Так я подружился с книгой. И свет ее манил, будоражил
жүктеу/скачать 150,01 Kb.
|
Ñâåò êíèãè
| АУЛ В СНЕГУ
Аул в снегу. Горбатятся могучие сугробы. Дома стали маленькими, приземистыми. Буранная выдалась нынче зима. Снег приглушил все звуки. Непривычно тихо и в просторном деревянном доме. Уже не рано. Но за окном еще висит плотная утренняя мгла. Бабушка растапливает печь. За дверью моей комнаты слышится шорох, мягкие шаги, нетерпеливое сопение. Я слышу все это сквозь дрему и улыбаюсь. Видно, Иринке нужно срочно сообщить мне очень важную новость. И она не дождется, когда я проснусь. Наконец, я решительно выныриваю из-под теплого одеяла. И в то же мгновение распахивается дверь, и у порога вырастает Иринка. Она в теплом шерстяном костюмчике, на ножках – войлочные сапожки. Черные глазки возбужденно поблескивают. - Доброе утро! Ты знаешь, что знаешь что? - Утро доброе! – отвечаю. – Пока ничего не знаю. - Хм-м… - Она снисходительно смотрит на меня и начинает тараторить, - вчера я никак не могла «К» написать. Не получается и все. А ночью подумала и теперь могу. Вот! Она бросается к столу, берет бумагу и уверенно выводит карандашом букву «К». Потом еще и еще. Стройный ряд «К». - Ух ты! Молодец! - Теперь только «Ч» осталось. – Иринка задумчиво смотрит вдаль. - Может быть, завтра ночью вспомню. Недавно ей исполнилось пять. Дедушка подарил внучке букварь и карандаш. Целыми днями не расстается Иринка с букварем. Она уже знает все буквы и неплохо складывает их в слова. Подолгу разглядывает картинки и сама рисует, раскрашивает. Вопросов у нее уйма. Баба с дедой устали от ее бесконечных «почему». Вот и сейчас, когда я, застелив свою постель, собираюсь на улицу, Иринка спрашивает вдогонку: - Папа, папа… а как читается воспитательный знак? Бр-р-р … холодина! Я зябко поеживаюсь в своем куцем городском пальтишке. Из хлева, где стоят корова и овцы, струится пар. Ночью буран утих. Из-за косогора поднимается солнце. Кажется, оно карабкается по заснеженным березкам. Но никак не может залезть на верхушки: каждый раз соскальзывает. Продрогло, должно быть, солнышко. В снегу вспыхивают зеленые, желтые, синие искорки. Он лежит пластами, будто крутая морская волна застыла на всем бегу. Вьется дымок над крышами заваленных снегом домов. Он тоже разноцветный. В одних домах топят дровами, в других – углем. Давно не бывал я в ауле зимой. И потому все кажется мне необычным. Словно попал в снежное царство из сказки, или вернулось детство. Возле школы ватага ребят играет в снежки. Жаркий бой разгорелся на горке. Победители гордо стоят на вершине. Поверженные со всего разбегу бултыхаются в сугробы. Слышится звонок. И горка, и школьный двор мигом пустеют. Ирина прижалась носом к окну и ждет, когда я зайду в дом. «Непременно привези дочь, слышишь. И не надо строить никаких иллюзий. Сама воспитывать буду. Сама!» - вспомнились мне строгие слова Ирининой мамы. Почти полгода не видел я дочку. В день моего приезда она все цеплялась за подол бабушки и с любопытством взглядывала на меня. Но уже на второй день от робости ее и следа не осталось. Подошла ко мне с маленькой скрипкой в руке, приняла позу заправского музыканта, взмахнула смычком и сама не выдержала – заливисто рассмеялась. - Ну, что тебе, папа, сыграть? - А что умеешь? - Ого! – невольно воскликнул я. - Тогда сыграй «Дунайские волны». - Пожалуйста! И запиликала яростно. Такой вдруг поднялся визг, будто прищемили невзначай хвост нашей Мурке. Попиликала, попиликала, опустила смычок, вскинула ресницы. - Что еще? - Хм-м… Ну, сыграй Интродукцию рондо каприччиозо. - Что? Что-о? - Интродукцию рондо каприччиозо. - А-а-а… - Ирина похлопала глазами, наморщила лоб. – Пожалуйста! - На этот раз замяукала целая кошачья капелла. - Ладно, ладно, Ирина! –замахал я руками. – Хватит! Иди на кухню. Она посмотрела на меня с сожалением, вздохнула и потопала на кухню. Еще долго доносился оттуда кошачий концерт. Днем Ирина предоставлена обычно сама себе. Дедушка вечно занят. Он фельдшер и отвечает за здоровье всех в совхозе: до обеда работает в медпункте, потом – в школе и интернате. То прививки делает детям, то уколы. Вечером навещает больных на дому. Часто вызывают его и ночью. У бабушки тоже хлопот хватает. Она санитарка в медпункте, и по дому все успевает делать. Ходит Ирина по комнатам, затевает с куклами разные игры. Охотнее всего она играет в школу. Посадит всех кукол, медвежат и обезьян в ряд и показывает им «Веселые картинки». Рассказывает сказки. Или объясняет, как пишутся буквы. Иногда приходит Айгуль, дочь дяди Есима. Тогда они играют в магазин. А чаще всего Ирина смотрит в окно и рисует. Это так интересно! На белом листе бумаги вдруг появляются разные предметы. Дома с окнами на крыше и дверьми на половину стены. Деревья, над которыми кружатся, как самолеты, вороны. Снежные бабы. Человечки с растопыренными руками и ногами. Куклы в ярких платьицах. Потом приходит бабушка, и они начинают варить обед. Ирина крутится возле и говорит без умолку. Сколько ей нужно рассказать! И про то, что она рисовала, что думала, видела. И про то, что вчера читал ей дед. И про то, как они играли с Айгуль. Бабушка смеется над остротами внучки и сама рассказывает ей аульные новости. Обе веселые, довольные. Особенно довольна Ирина. Сегодня в обед можно не спать, потому что она с бабушкой пойдет в школу. Там елка для самых маленьких. Ведь скоро Новый год. А Ирина выучила много стихов и песен. После обеда она надевает матросский костюмчик, красные валенки. Бабушка заплетает ей две косички с новыми белыми бантами. - Ну, папа, я пошла, - говорит она озабоченно. Возвращается часа через два. Торжественная, радостная. Щечки пылают с мороза. В глазах блеск. - Во! – говорит она, протягивая две тетрадки и карандаш. – Приз получила. - За что? - Как за что?! Прочла «Что растет на елке?» и «Приди, приди, весна!» Хотела еще матросский танец сплясать, но музыки не было. - И так хорошо! Раздевайся. - Что ты?! Некогда. Отдохну немного и в клуб пойду. Там тоже елка. Может, больше подарков дадут… В клуб Ирина идет с дедушкой. Он берет с собой скрипку. Дедушка руководит еще и совхозным струнным оркестром. Вскоре Ирина приходит с большим кульком конфет. - Вот и все, что сегодня заработала. Разувается, аккуратно ставит в угол красные сапожки и сразу же принимается рисовать. Вечер. Быстро сгущаются сумерки. Люди спешат домой. За окном скрипит снег. Бабушка затапливает печь. Застрекотал за аулом движок. В окнах мигает свет. Ирина щелкает включателем. Кладет свои книжки на стол, придвигает стул, деловито усаживается рядом со мной. - Ну, начнем, пожалуй. - Начнем, - говорю я и убираю свои бумаги. Такой мы завели порядок. Занимаемся каждый день перед ужином. Чтение букваря – одно из любимых занятий Ирины. Сначала мы повторяем буквы. Потом читаем надписи под рисунками. - Что это? - Это карандашник, - не задумываясь, отвечает Ирина. - Да? Сомневаюсь, однако. Читай! -«Пэ»,- говорит Иринка, - е…пе… Пенал! - Вот видишь. Другое дело. А то – «карандашник». Это что? - Мухомор, конечно. - Сколько «М» в слове «мухомор»? - По-моему, два. Один – в начале, другой – где –то в конце. - Допустим. А это? Нарисован тонконогий вороной конь. Ирина читает первый слог – «ко» и решительно заявляет: - Кобыла! - Какая еще кобыла? Смотри: всего четыре буквы. - Да тут мягкий знак. А я его не люблю. - Почему? - А потому, что он не слышится. А если не слышится, как его читать? Давай лучше почитаем текст. Мы читаем тексты к большой букве. Ирина выучила их почти наизусть, но ей нравится читать их снова и снова. Потом я читаю рассказы и стихи из «Малышкиной книги» и «Мурзилки». Иришка внимательно слушает, прижавшись спинкой к теплому камину. Она живо впитывает в себя каждое слово. Радуется за мальчика Женю, который научился говорить «Р». Переживает Федорино горе. А когда мама заставляет сына темной ночью отнести ворованные огурцы в колхозный огород, едва не плачет. Так жалко мальчика! Конечно, сам виноват. Зачем же огурцы воровать? - На сегодня хватит. - Ну еще, папа. Еще один-один рассказик, - просит Ирина. – Ой, как я люблю слушать. Всю бы ночь слушала. Но тут бабушка зовет ужинать, и Ирина, вздохнув, складывает книжки. Долог зимний вечер. Монотонным тик-так, тик-так отсчитывают время большие настенные часы. Простуженным голосом вещает совхозный радиоузел. Тихо за окном. Лишь временами ошалело налетает ветер – хмурый гонец белой ведьмы-пурги. И снова все погружается в тишину. Я пишу. Ирина знает: мне мешать нельзя. Дедушка в смежной комнате тоже разложил на столе свои книги, журналы, бумаги и пишет, пишет крупными корявыми буквами. Шея его тонкая, жилистая, вся в глубоких морщинах. Рука тяжелая, натруженная. - Что, деда, отчет пишешь? - Да, Иринушка, отчет. - Какой? - Пока только месячный закончил. - И осталось еще два? – осведомленно спрашивает внучка. - Еще два, - устало вздыхает дедушка. - Годовой и… и … карнавальный? Дедушка смеется. - Да, годовой и квартальный. - А-а-а… - тянет Ирина и идет на кухню к бабушке. Бабушка сидит у плиты и крутит свою старую прялку. Ирина устраивается на стульчике рядом. Мерно вращается веретено. Мелькают спицы. Мягко постукивает педаль. Из-под пальцев бабушки тянется тонкая пряжа, наматывается на шпиндель. Пахнет овечьей шерстью, пылью, машинным маслом. - Расскажи что-нибудь, Ринья, - просит бабушка. И Ирина подробно пересказывает все рассказы и сказки, которые я ей читал в последние дни. Потом приносит бабин альбом и подолгу разглядывает фотографии. - Баба, а как эту девочку зовут? Я все забываю. - Фрида, - отвечает бабушка, взглядывая поверх очков. - Фридка, значит, - решает Ирина - Не Фридка, - поправляет бабушка, - а Фрида. - Хм-м … Фрида – Фридка. Какая разница? Буквы-то одинаковые. Вот сама слушай: фри-фри. Одна буква. Бабушка молчит, соображает. - Почему одна буква? Фрида – слышится «д». Фридка – слышится «к». - Ну да! – усмехается внучка. – «Де», «ка»… Слушай: Фри-да, Фри-дка. Одна буква – Фри. Бабушка опять думает. Нет вреде бы такой буквы – фри. Впрочем, если внучка настаивает… Кто знает, нынче ведь все такие умные… Молчат. Каждая остается при своем мнении. Я пишу в своей комнате. Краешком уха прислушиваюсь к разговору на кухне. И вновь посещает меня тревога. Вот закончу работу и опять уеду из дому, из аула. И кто знает, когда еще приеду. И уеду не один. Я должен забрать Ирину. Таков строгий наказ ее мамы . Я еще не говорил об этом ни Рине, ни бабушке. Никак не решусь. Даже не представляю, как я это им скажу. Опустеет дом без этого милого человечка. Одиноко, скучно будет бабушке и дедушке. - Спокойной ночи! – говорит всем Ирина и уходит в спальню. Бабушка укрывает ее одеялом, говорит- приборматывает что-то ласковое, нежное. Внучка быстро засыпает. Бабушка ставит прялку на место, за шкафом, проверяет печки: прогорел ли уголь. Потом отрывает листок календаря, вздыхает. Еще один день прожит. И опять не было писем. Разлетелись дочки кто куда. И редко шлют приветы. Горе с этими детьми: носит их по свету. А дедушка все пишет, чертит, заполняет какие-то бланки. Голова его клонится все ниже, ниже. Глаза смыкаются. Рука выводит лишь первые буквы слов, а дальше тянутся затейливые хвосты, непонятные каракули. Тогда он резко встает. Хватает дремлющую в углу Мурку, выносит ее в сарай, плотно закрывает двери и тоже идет спать. Все замирает. Только часы без устали тикают да шуршит электрический счетчик. Перед сном иду на улицу. Небо словно остекленело. Тускло мерцают редкие звезды. Круто изогнулись рога месяца. Кажется, к морозу. Снег взжикивает под ногами. Дважды моргает лампочка в окне. Значит, через минуту-другую умолкнет и совхозный движок, и все погрузится во мрак. Уже в темноте я стелю постель. Сон не идет. Который день я думаю о том, что завтра непременно напишу Иришкиной маме. Может, удастся мне убедить ее, что слишком хрупкая вещь – счастье. Особенно если оно касается не одного тебя. Ну, что ей стоит оставить дочь хотя бы до лета, или до весны в ауле, в большом уютном дедовском доме. А там, может, еще все уладится, образуется… Декабрь, 1964 жүктеу/скачать 150,01 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|