Перифраздары

310
нему (Луначарскому) питаю слабость – черт возьми, 
какие глупые слова: питать слабость!» – «Оған дегенде 
менің əлсіздігім бар» – сайтан біледі «əлсіздігім бар 
деудің өзі де сөз емес» – «Менің саған дегенде көңілімнің 
бостығы бар, түу, сайтан алғыр, «көңілімнің бостығы» 
деген қандай топас сөз»; «Написано пером не вырубить 
топором» – «Қаламмен жазғанды балтамен шауып 
тастай алмайсың» – «Қаламмен жазғанды балтамен 
де шауып тастай алмайсың»; «На ошибках учимся» – 
«Қателіктен сабақ аламыз» – «Қателікті жөндей 
отырып үйренеміз»; «Талантливый, но ленивого ума» – 
«Талантты халықпыз, бірақ ақылымыз жалқау» – 
«Талантты халықпыз, бірақ ақылға жалқаумыз»; «не 
лезет на стену из-за лишной обиды» – «Жеке наразылық 
үшін ашуланбайтын, орынсыз ешқайда өрмелемейтін 
адам екен» – «Өз басының реніші үшін басын тасқа 
соқпайтын адам екен»; «Тонкое чутье на правду» – 
«Оның шындықты табуға шеберлігі бар» – «Ол 
шындықты сезгіш адам»; «настроение – не малая 
вещь» – «көңіл аз нəрсе емес» – «көңіл күйі деген аз 
нəрсе емес»; «вырваны с корнем» – «түпкі тамырымен 
жұлынған» – «тамырымен жұлынып алынған»; «сегодня 
по головке никого нельзя гладит – руку прикусят» – 
«басынан сипауға болмайды, қолыңды тістеп алады»; 
«не мог раскусить» – «сезе алмай-ақ қойдым» – «тани 
алмай-ақ қалдым»; «с меня хоть кожу сдерите» – «менің 
терімді жыртыңыз»– «менің жон терімді сыпырып 
алсаңыз да» и т.д. В работе дан исчерпывающий 
список перевода образных словосочетаний двумя 
переводчиками. При таком сопоставлении наблюдается в 
первую очередь этапы развития казахского литературного 
языка и влияние на него переводной литературы. Если 
в 30-х годах у нас не были еще узаконены отдельные 
обороты для передачи смыслового комплекса слов 

311
горьковской стилистики, так удачно запечатлевших 
движение и манеру действия вождя, как «стоит фертом», 
«победоносно-петушиное», «великое дитя», «окаянный 
мир», «всевидящий глаз», «просит, как правда», «густо 
говорить» и т.д., которые большей частью переводились 
описательно, то в 60-х годах уже появились подобные, 
почти трафаретные сочетания, благодаря которым общий 
тонус перевода максимально приближается к оригиналу. 
Не говоря об отдельных неудачах переводчиков, мы 
обязаны отметить, что оба они подошли к своему делу 
вполне творчески, не стесняя себя узкими рамками 
буквализма, но каждый из них придерживается принципа 
своего времени.
Сопоставление подхода двух переводчиков дает 
богатый материал для наблюдения и исследования. 
Однако эти сопоставления могут иметь различный 
характер. Если в случае перевода очерка «В.И. Ленин» 
нам пришлось сравнивать труды двух переводчиков, 
отдаленных друг от друга в отношении фактора времени 
стали свидетелями вытекающих отсюда стилистиче-
ского разнобоя, то сравнивая два перевода рассказа 
М. Горького «Рождение человека» мы выявили отличия 
труда переводчиков совершенно иного аспекта.
Перед нами перевод данного рассказа за 1936 год. 
Переводчик Г. Мусрепов является наиболее яркой 
личностью в области казахского художественного слова. 
В своем творческом пути он был одним из поклонников 
гения М. Горького и свои творческие искания направлял 
по пути его писательской традиции. Романтический 
дух горьковских творений воодушевлял и развивал его 
писательское дарование до той степени, что Г. Мусрепов 
впоследствии стал соперничать с М. Горьким, в лучшем 
смысле этого слова в создании шедевров казахских 
художественных рассказов.

312
Как было сказано выше, Г. Мусрепов начав с перевода 
рассказов Горького о матери, в дальнейшем, продолжал 
этот цикл своими собственные произведениями. 
Г. Мусрепов законный наследник М. Горького в области 
казахской советской литературы. Это дало ему право при 
переводе творчества Алексея Максимовича несколько 
авторизованно подойти к его сюжетам. Так, если у 
Горького рассказ «Рождение человека» начинается 
словами: «Это было 92-м, голодном году, между
Сухумом и о Чемчирами на берегу реки Кодер, не далеко 
от моря – сквозь веселый шум светлых вод горной речки 
ясно слышен глухой плеск волн...» и т.д., то Мусрепов 
начинает свой перевод с совершенного не похожего на 
описы ваемое писателем пейзажа, но психологически 
вполне гармоничного с лейтмотивом рассказа «с левого 
бока у меня появилась сплошная, черная дымящаяся 
туча. От ее тяжести казалось, что земля извивается как 
змея, нахмурив сердито брови...» (подстр. перевод наш).
Сам Г. Мусрепов писал по этому поводу «включая в 
сборник своих рассказов и два перевода из Горького, я 
не соблюдал строго весь буквальный смысл оригинала, 
а лишь придерживался основного канона и когда нужно 
добавлял или сокращал по своему усмотрению». Таков 
принцип подхода Г. Мусрепова, как переводчика.
Другой перевод рассказа сделаны Г.Оспановым, 
профессиональным кадром переводческого дело, в 
отличие от Мусреповского текста передает все слова 
и обороты оригинала в максимальной точности. Он не 
отходит от текста и не допускает той вольности, которая 
свойственна Г. Мусрепову – писателю. Если нужно 
передать шум морских волн, щебетанье птиц, пепельно-
серый цвет песка, вид кизиловой палки, стук ног при 
ходьбе по твердой почве, то Г. Оспанов добросовестно 

313
описывает все эти подробности и позволяет себе лишь 
изредко заменить детали, которых невозможно передать 
аналогичной лексической величиной казахской речи. Но 
такая пунктуальность стоит ему качества художествен-
ного перевода, ибо за этим перечислением подробностей 
наступает и серость текста, нагроможденность идеи, 
обычная газетная статистика. Буквализм поглощает 
гармонию и стройность оригинала, так как при переводе 
стилистические ресурсы другого языка не всегда 
соответствуют оригиналу и словесные элементы требуют 
иной синтаксической конструкции и связи. Но все же 
надо отдать должное переводчику, он верен оригиналу и 
содержание рассказа передает без ущерба. Что касается 
вольных интерпретаций текста Г. Мусрепова, то здесь 
мы выигрываем в художественности произведения. 
Однако до читателя доходят не все моменты, которых 
счел нужным описать сам Горький. И на наш взгляд 
это является одним из недочетов вольного перевода в 
особенности по отношению к творчеству классиков. 
Разумеется, не случайно Горький применяет эпитеты: 
«веселый», «светлый», «глухой», «горный, «морской» и т.д. 
Впереди существительных «шум», «вода», «плеск», 
«волна» и т.д. Переводчик обязан придавать значения 
подобным сочетаниям, но делать это умело, творчески, 
иначе «веселый шум», «светлая вода», «глухой плеск 
волн» благодаря буквализму могут зазвучать на 
казахском языке совсем не по-горьковски, вызывая 
совершенно другую ассоциацию. Это мы говорим 
потому, что у казахов шум вовсе не имеет эпитета или 
же употребляется с усилительной частицей как: «у-шу, 
айғай-шу, шу-шу», а вода не может быть светлой, ибо 
его прозрачность (мөлдір су) наоборот ассоциируется 
с темным цветом как мөлдір қара в значении черным-

314
черно. По видимому такое определение воды связано с 
глубиной водоемов – «қара су», буквально «черная вода», 
т.е. не проточечная глубокая вода. Что касается глухости 
плеска воды, то это вовсе не воспринимается казахами, 
как нечто реальное явление, ибо глухим могут быть 
только люди или животные, которые должны слышать 
звук, а не сам звук, как это допустимо в русском языке.
Все это, однако, не значит, что подобное образное 
словоупотребление М. Горького должны оставаться в 
стороне из-за своей «непереводимости». Реалистический 
перевод предусматривает и передачу таких сугубо 
специфичных национальных образов мышления путем 
адекватного использования аналогичных средств 
дру-гого языка. В этом отношении подход писателя 
Г. Мусрепова как творческого переводчика оправды-
вается в большей степени, чем сухой, черствый перевод 
добросовестного труженика перевода.
Факты языка перевода упомянутого рассказа в 
изобилие введены в самой диссертации. Здесь же нам 
хочется заключить из сказанного выше то мнение, что 
перевод вольный и перевод дословный не должны 
бытовать как две самостоятельные пути переложения 
текста с языка на язык. В зависимости от степени 
художественности переводимого материала необходимо 
прибегать как к тому, так и к другому пути, все 
больше сочетая их в своем творчестве. Содержание 
переводимого материала должно дойти до читателя, без 
ущерба, а вольность переводчика должно иметь свою 
границу в рамках предложений и оборотов, подборе 
изобразительных средств национального языка.
Таковы вкратце наши наблюдения над переводом 
рассказа М. Горького «Рождение человека».

315
ВЫВОДЫ
Объектом нашего исследования мы выбрали 
перевод произведения М. Горького, основоположника 
социалистического реализма советской литературы. 
М. Горький был духовным отцом и казахской советской 
прозы. Всем известны требования М. Горького к языку 
художественного произведения, а также его заботы о 
взаимном обогащении многонациональной советской 
литературы через посредство обмена творческим 
опытом, и разумеется через перевод.
В практической деятельности переводчика наиболь-
шая трудность сопряжена с передачей с языка на 
язык крылатых, образных словоупотреблений и идио-
матических оборотов. Уяснение сути фразеологических 
единиц родного языка способствует лучше ориен-
тироваться в фразеологизмах переводимого языка, 
тем более образных словоупотреблений в индиви-
дуализированной речи писателя.
М. Горький, вышедший из гущи народной среды, 
является великолепным знатоком русского общена-
родного языка в целом и его орнаментальных, 
стилистически изощренных арсеналов поэтической 
речи в частности. Немало шедевров художественного 
речетворчества, излюбленных образных выражений 
мы находим в самом творчестве М. Горького. Проблема 
перевода и передачи на казахский язык подобных 
изюминок речи писателя является важнейший задачей 
исследования филолога.
В заключение нам хочется отметить, что благодаря 
изучению перевода разных по характеру и объему 
произведений писателя разными переводчиками в 
разное время, удалось выявить новые стилистические 

возможности нашего языка для передачи самых тон-
чайших нюансов русской речи. А именно, языка 
такого великолепного мастера художественного слова, 
как А.М. Горький содержит принципиальные точки 
зрения исследователя по поводу адекватного, вольного, 
дословного, калькированного, эквивалентного и реалис-
тического переводов, что явиться своего рода лептой в 
общий фонд теории перевода. Немаловажное значение 
имеет также уяснение сути вопроса о наличии двух 
начал в переводческом деле, представляющем синтез 
науки и искусства.
В процессе исследования объекта установлено, что 
изучение творческого пути перевода носит общефи-
лологический характер. Теория перевода также как 
лингвостилистика, зиждется на стыке языкознания и 
литературоведения, и опираясь на эти два крыла, как 
птица, парящая в синеве, открывает доселе невидимые 
законы науки о языке и стиля.

317

жүктеу/скачать 1,63 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: