Мы довольно долго трудились над этим фильмом, павильоны снимались в
Ленинграде, натура в Казахстане, монтаж и озвучание происходили в Москве.
За это время, подружившись с Шакеном и полюбив его, я хорошо узнал его
своеобразные человеческие черты, самобытный характер. Это был очень жиз-
нелюбивый человек, умный, образованный, веселый, общительный, азартный
в играх, какие бы они ни были, будь то шахматы или что иное — он играл очень
хорошо и увлеченно. Шакен всем своим существом любил искусство, и в этом
он был всегда серьезен и вдумчив.
Исполнение Аймановым роли Джамбула было блистательным. Когда не-
сколько лет спустя он был удостоен звания народного артиста СССР, эта работа,
естественно, тоже принималась во внимание.
Прекрасный актер театра и кино, Шакен Айманов, как известно, стал впо-
следствии кинорежиссером. В связи с этим фактом мне вспоминается неболь-
шой эпизод из нашей жизни во время съемок «Джамбула». Как-то, примерно в
середине съемок, мы возвращались с Шакеном со студии. Он сидел в машине
необычно для него задумчивый, молчаливый. И вдруг задал мне вопрос: «Как
Вы думаете, я смогу стать режиссером кино?». Я горячо поддержал его, ска-
зав, что у него для этого есть все данные — большое дарование, театрально-
кинематографический опыт, культура, огромная творческая фантазия, знание
специфики кино. Я говорил: «Кому же, как не тебе и не Мажиту Бегалину (впо-
следствии окончившему ВГИК) создавать казахское киноискусство?».
С любовью и огромным интересом я следил за дальнейшим творческим
путем Шакена Айманова, за поставленными им фильмами, за неустанным его
стремлением найти в каждой картине что-то новое для себя. Я смотрел каж-
дую новую картину Айманова и с радостью видел, как росло его мастерство
постановщика, как все глубже и ярче раскрывались в его картинах события и
характеры. От фильма к фильму Шакен рос как режиссер, и, увы, последняя
его картина — «Конец атамана» — стала закономерной вершиной его творче-
ства. Этот фильм получил всеобщее признание и любовь зрителей.
Шакен много сделал для казахского и всего советского искусства. Но надо
было лично знать его, чтобы ощутить ту глубокую горечь утраты, которую ис-
пытали все, узнав о его гибели. Шакен был — сама жизнь. Необыкновенно
подвижный и многоликий, он при каждой встрече производил новое впечат-
ление. Он бывал удивительно разным — оттенкам его настроения «не было
числа». Все в нем было первозданно, свежо, редкое чувство юмора, рождав-
шего яркие, запоминавшиеся остроты, неожиданные поступки, идеи…
218
Òîïæàðªàí
219
ІІ. Жизнь в искусстве
Во всех отношениях это был самородок, богом данный талант. Вокруг него
никогда не было скуки, бездействия. Обаяние его было беспредельным.
Из книги «Кино и вся жизнь», 1994
Олжас СУЛЕЙМЕНОВ ,
Олжас СУЛЕЙМЕНОВ ,
народный писатель Казахстана,
лауреат Государственной премии Казахстана
Ñëîâî î Øàêåíå
Í
а съемочной площадке все его звали — Шакен Кенжетаевич. Вне ра-
боты многие, даже моложе его — Шакен. Но на «ты» к нему имели
право обращаться только друзья, близкие по возрасту — Мажит Бегалин, Сул-
тан Ходжиков. Или такие признанные аксакалы, как Габит Мусрепов.
В 60-х годах кино привлекло к работе многих писателей. Некоторых авторов
находил сам Шакен. Так, в 63-м он пригласил и меня, прочтя мое стихотворение
«Одна война закончилась другой…». Он предложил по нему написать сценарий.
Дело для меня новое, но я согласился попробовать. Как оказалось, стихи писать
легче. Год работы, десяток вариантов. Множество обсуждений на «Казахфиль-
ме» и Госкино СССР. С какими-то замечаниями оппонентов соглашался Шакен,
но не соглашался я. И наоборот. Много, на мой взгляд, интересных сцен и диало-
гов было вычеркнуто цензурой. Например, мы с Шакеном хотели впервые в со-
ветском кино показать сцены депортации северокавказских народов в Казахстан
зимой 1944 года. Отстаивали сколько было сил. Москва не пропустила. Остались
обрывки этой сюжетной линии. И остались во многом благодаря авторитету Ша-
кена. Так рождался сценарий фильма «Земля отцов»…
Эта первая практическая работа помогла мне пройти ускоренную «шко-
лу сценариста». Я не только освоил технику написания кинолитературы, но и
узнал все тонкости политкухни — «готовки» кинопродукта.
Мне нравилась сама творческая атмосфера в тогдашнем кино. После ярост-
ных обсуждений на худсовете мы не становились «врагами на всю жизнь».
Расставались ненадолго, до следующего заседания. Мое становление как
«творческой личности», происходило в коллективе, душой которого были
Шакен, Мажит, Султан. Такую же школу кино прошли Бауыржан Момышулы,
Ильяс Есенберлин, Аким Тарази, Калихан Искаков. И раньше всех нас — Габит
Мусрепов.
Когда я работал в Союзе писателей.., меня постоянно тянуло в кино, как в
свою молодость. И я возвращался.
Избирался руководителем Союза кинематографистов, назначался предсе-
дателем Госкино республики. Рад вспомнить, что при моем участии (автор-
ском, редакторском, администраторском) были сняты лучшие фильмы сту-
дии — «Земля отцов», «Кыз-Жибек», «За нами Москва», «Песнь о Маншук»,
«Серый Лютый», «Выстрел на перевале Караш», «Тревожное утро»...
…Шакен ушел на взлете своей творческой карьеры. «Конец атамана» оказа-
лось пророческим названием шакеновского фильма, последней картиной ата-
мана казахстанского кино.
Париж, 27 мая 2004 г.
Из фотоальбома «Шакен Айманов», 2004
Кабыш СИРАНОВ,
Кабыш СИРАНОВ,
киновед, кандидат искусствоведения
Òàëàíò ÿðêèé, óäèâèòåëüíûé
(К 60-летию со дня рождения Шакена Айманова)
(К 60-летию со дня рождения Шакена Айманова)
Ê
ак-то не хочется думать о смерти Шакена Айманова. Думается о нем
живом, радостном, неутомимом. Он излучал неуемную энергию и за-
жигал ею окружающих, был всегда полон замыслов. И все это трудно забыть.
Мы познакомились сорок шесть лет назад. Кажется, с тех пор минула целая
эпоха. Было это в Семипалатинске, мальчик учился в школе-коммуне. Все за-
мечали склонность совсем юного еще Шакена к музыке, к сцене. И уже пред-
сказывали, что он будет артистом.
Однако Шакен пошел учиться в педагогический институт. Но, как говорят, от
своей судьбы не уйдешь. Став студентом, он участвовал в драмкружках, испол-
нял народные песни. И комиссия, отбиравшая одаренную молодежь для по-
полнения актерской труппы Казахского театра драмы, сразу обратила на него
внимание. Так, девятнадцатилетний Шакен стал одним из актеров профессио-
нального театра.
Работа в театре — интереснейшие страницы в жизни Ш. Айманова. Он сы-
грал более ста ролей. Удивляет его творческий диапазон. Героические образы
на сцене он создает столь же достоверно, как и трагические или комические.
В театре проявилось и его режиссерское дарование. В некоторых постанов-
220
Òîïæàðªàí
221
ІІ. Жизнь в искусстве
ках, и больше всего в инсценировке романа М. Ауэзова «Абай», чувствовалась
склонность режиссера к кинематографическим решениям. В 1953 году Шакен
Кенжетаевич пришел работать в кино.
Многие до сих пор помнят, как режиссер Е. Дзиган искал опытного пожило-
го актера на роль Джамбула. В числе многих других был приглашен на пробу и
молодой Айманов. И, несмотря на отсутствие внешнего сходства, несмотря на
молодость, именно он был утвержден на роль Джамбула. И эта работа получи-
ла высокую оценку самых взыскательных деятелей советского кино.
Когда Айманов пришел в кино, Алма-Атинская студия переживала трудную
пору. Художественные фильмы снимались редко. Не хватало творческих ра-
ботников. Не было опытных мастеров, у кого можно было бы поучиться. Ины-
ми словами, сам Шакен Айманов и был тогда первым и почти единственным
режиссером художественных фильмов. Первая его работа (совместно с К. Гак-
келем) «Поэма о любви» оказалась неудачной. Но характерно, что даже неуда-
ча послужила для режиссера своеобразной школой, сделанные выводы изба-
вили его потом от многих просчетов и ошибок. Кинолента «Дочь степей» была
уже шагом вперед, а фильм «Мы здесь живем», посвященный целинной эпо-
пее, был на I Всесоюзном кинофестивале признан лучшим фильмом о цели-
не и удостоен специального диплома. Фильм «Мы здесь живем» был создан
Ш. Аймановым совместно с кинорежиссером М. Володарским.
В 1957 году появляется первая самостоятельная режиссерская работа Шаке-
на Айманова — комедия «Наш милый доктор». И надо подчеркнуть, что это не
тот фильм-концерт, который создается ради того, чтобы познакомить зрителей
с лучшими исполнителями. Такие исполнители есть, фильм знакомит нас с до-
стижениями казахского искусства. Но вместе с тем музыка и песни органически
вытекают из сюжета картины, в которой глубоко и интересно подняты нрав-
ственные проблемы. Мастерский монтаж фильма, ритм, чередование кадров,
сочетание разных планов — все это работает на глубокое раскрытие идейно-
художественного содержания картины. Ускоряя или замедляя кадры того или
иного эпизода, задерживая внимание зрителя на крупном или общем планах,
режиссер выражает свое отношение к событиям, происходящим на экране.
Вспомним наше первое впечатление! Волнующее знакомство с новым про-
изведением, в котором мы испытали удивительное чувство очарования, глядя
на свой город и его окрестности.
Десять лет спустя появилась другая комедия — «Ангел в тюбетейке». В ее
создании участвовали те же авторы, что и в «Нашем милом докторе» — сцена-
рист Я. Зискинд, оператор М. Беркович, композитор А. Зацепин. Это позволяет
выявить общность двух фильмов и вместе с тем почувствовать режиссерский
почерк Шакена Айманова в комедийном жанре. За кажущейся простотой сю-
жета — снова большие моральные проблемы. Хочется напомнить о том, что
режиссер открыл комедийный талант в народной артистке Амине Умурзако-
вой, которая до этого никогда не играла комедийных ролей.
Узкая специализация была чужда Шакену Айманову. Он мог браться за лю-
бой жанр и обогащать его. Между двумя комедиями, кстати, им была созда-
на прекрасная психологическая драма «Земля отцов», которая вошла в чис-
ло лучших кинопроизведений советского киноискусства. Сценарий Олжаса
Сулейменова отличается редкой поэтичностью. И режиссер сумел, воплощая
сценарий на экране, бережно сохранить стилистические особенности его ав-
тора, сделать поэтичным все киноповествование. В процессе съемки фильма
Шакен Айманов стремится помочь актерам преодолеть сложности сценария.
И преодоление трудностей оборачивается блестящими удачами. Особенно ко-
лоритна фигура старика, мастерски нарисованная Елубаем Умурзаковым. На
смотре-соревновании кинолент республик Средней Азии и Казахстана, прове-
денном в 1967 году в Душанбе, фильм был признан лучшим произведением
киноискусства этих республик и получил приз «Горный хрусталь».
Последняя работа Ш. Айманова — фильм «Конец атамана», столь высоко
оцененный и всесоюзным зрителем, и знатоками киноискусства; работа ярко
подтвердила, что выдающийся режиссер с каждой работой преодолевает все
новые и новые вершины. По творчеству Шакена Айманова можно было сту-
дить о национальной кинематографии. Он был аксакалом казахского кино и
остается его учителем.
Народный артист СССР, лауреат Государственной премии, он снискал при-
знание не только в нашей стране, но и за рубежом. Он был членом жюри Меж-
дународного кинофестиваля стран Азии и Африки в Каире и Третьего Москов-
ского международного кинофестиваля.
Вот его слова: «Оказывается, на земле, которая издревле считалась землей
кочевников, в ІХ веке существовал город Отрар. Он был равен Бухаре и Самар-
канду. Хотелось бы, чтобы такие глубинные пласты открывали на только архео-
логи, но и казахские кинематографисты».
Это завет нашей творческой молодежи.
Газета «Огни Алатау». 1974. 13 декабря
222
Òîïæàðªàí
223
ІІ. Жизнь в искусстве
Аким ТАРАЗИ,
Аким ТАРАЗИ,
народный писатель Казахстана,
заслуженный деятель Республики Казахстан,
лауреат Государственной премии Казахстана
Ìíîãîëèêèé Àéìàíîâ
Í
аверное, у тех, кто наблюдал вместе Шакена и меня, создавалось впечат-
ление, что я для него — очень близкий человек, что мне он поверяет са-
мое сокровенное. И в самом деле, я постоянно находился возле Шакена в послед-
ние годы его жизни, однако наши отношения были не так близки, как казалось. Он
никогда не вел со мной долгих бесед, не раскрывал тайников своей души. Остава-
ясь наедине, мы не находили общего языка и наше общение походило на встре-
чу двух пароходов, когда они обмениваются короткими гудками, и иногда даже,
чтобы высказаться, желательно было присутствие третьего лица: Шакен излагал
ему то, что хотел сказать мне. Так, однажды в своем кабинете он увлекся беседой
с сидевшими там людьми и незаметно перешел на «чтение лекции».
Он говорил о том, что искусство сближает народы. Что стоит прочесть ро-
ман или посмотреть фильм о жизни далекого незнакомого народа, как начи-
наешь чувствовать его душу, болеть за все хорошее, что есть у него и ненави-
деть плохое. Этот народ становится так же понятен и дорог, как твой родной.
Шакен говорил, что киноискусство интернационально, экран разрушает язы-
ковые преграды, его язык доступен всем. Сугубо национальное является здесь
и интернациональным.
Эти слова, уверен, предназначались мне — тогда шли съемки фильма «Вы-
стрел на перевале Караш». Создалось мнение, что постановщик будущего
фильма, киргизский режиссер Болот Шамшиев по молодости или незнанию
быта казахов смешал на экране элементы киргизского и казахского быта —
многие персонажи одеты в киргизскую одежду, юрты украшены киргизским
орнаментом, эпизоды, связанные с национальными обычаями, он также
«окиргизил».
— Интернациональное в искусстве, — продолжал Шакен, — это не означа-
ет составление образа из элементов различных культур, интернациональное в
искусстве — в духовной общности этих культур.
Я был автором сценария «Выстрела на перевале» и по моей инициативе на
картину был приглашен и режиссер-постановщик, потому, думаю, Шакен обра-
щался прежде всего ко мне. Назавтра мы столкнулись в студийном коридоре.
При встрече он обычно тепло обнимал меня, так и на этот раз, обняв, сказал:
— Съездим завтра в Шубарбайтал! — есть такое зеленое местечко по до-
роге из Алма-Аты во Фрунзе.
Всегда общительный, оживленный, в дороге Шакен особенно взбадривал-
ся. На протяжении всего пути он был неиссякаем в остротах, рассказах, смешно
имитировал общих знакомых, пел песни, делился наблюдениями, размышлял
об увиденном, о прочитанном… Он прочитал книгу о казахском театре, авторская
концепция которой его не удовлетворяла, и высказал по этому поводу ряд инте-
ресных мыслей, наблюдений. Утверждал, что истоки казахского театра восходят
к искусству народных акынов-импровизаторов и музыкантов-исполнителей кон-
ца XIX — начала XX веков. Ведь Калибек Куанышбаев, Амре Кашаубаев, Кажи-
мукан поначалу были украшением народных празднеств, многолюдных поми-
нок и ярмарочных представлений. В их выступлениях были заложены элементы
оперы, драмы, цирка, клоунады, пантомимы, фарса. В беседе Шакен излагал не
просто свои мысли, он воссоздал образы тех, о ком говорил.
Иллюстрируя свой рассказ всевозможными исполнительскими этюдами,
он «играл» Калибека, Амре, Кажимукана и делал это в исконно народных тра-
дициях, как истинный их последователь. Шакен превосходно играл и на сцене,
и в жизни. И если на сцене он был великим актером, то в жизни он был не-
заурядным человеком, жизнь и творчество были неразрывны в нем, это был
подлинный талант-самородок.
Машина, в которой мы ехали, превратилась в театр… Шофер, помнится,
был очень доволен, не понимая слов, он восторгался богатой мимикой Шаке-
на. Я не умею громко смеяться, не оттого, надеюсь, что лишен чувства юмора,
просто, подобно тому как песок, впитывая влагу, не меняет своего внешнего
облика, мое лицо не способно выражать душевных состояний — радости ли,
горя ли, — даже самые глубокие мои переживания внешне никак не выра-
жаются. Возможно, именно это мое свойство послужило причиной того, что
Шакен резко оборвал свой рассказ и замолчал. (Наверное, я должен был как-
то исправить создавшуюся ситуацию. Но по молодости своей, недавно закон-
чивший учебу в Москве, с головой, набитой именами Куросавы и Сэлинджера,
Мифунэ и Хемингуэя, я, как и другие мои сверстники, был исполнен сознания
собственной значимости, грандиозных преобразовательных идей относитель-
но казахского искусства и, видимо, не придал этому факту особого значения).
Шакену было несвойственно сидеть без слова и дела. Его молчание в тот
раз было леденящим. Шоферу тоже было не по себе от этого молчания. Навер-
ное, никому, кроме меня, не доводилось видеть Шакена столь мрачным.
О Шакене писать и просто, и сложно: просто потому, что он был яркой, богатой,
многообразной натурой и менялся с каждой минутой, его внутренний мир был
неиссякаемым источником все новых, порой неожиданных душевных качеств. А
224
Òîïæàðªàí
225
ІІ. Жизнь в искусстве
трудно писать о нем потому, что невозможно осознать факт его смерти. Он как
будто все еще с нами, в минуты праздничного застолья все кажется, что сейчас
он войдет, сияя улыбкой. Особенно сильно в этом смысле воздействие экрана.
В фильме «Амангельды» за Серке Кожамкуловым по пятам ходит светлоголовый
подросток — это Шакен. Живой Шакен. Советский офицер в фильме «Белая роза»,
загадочный поэт Шарип в «Песнях Абая» — это все Шакен. Живой Шакен.
Он снял более десяти фильмов, сыграл на экране свыше десяти ролей.
Столетний Джамбул преклоняет колена в мавзолее великого вождя, глаза его
полны слез — каждый помнит этот ставший хрестоматийным кадр. Трудно пред-
ставить, что Шакену, когда он создал образ, было немногим более тридцати.
— Хочу сыграть крупного государственного деятеля. Много мыслей хочу от-
крыть народу. Напиши сценарий, я поставлю, сам сыграю, — сказал он однаж-
ды. Я пообещал, но не смог написать. Картину Шакена «В одном районе» мне
довелось увидеть лишь недавно. Вспомнились его слова о том, что он хотел
бы сыграть государственного деятеля. В этом фильме он играет руководителя
района, он создал этот образ в соответствии со своими устремлениями. Он
умел быть верным своему замыслу.
Видел я Шакена в роли Отелло на театральной сцене. В моем представле-
нии Отелло был свирепый батыр, ревнивец с горячей кровью. Поначалу я не
понял постановки. О прозе ли речь, о пьесе ли, каждый читатель мысленно
сам «ставит» по тексту свой собственный спектакль. Так и я имел свою сложив-
шуюся трактовку образов Отелло, Дездемоны, Яго. Шакен с его исполнитель-
скими масштабами не умещался в рамках живущего в моем сознании Отелло.
В первом антракте я был невозмутим. Во время второго акта во мне происхо-
дила внутренняя борьба. В перерыве я понял, что Шакен побеждает. По окон-
чании спектакля я был рабом Шакена. Тогда я осознал сущность таланта. Я не
мог своими силами понять Шекспира, мои представления о его образах были
плоскими: Отелло — страдалец, Яго — подлец и тому подобные аксиомы вме-
сто тех живых, полнокровных образов, какие рождает подлинное искусство.
Не сразу приходишь к мысли, что в искусстве нет места аксиомам,
В тот день я видел на сцене отчаянную схватку Отелло с Венецией, смертель-
ный поединок торгового города, продажного города и честного воина. Отелло
окружен вниманием и кажущейся дружбой, но его душат невидимые путы под-
лости. Спасший Венецию мужественный мавр сегодня никому не нужен, он, как
бельмо на глазу, раздражает неблагодарную аристократию. Его ссылают «началь-
ствовать» в отдалении. Но и здесь ему нет покоя. Родос — маленькое подобие Ве-
неции, здесь тоже роятся ничтожные страсти, здесь тоже нет места Отелло.
Шакеновский Отелло все это сознает и предвидит свое поражение. Он идет
на это поражение, потому что не может быть мелким, и трагедия его разы-
грывается на высоте величайшей человечности. Убийство Дездемоны здесь —
трагическая неизбежность, и мы теряемся перед лицом этой драмы, не в силах
ни помочь, ни осудить…
Я по сей день покорен шакеновским Отелло. Но это — лишь одна из его
множества ролей. Лишь одна черта его многогранного, незабвенного образа.
Из книги «Кино и вся жизнь», 1994
Лев ВАРШАВСКИЙ,
Лев ВАРШАВСКИЙ,
публицист, литературный и театральный критик
Øàêåí
×
аще его называют просто по имени. Я тоже говорю Шакен, отдавая
тем самым дань древнему казахскому обычаю, по которому Курман-
газы Сагырбаев остался в народной памяти как Курмангазы, великий философ
и просветитель, автор «Слов назиданий» для нас — Абай, а о певце, впервые в
Париже продемонстрировавшем миру национальное музыкальное богатство
казахов, говорят «наш Амре».
Итак, Шакен. Шакен Айманов, актер театра и кино, режиссер, народный артист
СССР, лауреат множества премий, неоднократный член Международного кино-
жюри, член комиссии по присуждению Ленинских премий. Имя это еще не успело
вобрать отзвуки бронзы, и во все пять букв его каждый вносит свой живой смысл.
Один слышит в нем неповторимый шакеновский смех, на ходу рожденную шутку,
другому видятся многочисленные экранные и сценические образы, третий вспо-
минает время, проведенное с этим всегда неожиданным в проявлениях челове-
ком. Равнодушных нет. Шакен будит в людях самые разные чувства — от восхище-
ния до почитания, оттого что сам он неординарен, где-то и противоречив. Однако
противоречивость эта кажущаяся. Меняются времена, обстоятельства, настрое-
ния и даже характер Шакена, но сущность остается неизменной.
Я встретил его, когда он был совсем молод и откровенно радовался своим
первым успехам в искусстве. Блестяще складывались дела в театре, а счастли-
вая случайность, подсказавшая кинорежиссеру Ефиму Дзигану выбрать имен-
но этого молодого актера на роль столетнего Джамбула, принесла ему мгно-
венную и безоговорочную популярность. Казалось, он шел по зеленой улице,
взгляд его был ясен, улыбка широка. Но не преминули сказаться и трудности, и
каждое преодоление их прибавляло морщин. Однако как бы ни усложнялась
226
Òîïæàðªàí
227
ІІ. Жизнь в искусстве
жизнь, это не лишало Шакена непосредственности, детской чистоты чувств, яс-
ности мирововосприятия.
Обладая первозданной фотографической памятью, он впитывает в себя
все как губка. Знания и впечатления копит жадно, постоянно, берет крупными
горстями, чтобы потом наполнить плотью яркие сценические образы. Имеет
счастливый, доставшийся по наследству от предков, врожденный, сугубо на-
Достарыңызбен бөлісу: |