ВОПРОСЫ ЛИНГВИСТИКИ И ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ

ВОПРОСЫ ЛИНГВИСТИКИ И ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ 
 
 
Вестник КАСУ
 
15 
щих качества эффективной речи и требова-
ния к ее участникам.  
Однако  рекомендовать  отечествен-
ные (особенно русские) образцы в качестве 
примера  для  подражания,  с  точки  зрения 
современного  «общечеловеческого»  умо-
настроения,  не  есть  «толерантно»  и  не  в 
должной  мере  «политкорректно».  Чтобы 
избежать подобных  упреков, А.К. Михаль-
ская  ссылается  на  опыт  японских  коллег: 
«Если  обратиться  к  современным  зарубеж-
ным  риторическим  исследованиям,  можно 
увидеть,  что,  например,  японские  культу-
рологи и лингвисты не видят ничего зазор-
ного  в  том,  чтобы,  понимая  ценность  соб-
ственного  (курсив  мой  –  Л.К.)  риториче-
ского  идеала,  рекомендовать  именно  его 
как  основу  коммуникации  будущего»  [там 
же,  185].  И  продолжает:  «Традиционный 
русский  риторический  идеал  имеет  не 
меньшую  ценность  в  свете  перспектив  гу-
манизации логосферы. Однако прежде все-
го  нуждается  в  такой  гуманизации  сама 
отечественная  логосфера,  которая  в  XX 
столетии  претерпела  драматические  воз-
действия  и  разрушительные  изменения. 
Происходила  не  только  "война  слов",  как 
определил  этот  процесс  М.  М.  Пришвин  в 
своих  дневниковых  записях  1917  г.  Совер-
шилось  то,  что  предсказывал  Н.  Ф.  Федо-
ров  (напомним  это):  "Все,  предсказанное 
как  бедствие  при  начале  конца,  –  под  ви-
дом  революции,  оппозиции,  полемики,  во-
обще  борьбы  –  стало  считаться  условием 
прогресса";  освободилась  "страшная  сила 
небратства",  воцарились  "неродственные 
отношения" между людьми» [там же, 186]. 
О  том,  что  прямое  отражение  подобное 
умонастроение получает в логосфере, в ри-
торике,  не  всегда  до  конца  осознается.  К 
чему это привело, мы наблюдаем и сейчас: 
«Агональная и манипулирующая риторика, 
риторика  "борьбы  и  победы"  завершилась 
почти  полной  победой  над  словом.  Тради-
ционный  русский  риторический  идеал  был 
вытеснен  риторической  моделью,  полно-
стью  ему  противоположной»  [там  же].  Ри-
торика-«победитель» теперь с полным пра-
вом  определяет,  какую  речь  считать  со-
вершенной  и  эффективной,  а  общение  – 
успешным.  
А.К.  Михальская  смотрит  на  буду-
щих  носителей  русской  словесной  культу-
ры  с  надеждой  на  их  здравый  смысл  и  за-
канчивает  свое  исследование  на  оптими-
стичной ноте:  «Лишь некоторые, немногие 
сферы  жизни,  по  сути,  отстраненные  от 
политической  жизни,  осознанно  сохраняли 
русский  речевой  образец  как  самостоя-
тельную ценность. Эти сферы – Церковь и, 
пожалуй,  академическая  наука.  Сейчас 
можно  надеяться,  что  отечественная  сло-
весная  традиция  все  же  жива  и имеет  пер-
спективы  возрождения.  Для  того,  чтобы 
эти  перспективы  стали  реальностью,  наш 
современник,  носитель  русской  словесной 
культуры,  должен  сознавать  и  ценность,  и 
своеобразие  своего  речемыслительного  на-
следия, имеющего древнюю историю и бо-
гатые  гармонизирующие  возможности» 
[там  же,  186-187].  От  всей  души  хочется 
разделить оптимизм автора. 
 
ЛИТЕРАТУРА 
1. Аннушкин В.И. Язык и жизнь. – М., 2010 
– 320 с. 
2.  Владимирова  Т.Е.  Речевое  общение  в 
межкультурном  личностном  взаимодей-
ствии.  –  Автореф.  дисс…д-ра  филолог. 
наук. – М., 2007. – 47 с. 
3.  Котова  Л.Н.  Диалог  «автор-адресат». 
Эффективность. 
Культуроспецифич-
ность.  Лингвистические  параметры.  – 
Saarbruсken, 2012 – 341 с. 
4.  Михальская  А.К.  К  современной  кон-
цепции  культуры  речи  //  Филологиче-
ские науки. – 1990. – № 5. – С. 50-60. 
5.  Михальская  А.К.  Русский  Сократ.  –  М., 
1996. – 192 с. 
 
 
 
 

ВОПРОСЫ ЛИНГВИСТИКИ И ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ 
 
 
Вестник КАСУ
 
16 
УДК 821.512.122: 821.512.133 
ЭСТЕТИЧЕСКАЯ ПАРАДИГМА В КАЗАХСКИХ И УЗБЕКСКИХ 
РОМАНАХ 1970-Х ГОДОВ 
Абдуллина Л.И. 
 
Общая  креативная  природа  и,  одно-
временно,  разнонаправленность  современ-
ного  литературного  процесса  свидетельст-
вуют о жизнетворческом характере литера-
туры  суверенного  Казахстана.  Такому 
подъему  предшествовало  много  политиче-
ских  и  собственно  литературных  фактов. 
Исследователями  единогласно  признается, 
что именно 60-70 годы прошлого столетия 
подготовили  почву  для  бурного  расцвета 
литературной  активности  настоящего  пе-
риода. 
Правомерность  выделения  централь-
ноазиатского  хронотопа  обусловлена  общ-
ностью  эстетической  парадигмы  в  бли-
жайшей  истории  народов  стран,  входящих 
в  один  территориально-идеологический 
локус. Вполне закономерно, на наш взгляд, 
что  пространственно-временные  характе-
ристики реального и литературного текста, 
свойственные  разным  художникам  в  раз-
ных  странах  с  общей  исторической  мен-
тальностью,  суммировались  на  хронотоп-
ном уровне произведений. 
В художественной практике авторов, 
наиболее активно включившихся в литера-
турный процесс Казахстана в 1960-70-е го-
ды, разрабатывались адекватные художест-
венные формы, способные  отразить духов-
ную жизнь народа. В проведении историко-
типологических  параллелей  и  жанрово-
тематических «перекличек» в произведени-
ях  представителей  казахской  и  узбекской 
литератур  особый  интерес  представляет 
наличие  общих  духовно-нравственных 
ориентиров,  отразившихся  в  едином  моду-
се  художественных  поисков.  Изучение  по-
этики  хронотопа  позволяет  судить  о  миро-
моделирующем  потенциале  создаваемых  в 
эти временные рамки произведений.  
Разумеется,  на  творчество  писателей 
не могло не повлиять само время, в которое 
они  создавали  свои  произведения  и  кото-
рые  впоследствии  стали  называть  «эпохой 
застоя». По прошествии времени для поко-
ления  читателей  этот  «штамп»  закрепился 
как  негативный  в  характеристике  произве-
дений  на  производственную  тему,  лиди-
рующую  в  литературном  процессе  рас-
сматриваемого  периода.  Однако  в  истори-
ческой  перспективе  литературные  процес-
сы не представляются нам столь однознач-
ными:  происходила  необходимая  «лабора-
торная»,  черновая  работа,  подготавливаю-
щая  высокохудожественные  образцы  про-
изведений,  впоследствии  вошедших  в  со-
ветскую  классику.  Писателям  рассматри-
ваемого  периода  досталось  сложное  идео-
логизированное  литературное  наследство, 
и они взяли на себя смелость и ответствен-
ность  литератора  заново  «открывать»  со-
бытия  и  лица,  коим  сами  были  свидетеля-
ми.  
Первый общий взгляд на наличие ти-
пологических  схождений  в  произведениях 
центральноазиатского  ареала  позволяет 
увидеть, 
прежде 
всего, 
жанрово-
тематические  и  нравственно-эстетические 
параллели.  Присутствие  образа  стихии  в 
любых  ее  проявлениях  и  модификациях 
выполняет  функцию  ключевого  символа 
некоей  силы,  ни  от  кого  не  зависящей.  В 
сознании  читателя  ХХI  столетия  стихия 
ассоциируется  как  природный  катаклизм, 
экологическая  катастрофа,  в  философском 
плане  –  неизбежность,  фатум,  судьба.  Для 
литературы  того  времени  стихия  –  пре-
имущественно  образ  борьбы,  происходя-
щей  внутри  человека,  которая  демонстри-
рует, как человек противостоит природной 
стихии  и  побеждает  ее  благодаря  своей 
нравственной силе и гармонии. Стихия вы-
ступает  своеобразным  фоном,  экстремаль-
ной  ситуацией,  имеющей  служебную 
функцию  своеобразного  хронотопа,  обо-
значая  пространство  и  время,  чтобы  вы-
явить нравственные резервы личности. 
В  1970-90-е  годы  публикуются  про-
изведения  казахстанских  писателей:  «Го-
лубое  марево»  М.  Магауина,  «Пламя»  З. 
Кабдулова,  «Буран»  Тостанова,  «Схватка» 
И.  Есенберлина,  свидетельствующие  об 
интересе  казахстанской  прозы  к  изображе-
нию  нравственных  качеств  личности.  На-

ВОПРОСЫ ЛИНГВИСТИКИ И ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ 
 
 
Вестник КАСУ
 
17 
звания  узбекских  романов:  «Совесть» 
(«Диенат»)  и  «Сокровище  Улугбека»  не 
содержат  такой  явной  номинативной  тен-
денции  в  передаче  образа  стихии,  но  в  их 
содержании  также  основная  коллизия  – 
бескомпромиссная борьба героя с внешней 
силой, в которую  он вовлечен ходом исто-
рии,  отчасти  стихийно.  Улугбек  борется 
против реакционных сил, которые возглав-
ляет  его  собственный  сын;  Отакузи,  от-
стаивая свои позиции, вступает в конфликт 
с  окружающими  его  людьми.  Острые  кон-
фликтные  ситуации  лежат  также  в  основе 
произведений и других авторов: романа У. 
Хашимова  «Где  свет,  там  и  тень»,  романа 
Х. Гуляма «Вечность».  
Параллельные  художественные  про-
цессы,  происходившие  в  казахской  и  уз-
бекской романистике  данного периода, об-
наруживаются  в  жанрово-тематических 
акцентах  созданных  в  это  время  произве-
дений.  Большие  эпические  полотна  стано-
вятся  творческой  лабораторией  для  авто-
ров, делающих выбор именно на жанре ро-
мана, дающем свободу для раскрытия лич-
ности  персонажа,  эволюции  характера  на 
фоне  противоречивых  общественных  кол-
лизий  времени.  Синтетическая  природа 
романа позволяет совмещать разные стили-
стические  доминанты,  такие,  как  лироэпи-
ческая,  историко-приключенческая,  лю-
бовная.  
Сам выбор темы, связанный с совре-
менным  историческим  процессом,  делает 
вполне  уместным  употребление  риториче-
ских  интонаций  и патриотических  полити-
ческих формул. Вместе с тем, очевидна по-
пытка  писателей  в  изображении  характера 
человека  освободиться  от  односторонно-
сти,  социального  схематизма,  надуманно-
сти.  Стремление  отобразить  жизнь  во  всех 
ее  противоречиях  и  сложностях  лежит  в 
основе  лучших  традиций  узбекской  лите-
ратуры  и  отчетливо  прослеживается  в  ро-
манистике  1970-х  годов:  в  этот  период  уз-
бекскими  писателями  было  создано  более 
чем  50  романов,  цифра  для  того  объема 
литературной  продукции  поистине  колос-
сальная.  Сдвиг  от  внешнего  видения  во 
внутренний свидетельствует о способности 
и автора, и его героя объективировать себя 
и осознавать собственное пристрастное ви-
дение, а также предполагает одновременно 
самоотстранение и приближение к природ-
ному миру. Автор уже не осознает себя ис-
ключительно  частью  этого  «суетного»  ми-
ра, а делает попытку возвыситься над ним. 
Таким  образом,  мы  имеем  кругообразную 
структуру,  восходящую  к  желанию  «авто-
ра»  показать  человека  одновременно  со-
предельного  природе  и  уклоняющегося  от 
ее путей, что являет  собой пример диалек-
тики внешнего и внутреннего взгляда. 
Какие  бы  аспекты  и  проблемы  не 
поднимались в произведениях тех лет, будь 
это  романы  исторические,  историко-
общественные, нравственно - психологиче-
ские, – в центре их стоит человек с его от-
ветственностью  перед  обществом,  перед 
самим  собою  и  своей  совестью.  Большое 
распространение  получил  в  казахской  и 
узбекской  литературе  жанр  исторического 
романа,  в  центре  которого  жизнь  конкрет-
ного,  чаще  исторического  лица:  «Доктор 
Дарханов»  З.Шашкина,  «Сокровище  Улуг-
бека»;  немало  произведений,  являющихся 
плодом  творческой  фантазии  писателя 
«Алмазный пояс» П. Кадырова, «Вечность» 
Х.  Гуляма,  «Где  свет,  там  и  тень»  У.  Ха-
шимова, «Совесть»  А. Якубова, но и в них 
налицо  опора  на  историческую  правду. 
Помимо  социально-философских  обобще-
ний,  присущих  литературе  этого  периода, 
современный читатель, безусловно, заинте-
ресуется  судьбой  отдельного  человека,  ко-
торая  так  тесно  переплетается  с  судьбой 
народа.  
Остановимся  на  текстологическом 
анализе  романа  Тахави  Ахтанова  «Буран». 
Тахави Ахтанов – представитель поколения 
казахских  писателей,  чья  литературная 
биография складывалась в период Великой 
Отечественной  войны.  За  роман  «Буран» 
(1965)  автор  удостоен  Государственной 
премии Казахской ССР имени Абая, произ-
ведение  было  переведено  на  немецкий, 
персидский  языки,  а  также  на  языки  наро-
дов СССР. В романе номинация заглавия – 
«буран»,  образ  стихии  –  способствует  пе-
редаче  не  только  внешних  перемен,  свя-
занных  с  конфликтами  в  процессе  произ-
водства. Порой стихия персонифицирована 
и предстает как образ-персонаж, с которым 
герой  вступает  в  поединок:  «Упрямый, 
бесконечный  ночной  буран,  оторвавший 
Коспана от всего живого в мире, гасит вос-

ВОПРОСЫ ЛИНГВИСТИКИ И ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ 
 
 
Вестник КАСУ
 
18 
поминания  и  все  дальше  втягивает  его  в 
свою гигантскую зловещую воронку» [1]. 
В раскрытии характера своего совре-
менника,  человека  труда  Ахтанов  выбрал 
художественно  верную  интонацию,  прав-
доподобно  передающую  нелегкую  судьбу 
казахского  чабана  Коспана.  Прежде  всего, 
следуя  жанрам  устного  народного  творче-
ства, характер главного героя раскрывается 
в  параллели  с  картиной  разыгравшейся 
зимней  стихии.  Прием  не  новый,  но  под 
пером  мастера  он  высвечивает  новыми 
гранями.  
Пространство  и  время,  очерченные 
границами  природной  стихии,  локализуют 
и,  одновременно,  делают  художественно 
объемными  эмоции  и  размышления  персо-
нажа. Трехдневная  борьба  со  стихией  кон-
центрирует  внимание  читателя  на  поведе-
нии героя, оставшегося  один на один с об-
стоятельствами,  которые  он  не  в  силах  из-
менить.  Вместо  трафаретных  патриотиче-
ских фраз, которые, кстати, тоже имеются в 
тексте  романа,  размышления  Коспана 
вполне  достоверны,  благодаря  непритяза-
тельности  о  отсутствии  претензий  персо-
нажа на роль героя. Открытием художника 
стала попытка показать «динамику мысли» 
персонажа,  прежде  всего,  посредством 
внутренних  монологов.  Для  современной 
Ахтанову литературной традиции это было 
новаторским приемом, благодаря которому 
характер  его  героя  преодолевает  статич-
ность,  клишированность  литературных 
персонажей большинства произведений тех 
лет.  
По-новому  воспринимается  и  став-
шая  схематичной  и  обязательной  антитеза 
«герой-труженик  и  руководитель  -  консер-
ватор». В романе Т. Ахтанова чабан Коспан 
противопоставлен  «главному  человеку 
района» Касбулату, причем избежать опре-
деленной  заданности  в  раскрытии  этого 
противостояния  автору  помогает  функцио-
нальная  насыщенность  временных  и  про-
странственных 
характеристик. 
Герои-
антиподы показаны сначала друзьями, при-
чем  отношения  эти  складывались  в  слож-
ное военное время: «Давняя дружба связы-
вает  простого  чабана  с  его  бывшим  фрон-
товым командиром. Разумеется, дружба эта 
скреплена  кровью,  общей  опасностью,  об-
щей  борьбой,  но  существует  между  ними 
еще  какое-то  особое  взаимное  тяготение, 
какое-то душевное влечение, и это несмот-
ря на то, что и на войне и после их разделя-
ла субординация» [1].  
Используя 
прием 
несобственно-
прямой  речи,  автор  пытается  передать  не-
простые  отношения  между  героями: 
«Впрочем,  не  всегда  между  Коспаном  и 
Касбулатом  были  такие  безоблачные  от-
ношения.  Было  время,  когда  Коспан  не 
смел поднять глаза на друга, да и Касбулат 
старательно  отводил  взгляд  при  встречах. 
Еще  и  сейчас  сердце  Коспана  болезненно 
сжимается, когда он вспоминает о тех вре-
менах,  но  он  не  злопамятен.  Виноват  ли  в 
чем-нибудь  Касбулат?  Может  быть,  время 
виновато?  Время  прошло,  и  Касбулат  вер-
нулся  к  нему,  вновь  зовет  его  дружеской 
фронтовой  кличкой  «Верзила»,  бьет  по 
плечу»  [1].  Читатель  заинтригован  наме-
тившимся  конфликтом  и  ждет  авторского 
комментария и сюжетной развязки. 
Характер Касбулата ориентирован на 
идеологию  приспособленчества,  однако  он 
не настолько статичен, как это может пока-
заться на первый взгляд. Опять же посред-
ством внутреннего монолога автор переда-
ет сомнения Касбулата и объясняет его по-
стоянное  стремление  к  общению  с  Коспа-
ном:  «И  откуда  у  него  появились  эти 
склонности, не свойственные руководящим 
лицам,  –  уму  непостижимо.  Откуда  бы  ни 
взялись,  –  но  ему  всегда  хочется  видеть 
этого молчуна с его нерешительной, почти 
детской  улыбкой.  Всегда  он  чувствовал  за 
его молчанием какую-то редкую душевную 
ясность. Даже смотреть на него приятно – в 
каждом  движении  сквозит  что-то  простое, 
мудрое и успокаивающее». 
Свободного от идеологических шор и 
забот  карьерного  роста  Коспана  заботят  в 
первую  очередь  нравственные  ценности, 
которые  дают  герою  основательность  и  в 
то  же  время  возможность  духовного  об-
новления  и  развития.  Ретроспективные 
описания  трагического  прошлого,  воспо-
минания  о  войне  и  лишениях  в  плену,  вы-
свечивают стоические черты личности пер-
сонажа.  
Он не останавливается на постоянной 
скорби  и  несправедливости,  выпавших  на 
его долю. Несломленный, Коспан способен 
двигаться  дальше,  заботясь  о  судьбе  тех, 

жүктеу/скачать 2,01 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: