
мусульман
  –  Коран, 
следование  которому,  по  мнению  приверженцев 
ислама,  –  это  залог  счастья  и  преуспевания, 
тогда  как  отдаление  от  него  –  причина 
несчастья:  Один  Барыпкел  слушал  его  с 
жадностью и до конца, у него загорались глаза, 
-  как  фанатик  верит  Корану,  так  Барыпкел 
готов  был  поверить  всему,  что  говорит 
Кеменгер (Д. Досжанов. Серебряный караван). 
Казахские  авторы  употребляют  в  качестве 
эталона  сравнения  универсальные  для  любой 
религии  номинации,  обозначающие  лиц,  имею-
щих  отношение  к  религиозной  деятельности, 
таких  как  пророк,  святой:  Облик  старика  чем-
то  напоминал  Битабару  пророков  или  святых 
прежних  времен,  которых  он,  разумеется,  не 
видел,  но  о  которых  много  слышал  (С. 
Шаймерденов.  Перелетные  птицы).  Но  не  все 
лица,  причисленные  народной  молвой  к  лику 
святых 
или 
вошедшие 
в 
мифологию, 
в 
действительности являлись таковыми. Приведем 
пример:  Уронив  руки,  сидя  на  пороге  дома, 
Алдияр с тоской думал о том, что он похож на 
святого  Арон-Рашида  из  старой  сказки.  Тот 
гонялся  за  призраком  счастья  и,  чтобы  было 
сподручней  преодолевать  всякие  преграды, 
обмазывал  себе  пятки  волшебным  медом.  Где 
достать  такой  мед?  (Д.  Досжанов.  Лодочник). 
По  всей  видимости,  автор  сравнения  упоминает 
одну  из  самых  популярных  фигур  в  арабо-
мусульманском  мире  –  пятого  халифа  династии 
Аббасидов  знаменитого  Харуна  ар-Рашида.  Он 
является  прославленным  героем  многочислен-
ных  народных  преданий  и  обрел  свое  бессмер-
тие  и  мировую  известность  в  сказках  «Тысячи  и 
одной  ночи».  Двадцать  три  года  его  правления 
были  мирным  временем  народного  благополу-
чия,  экономического  подъема,  интеллектуаль-
ного  взлета  и  победоносных  походов  против 
христианской Византии. Однако при нем начался 
политический  распад  и  общий  упадок  могущест-
венной  Аббасидской  империи.  Последовавшие 
после  смерти  ар-Рашида  произвол  властей  и 
тяготы  гражданских  междоусобиц,  побуждали 
народ  с  умилением  вспоминать  о  времени  его 
царствования,  всячески  идеализировать  его 
эпоху,  а  самого  далеко  не  идеального  халифа 
причислить к святым. «Авторы сказок, рассказов, 
в  соответствии  с  представлениями  людей  сред-
невекового  общества,  с  полным  пониманием  от-
носились к самодурству капризного, вздорного, а 
порой и жестокого властелина, рассматривая это 
как  дело  естественное  и  нормальное.  Так,  в 
народной  литературе  –  иногда  вопреки  фактам 
истории – реализуется народная память о неког-
да  бывшей  идеальной  эпохе,  когда  всем  управ-
ляли  строгие,  но  справедливые  властелины, 
оберегавшие  людей  от  чиновников-лихоимцев  и 
других несчастий» [5]. 
В  этой  же  категории  номинаций  находят 
свое  место  и  специфичные  для  мусульманской 
религии  лексемы
 
мулла,
 
знаток  мусульманского 
ритуала,  учитель  медресе  (религиозной  школы), 
и дервиш,
 
мусульманский
 аналог нищего 
монаха
, 
аскета
,  человека  набожного,  ищущего  спасения 
души  в  отшельнической  бродячей  жизни:  …  про 
верблюдов  никто  и  думать  не  хочет,  гоняют 
их с места на место как каких-нибудь дервишей 
бродячих  (Д.  Досжанов.  Серебряный  караван). 
Об одном, говорит, прошу, не подмешивайте в 
корма  всякую  химию,  не  то  святой  хранитель 
верблюдов  может  обидеться  и  покинуть  наше 
благословенное  хозяйство  –  вот  такие  мне 
слова говорит,  представляешь,  как  самый  что 
ни 
на 
есть 
дервиш, 
оторванный 
от 
действительности  (Д.  Досжанов.  Серебряный 
караван). У муллы слава грамотного, степенного 
человека, знающего наизусть религиозные книги: 
Бахтыгул облазил, обшарил всё кругом, каждую 
щель, каждую извилину, обнюхал горы и знал их 
наизусть, как мулла  книгу  (М.  Ауэзов. Выстрел 
на  перевале).  В  качестве  агента  сравнения 
находим  Азраила  –  ангела  смерти  в  исламе  и 
иудаизме,  являющегося  человеку  непосредст-
венно  перед  смертью  и  помогающего  перейти  в 
мир  иной. 
Вокруг  этого  ангела  сложилось 
множество легенд, имя его вдохновляет поэтов и 
художников.  В  исламских  старинных  источниках
 
он
  описан  с  обожанием  и  благоговением.  Но  в 
творчестве  казахских  писателей  видим  двоякое 
отношение  к  этому  ангелу.  В  одном  случае  он 
красив  и  мил,  как  райская  дева:  Хрупкая  и 
смазливая,  как  райская  дева,  молодка  почуди-

АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНОГО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ 
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________ 
 
41
лась  тогда  Карабале  самим  Азраилом  –  ан-
гелом  смерти  (А.  Кекильбаев.  Соломинка 
удачи).  В  другом  –  ужасен,  хотя  и  невидим: 
Карауыз  (пес)  с  визгом  убегал  от  кого-то 
невидимого,  словно  его  по  пятам  преследовал 
ангел  смерти  (О.  Серсаенбаев.  Тропа  Сатта-
ра). 
И,  наконец,  в 
религиозно
-
мифологических
 
представлениях  обеих  религий  (
христианства
  и 
ислама
)  существует  антипод  всех  светлых 
сторон,  высшее  олицетворение  зла,  толкающее 
человека  на  путь 
духовной
 
гибели
,  некая 
коварная,  темная,  никем  не  виданная,  но 
наводящая  на  людей  страх  сущность,  имеющая 
много  номинаций:  черт,  бес,  дьявол,  шайтан. 
Все  эти  номинации  выступают  в  текстах  как 
синонимы,  несмотря  на  то,  что  в  религиозном 
дискурсе 
значения 
этих 
слов 
не 
всегда 
тождественны:  И  когда  филин  выскочил  из-под 
кучи,  то это  было  для  птиц, как  если бы  у  нас 
на  свету  черт  показался  (М.  Пришвин.  Филин). 
Табунщики  не  то  лукавы,  как  бесы,  не  то 
попросту  спят  (М.  Ауэзов.  Выстрел  на 
перевале).  Прослышал  я,  будто  бы  бродит  в 
наших  местах  страшный  человек,  плохой 
человек,  не  человек  –  шайтан  (М.  Ауэзов. 
Выстрел 
на 
перевале). 
По 
народным 
представлениям,  нечистая  сила  всегда  охотится 
за  душами  людей:  Домбра  заговорила  мягко, 
задушевно.  Лаская  слух,  она  добралась  до 
самого  сердца.  Казалось,  не  музыкальный 
инструмент,  а  сам  дьявол  охотится  за  душой 
человека,  расставляет  силки  (А.  Кекильбаев. 
Баллада  забытых  лет).  При  этом  она  может 
представать  в  образе  разных  тварей  или совме-
щать  антропоморфные  и  животные  черты  (чаще 
всего  это  рога,  хвост  и  козлиные  ноги  или  ко-
пыта,  иногда  шерсть,  свиной  пятачок,  когти, 
крылья  летучей  мыши  и  т.  п.),  издавать  ужасаю-
щие звуки: Такого следа видеть ему не приходи-
лось  –  волк  не  волк,  тигр  не  тигр,  похоже  сам 
дьявол прошел по гребню бархана (Д. Досжанов. 
У  тигра  своя  тропа).  …  ветер  наводил  ужас 
разноголосым  хором:  выл,  свистел,  хохотал, 
плакал, рычал, блеял, мычал, будто сам дьявол 
затеял  свой  концерт  (Д.  Досжанов.  У  тигра 
своя  тропа).  Сарбазы,  не  слушая  и  проклиная 
всех  предков  юноши  до  седьмого  колена, 
тащили  его  от  шатра,  при  этом  они  так 
орали,  что  Арыстану  казалось,  будто  дьяволы 
очутились  вдруг  рядом  с  ним  (Д.  Досжанов. 
Отрар).  
Помимо 
христианских 
религиозных 
концептов,  в  творчестве  русских  писателей 
слышны  отголоски  более  ранних  языческих  ве-
рований  древних  славян.  Первая  эпоха  язы-
чества,  как  утверждает  Б.А.  Рыбаков,  опираясь 
на  имеющиеся  исторические  источники,  –  это 
«поклонение  и  принесение  жертв  упырям  и 
беpегиням» [6, с.10]. 
Нет  данных  о  внешнем  облике  берегинь  и 
упырей.  Упыри  –  вампиры,  олицетворения  зла. 
Аморфность  упырей  в  фольклоре  в  равной 
степени  ведyт  нас  к  очень  древним  представле-
ниям  о  сверхъестественных  силах.  В  разрез 
этому  контексту  звучит  найденное  нами  сравне-
ние  человека  с  упырем,  причем  данное  сравне-
ние строится именно на внешнем, по мнению ав-
тора,  сходстве:  Звездачей  вдвое  больше,  чем 
белых. Главный в кожанке, глаза опухшие, губы 
синие – как упырь (Л. Бородин. Третья правда). 
Значит,  сознание  человека  всё  же  рисует  некую 
внешность для сил зла в языческом представле-
нии, которые вообще не сопоставлялись точно с 
чем-либо pеальным и никогда не изобpажались в 
искyсстве. 
Вслед  за  культом  упырей  и  берегинь,  по 
классификации Б.А. Рыбакова, идет культ Рода и 
pожаниц.  «Кyльт  pожаниц  как  женских  божеств, 
покpовительствyющих  pождению  чего-то  или 
кого-то,  должен  был  быть  многозначным,  в  нем 
могли  пpоявляться  и  чеpты  кyльта  общей 
плодовитости,  и  кyльт  божеств,  помогавших 
pоженицам,  и  агpаpно-магические  пpедставле-
ния  земледельцев  о  богинях  ypожая»  [6,  с.13]. 
Рожаницы  известны  нам  как  палеолитические 
статyэтки  дебелых,  плодовитых  женщин-мате-
pей,  пpаpодительниц,  pодоначальниц  племен. 
Такую  глиняную  статуэтку  описывает  нам  сле-
дующее  сравнение:  Деспот,  однажды  свалив-
шийся  на  голову,  должен  был  пасть,  непре-
менно  разрушиться  и  разлететься  на  куски, 
как  глиняная  языческая  баба…  (В.  Личутин. 
Сукин  сын).  Однако  автор  видит  в  этой 
«языческой  бабе»  только  пережиток  прошлого, 
который 
разрушается 
с 
приходом 
новых 
верований. 
Слышны  в  сравнениях  современных  писа-
телей  и  отголоски  анимизма,  согласно  которому 
каждая  вещь,  а  также  силы  и  явления  природы 
имеют  свой  дух  (или  душу):  Он  (кот)  противно 
выл,  как  подземный  дух,  выл  непрерывно  и  без 
всякого  утомления  (К.  Паустовский.  Кот-
ворюга). 
Аналогичным  образом  глубокий  след  в 
сознании  казахских  авторов  оставила  религиоз-
ная  система  древних  номадов  –  тенгрианство. 
«Тенгрианство  –  это,  прежде  всего,  учение  о 
естественной гармонии природы. Всё сущее есть 
тенгри. Тенгри в тебе самом и возле тебя, он и в 
обычаях,  праздниках,  семейных  торжествах.  Та-
кое  понимание  божества  привело  кочевников  к 
вере, что всё вокруг, все предметы, их окружаю-
щие,  -  одушевленные,  живые.  Каждая  вещь 
обладает 
не 
только 
чувственной, 
но 
и 
сверхчувственной  формой.  Каждый  предмет  – 
символ,  знак  ещё  чего-то  другого,  недоступного 
сознанию»  [7,  с.128].  В  этом  понимании  прин-
ципа всего живого и неживого хранится тайна от-
ношения  казахов  к  своим  предкам.  Считалось, 
что душа умершего покидала тело и становилась 

жүктеу/скачать 3,59 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: