9
И вот опять я совершил половину кругосветки, чтобы на этот раз оказаца в Китае, а
именно в Пекине.
В нашей команде по пинпонгу отличные ребята, из семей разного остатка, но ко мне
относяца по доброму. Да и китайцы тоже нормальные, вотличие от тех узкоглазых во Вьетнаме.
Первое: одеты акуратно, сами чистые, вежливые. Второе: никто не пытаеца меня укокошить.
Госдеп приставил к нам спецально обученного человека, который обьесняет, как себя
везти с китайцами, но из всех, с кем я тут познакомился, он единственный не добрый. А проще
сказать, говнюк. Мистер Уилкинс – вот как его зовут, усики тонкие, всюду ходит с кейсом,
вечно озабочен, хорошо ли у него ботинки надраены, не разошлись ли стрелки на брюках,
свежая ли рубашка. Готов поспорить, он и на зад на свой по утрам глянец наводит.
Мистер Уилкинс меня совсем задолбал.
– Гамп, – говорит, – когда китаец тебе кланяеца, поклонись ему в ответ. Гамп, что за
пятна у тебя на брюках? Гамп, за столом ведешь себя как свинья.
В последнем пункте, может, он и прав. Китаезы едят двумя палочками – много ли таким
манером до рта донесешь, кой-что, бывает, и уронишь. Немудрено, что среди местных не видно
толстяков. До сих пор не научились вилкой есть.
Короче, сыграли мы множество партий против китайцев, а у них, надо сказать, есть клас-
ные игроки. Но мы ведь тоже в этом деле собаку съели. Почти каждый вечер нас развлекают:
то на ужин куда-нибудь свезут, то на концерт – музыку послушать. А однажды пригласили в
ресторан «Утка по пекински», спускаюсь я в вестебюль, а мистер Уилкинс мне и говорит:
– Гамп, вернись к себе в номер и смени рубашку. В тебя как будто едой кидали.
Ведет меня к стойке, находит китайца, который по-нашему кумекает, и велит ему напи-
сать ероглифами «ресторан утка по пекински», чтоб я мог эту бумашку показать таксисту.
– Мы поедем в перед, – говорит мистер Уилкинс. – А ты предъявишь эту записку води-
телю, и он доставит тебя ко входу.
Побежал я к себе, переоделся. Возле гостиницы умудрился схватить такси, отъезжаем.
Шарю по карманам – и сображаю, что записка осталась в той засаленной сорочке, а мы уже
чуть ли не в центре города. Таксист постоянно оборачиваеца ко мне, что-то лопочет по ихнему
– интересуеца, видимо, куда едем, я ему втолковываю: «утка по пекински, утка по пекински»,
а он плеснул руками и повез меня на эскурсию по городу.
Колесили мы не менее часа и, доложу я вам, доскопримечательностей насмотрелись от
души. Наконец постукал я водилу пальцами по плечу, снова говорю «утка по пекински» и машу
руками, как утка крыльями. Тут он прямо расцвел, закивал – и вперед. То и дело на меня
оборачиваеца, а я знай крыльями хлопаю. Примерно через час остановился, гляжу я в окно –
и вижу, что он за каким-то чертом привез меня в аэропорт!
Ну, время позднее, смеркаеца, а я не ужинал даже, в брюхе урчит, проезжаем какой-то
ресторан, и я говорю таксисту, чтобы он меня тут высадил. Протягиваю ему пачку выданных
нам местных денег, он часть мне вернул – и укатил.
Вошел я в ресторан – и словно на другой планете очутился. Подходит местная дамочка,
смотрит как-то из подлобья и дает меню, а там одни ероглифы; не много поразмыслив, наобум
ткнул пальцем в четыре названия, а может, в пять – решил, что хоть одно кушанье окажеца
съедобным. На самом деле, все оказались довольно вкустными. Смёл я их подчистую, распла-
тился, вышел на улицу и думаю, в какой же стороне моя гостиница. Двинулся своим ходом,
топал не менее часа – и дождался, что меня повязали.
Очнулся в тюряге. Здоровенный китаеза, который по нашему говорил, завел со мной
беседу, начал сигареты предлагать – такие подходцы в старых фильмах показывают. Вызво-
У. Грум. «Форрест Гамп»
48
лили меня только на следущий день: в тюрьму приехал мистер Уилкинс, битый час убалтывал
китайцев, и меня отпустили. А мистер Уилкинс как с цепи сорвался.
– Ты хоть понимаешь, Гамп, что тебя приняли за шпиона? Ты соображаешь, какие это
может иметь послецтвия для наших инициатив? Ты совсем дебил?
Надо было ему обьеснить, что я просто идиот, ну да ладно. Короче, после того случая
мистер Уилкинс купил на улице большой воздушный шар и за веревочку привязал мне к пуго-
вице, чтобы меня «не опускать из виду». А по мимо этого, пришпилил мне на лацкан записку,
в которой говорилось, кто я такой и где остановился. Так я и ходил как дурак.
Однажды загрузили нас в автобус и вывезли за город, на реку, где с торжественным видом
уже стояло множество китайцев, по той, как мы узнали, причине, что там присутствовал самый
главный китаец, председатель Мао.
Этот председатель Мао, толстяк, вылитый Буда, снял пижаму, оставшись в одних трусе-
лях, и нам обьевили, что, мол, председатель Мао в честь своего ебилея (у него как раз день-
рожденье было, восемьдесят лет) самостоятельно переплывет реку, а мы станем отчевидцами
эпохиального события.
Короче, председатель этот зашел в воду и поплыл, все начали фотографировать, китайцы
вобще бились в икстазе. Доплыл он до середины, остановился, поднял руку и стал нам махать.
Все замахали ему в ответ.
Но примерно через минуту он снова помахал, и все точно также.
Вскоре председатель Мао помахал в третий раз, и тут до народа стало доходить, что он
не просто машет, он же тонет!
И когда все доперли, что дело – в швах, мне открылось, что такое китайская полундра.
Толпа сиганула в воду, от другого берега отделились лодчонки, каждый, кто остался на берегу,
рыдал, метался из стороны в сторону, хватался за голову, а я и говорю себе: какого черта – с
берега же видно, где старик под воду ушел. Скинул я ботинки – и в реку, обогнал китайцев и
подплыл к тому месту, где председатель утоп. Рядом лодки кружат, гребцы что-то высматри-
вают, да только это гиблое дело, посколько вода в реке бурая, как помои.
Короче, нырнул я раза три-четыре и, конечно, наткнулся под водой на этого старикана.
Вытащил его на поверхность, тут и китаезы подоспели, втянули своего председателя в лодку –
и с глаз долой. Про меня не вспомнили даже, пришлось самому обратно выгребать.
Зато на берегу ко мне кинулись все зрители, которые скакали и плакали, но уже от радо-
сти, стали меня хлопать по спине, подхватили на руки и донесли до автобуса. Но стоило нам
выехать на шоссе, как бросаеца ко мне мистер Уилкинс и говорит: безмозглый типо жирдяй,
неужели неясно, что для Соединенных Штатов было бы как подарок, кабы этот сукин сын уто-
нул, да только ты, Гамп, лишил нашу страну такого шанса!
Похоже, снова я облажался. Ну, не знаю. Я старался как лучше.
Турнир по пинпонгу подошел к концу, я уже потерял счет нашим победам и порожениям.
Но что было дальше: вытащив из реки председателя Мао, из меня сделали чуть ли не народного
героя китайцев.
– Гамп, – сказал мистер Уилкинс, – похоже, твой идиотизм обернулся благом. Мне сооб-
щили, что китайский посол готов начать переговоры на предмет восстановления дипломати-
ческих отношений с нашей страной. Кроме того, китайцы собираюца устроить в твою честь
грандиозный парад в центре Пекина, и я расщитываю, что ты будешь вести себя достойно.
Парад устроили через два дня, это надо было видеть. Улицы запрудило около милли-
арда китайцев, и при моем прохождении все начинали махать и кланяца. Парад должен был
завершица возле Гомыньдана, это типо китайский Капитолей, где председатель Мао собирался
лично выразить мне благодарность.
У. Грум. «Форрест Гамп»
49
Когда мы добрались до места, председатель, полностью обсохший, был уже там и встре-
тил меня с распростертыми. К обеду накрыли огроменный стол, меня усадили рядом с самим
председателем. За едой он повернулся ко мне и говорит:
– Я слышал, вы были во Вьетнаме. Позвольте спросить, что вы думаете об этой войне?
Переводчик мне это перевел, я не много подумал и решил: какого черта? Не хочешь
услыхать чесный ответ – не спрашивай, и говорю:
– Я думаю, что война – это куча дерьма.
Переводчик обратно ему переводит, председатель Мао даже в лице изменился, смот-
рит на меня с любопыцтвом, но затем глаза вспыхивают огоньком, сам расплываеца в широ-
кой улыбке, жмет мне руку и кивает, как китайский болванчик с башкой на пружинке.
Нас, конечно, много фотографировали, а потом наше изображение обошло все американские
газеты. Но я никому не признался, что же именно вызвало у председателя такую улыбку.
В день отъезда выходим мы из гостиницы, а на улице – скопище народу, все нас прослав-
ляют, оплодируют. Вгляделся я в толпу и вижу: стоит мамаша-китаянка с маленьким сыниш-
кой на руках, а мальчуган у нее – реальный монголоидный идиот, глазки в кучку, язык высунул,
слюни пускает, бормочет не весь что, как и положено даунам. Тут я не выдержал. Хотя мистер
Уилкинс нас инкрустировал никогда не приближаца к китайцам без спросу, я ринулся вперед,
нашарил в кармане два пинпонговских маячика, один вытащил, шариковой ручкой поставил
на нем от себя крестик и протягиваю этому мелкому. Тот, конечно, первым делом рот разинул,
но все быстро устаканилось, и он ручонкой ухватил меня за пальцы. А сам улыбаеца до ушей –
и что я вижу: молодая мамаша еле слезы сдерживает, лопочет по-своему, и наш переводчик мне
обьесняет, что мальчонка впервые в жизни улыбнулся. Наверно, я много чего мог бы поведать
его матери, да только времени не было.
Короче, повернулся я, чтобы присоеденица к нашим, а мальчуган поиграца решил: бро-
сил пинпонговский мячик и угодил прямо мне в затылок. Надо же было такому случица, что
кто-то поймал этот момент в объектив, и, конечно, снимок тут же появился в газетах, при чем
с такой подписью: «Юный китаец выражает ненависть к американским капиталистам».
Короче, мистер Уилкинс выскочил в перед, чтоб меня оттащить, и вскоре мы уже пошли
на взлет. А перед посадкой в Вашингтоне он еще мне сказал:
– Тебе, Гамп, наверно, известен китайский обычай: кто спас жизнь китайцу, тот будет за
него в ответе до конца своих дней.
А в самолете сел рядом со мной и гаденько так ухмыляеца. Тут нам сказали оставаца
на местах и пристегнуть ремни без опастности. Смерил я взглядом своего соседа – и устроил
мощнейшую газовую атаку. Треск был – как пулеметная очередь. Мистер Уилкинс глаза выпу-
чил, раскудахтался, стал обмахиваца и попытался отстегнуть ремень.
Красотка-стюардесса подбежала проверить, что у нас стряслось: мистер Уилкинс отду-
ваеца, кашляет, и тут я тоже принялся разгонять руками газы, воротить нос и, указывая на
мистера Уилкинса, громогластно требовать: «Кто-нибудь, откройте же окно!» Мистер Уилкинс
весь побагровел, запротестовал и тычет пальцем в мою сторону, но стюардесса только улыб-
нулась и пошла обратно на свой шесток. Отплевавшись, мистер Уилкинс поправил воротник
сорочки и в пол голоса прошипел: «Гамп, это мерзкое хамство». А я знай ухмыляюсь и в перед
смотрю.
После той поездки отправили меня все туда же, в Форт-Дикс, но в Кочегарку загонять не
стали, а обьевили, что мне светит досрочная дебилизация. И в щитаные дни отпустили на все
четыре стороны. Дали денег на билет и даже на карманные расходы. Пришло время решать,
как жить дальше.
У. Грум. «Форрест Гамп»
50
Первым делом следовало заехать домой и проведать маму, которая мыкалась в бого-
дельне. Затем нужно было спланировать не большой креведочный бизнес и как дальше строить
свою жизнь, но все мои мысли возвращались к Дженни Каррен, застрявшей в Гарварде. По
дороге на станцию я прощитывал здравые решения. Но когда подошла моя очередь в кассу, я
сказал: «Один до Бостона». Здравое решение – не всегда самое правильное.
У. Грум. «Форрест Гамп»
51
Достарыңызбен бөлісу: |