Так я подружился с книгой. И свет ее манил, будоражил
жүктеу/скачать 150,01 Kb.
|
Ñâåò êíèãè
| МАРИНА, ПУПСИК И Я
Дочери Иринушке Еще вечером зашел сосед, дедушка Ергали, и предупредил, что завтра наш черед пасти овец. Таков был порядок в ауле: овец пасли по очереди. На семейном совете Маришкин деда сказал, что с утра пораньше, до работы, пасти овец может он, а потом передает отару отпускникам. Мы с Мариной переглянулись, потому что мы и были этими самыми отпускниками. Утром, когда Маришкин деда вернулся с выпаса, мы облачились в спортивное трико, нахлобучили наши шляпы-сомбреро, надели черные очки и, размахивая хворостинками, отправились к овцам. Я нес большую хозяйственную сумку, набитую разной снедью, а Марина – веселой расцветки зонт с белой костяной ручкой. Впереди нас деловито потрухивал Пупсик. Отара – овцы и козы вперемешку – паслась на склоне оврага за колодцем. Трава росла здесь густая и сочная. Овцы пощипывали ее с удовольствием. Первым заметил нас большой долгомордый козел с темными полосками на щеках. Он дерзко задрал свою морду с острой жидковатой бороденкой и с любопытством уставился на нас выпуклыми зелеными глазами. - Ишь, чумазый какой! – заметила Марина. – Наверное, и не умывался сегодня. Пупсик, виляя хвостиком, подбежал к козлу, попытался было лизнуть его бородку, но Чумазый только тряхнул головой и продолжал на нас смотреть. «Тебя-то я знаю, - казалось, говорил он Пупсику, - а эти вот кто такие?» Потешно взбрыкивая, подскочили к Чумазому козлята, застыли, как вкопанные,- на мгновение, вылупили озорные глазенки. Насторожились и их матери. А вскоре и уже вся отара бесцеремонно, в упор разглядывала нас. - Что это они, папа? – спросила Марина, невольно прижимаясь ко мне. - Знакомятся с нами. Должно быть, таких пастухов, как мы с тобой, им видеть не приходилось. Мы сняли черные очки, потом сомбреро, и только тогда овцы снова принялись щипать траву. Подобрел и взгляд Чумазого. Косясь одним глазом на хворостину в моей руке, он даже хотел было подойти к нам, но вдруг передумал и отвернулся. Мы устраиваемся на бугорке: отсюда лучше видна отара. Некоторое время мы молча любуемся окрестностью. Как здесь тихо и уютно! Я очень люблю эти места: и наш маленький аул, и густой тугай вдоль берегов Ишима, и эти скромные березовые колки вокруг аула, и этот духмяный настой разнотравья, от которого так легко и просторно становится в груди. Все здесь мне любо: здесь я рос, водил мальчишечью ватагу, здесь впервые узнал, что в жизни есть и радость, и горе. В последние годы я приезжаю сюда каждое лето вместе с Мариной, и мне очень хочется, чтобы и она полюбила этот край. Я знаю: тот, кто с детства познал тихую мудрость лесов и беспредельную щедрость степей, и потом, когда вырастет, будет любить природу. Наверное, только тогда радостно жить на свете, когда у тебя есть родной аул, родная степь, укромный уголочек где-нибудь под тихим тальником на берегу речки. Марина долго смотрит по сторонам, потом достает из сумки тетрадь и карандаш и начинает рисовать. На листе появляется продолговатый черный овал, над ним – две закорючки, снизу – нечто похожее на мочалку. От середины овала тянется длинная жирная линия, к ней прикрепляются снизу четыре палочки: две - спереди, две – сзади. «Что это может быть?» - думаю я, искоса наблюдая за Маришкиным творчеством. Но тут в середине овала появляются два красных кругляша, и я сразу же узнаю в этом чудовище нашего чумазого козла. Марина улыбается, хихикает довольно, показывая рисунок. - Похож? - Похож. Но почему глаза красные? - А какие же? - Ну, сероватые, зеленоватые, что ли… - Нет, нет. Не спорь, пожалуйста. Красные у него глаза, - категорически заявляет Марина. Я оглядываюсь, ищу козла, чтобы убедиться, какие же у него в самом деле глаза, но Чумазый отошел в сторонку, взобрался на добела начищенный ветрами и солнцем валун и зорко стережет отару. Сколько в нем важности и козлиной спеси! Теперь Марина рисует зеленую травку, а на ней – множество черных букашек. Их много-много, может быть, даже больше, чем овец в нашей отаре. Пупсик внимательно смотрит в тетрадь, следит за движением карандаша в руке Марины, но тайны живописи ему недоступны. Он начинает забавляться собственным хвостом. Откуда-то налетает оса, угрожающе гудит-зудит, кружится над Пупсиком. Щенок отчаянно вертит мордой, старается изловить незваную гостью, но куда там! Оса мгновенно исчезает, и Пупсик, задрав морду, смотрит ей вслед, начинает от досады лапой чесать ухо. Но оса вдруг опять выпархивает откуда-то сбоку, жужжит дразняще, вьется у самых пупсиных глаз, и Пупсик уже волчком скулит от злости. Близится полдень. Неистово палит солнце. Овцы пасутся все на том же месте, и только неугомонные козы то и дело норовят податься в сторону тенистого тугая. - Чэк! Чэк! Эй! – резко кричу я, и козы послушно возвращаются в отару. Жарко. Пупсик развалился рядом со мной, высунул длинный розовый язык, с кончика которого капает слюна, тяжело водит боками. Оса наконец оставила его в покое. Все вокруг постепенно голубеет, а небо становится все выше и все бледнее. Там, где ослепительно светит солнце, небо раскалено до белизны. Все погружается в голубоватую дымку. Смываются очертания предметов вокруг, странно - причудливо меняется все, то отдаляясь, то приближаясь, дрожит горизонт, окутанный знойным маревом. Кажется, аул остался где-то далеко позади, и уже не слышно никаких звуков, кроме одной утомительно-однообразной звонкой песни, льющейся откуда-то с вышины. Тихо-тихо. Словно все замолкло, сомлело под жгучим солнцем. Даже в ушах звенит от такой тишины. Одни муравьи шебуршат в траве, суетятся, спешат по своим нескончаемым делам. Марина уже не рисует. Тетрадь и карандаши отложила в сторону и лежит теперь на животе под зонтом, подперев кулачками подбородок, смотрит задумчиво вдаль, туда, где в открытой ковыльной степи за оврагом плывут причудливые тени. Маринке чудится, что там, далеко-далеко, на волнах безбрежного моря плывут какие-то странные существа – не то верблюды, не то слоны. Они то исчезают, погружаясь в воду, то выныривают, появляются вновь, они плывут сюда, к отаре, плывут-скользят стремительно, но никак не могут доплыть. А там, за ними, бесконечно, до самого неба тянутся голубоватые горы. - Что это, папа? – словно откуда-то издали доносится голос Марины. - Где? - Вон там… шевелится. - Это мираж. - А что такое мираж? - Мираж – это… это марево. Ну, как бы тебе сказать, призрак. Это только кажется, а на самом деле ничего нет. Понимаешь? Такое бывает в жаркий солнечный день. Я думаю о том, как бы попроще и понятней объяснить Марине, что такое мираж. Она тоже больше ни о чем не спрашивает. То ли поняла, то ли решила, что я все равно не смогу объяснить толком. К нам уже несколько раз вплотную подходил Чумазый, подолгу в упор смотрел на нас, а потом, мотая от досады головой, снова удалялся. Видно, хотелось Чумазому что-то сказать нам, а мы никак не могли его понять. Я снова погружаюсь в чтение, а Марина все любуется затейливой игрой степного марева. - Папа, а волки не придут? - Нет, - отвечаю я рассеянно. - А если придут? - Не придут. - А если все-таки придут? – не унимается Марина, и глаза ее расширяются от страха. - Ну, если придут, наш Пупсик с любым волком справится. Пупсик в ответ одобрительно машет хвостом. - Пупсик? Один?! – недоверчиво спрашивает Марина. - Почему один? Надо будет – Чумазый поможет. Марина сразу же успокаивается. Что волк страшный и злой, она знает из сказок. А увидела впервые волка на сцене детского театра. Волк развязной походкой ходил по сцене, курил громадную трубку и, срывая с головы ярко-красный берет, почему-то хрипел: «Чао-чао, бамбино!» Хоть и страшен был тот волк, но Марина знала, что это и не волк вовсе, а папин друг, дядя Вена. Настоящего, живого волка Марина увидела прошлым летом в зоопарке. Шелудивый, худющий и совсем - совсем не страшный, он метался, поджав тощий хвост, из угла в угол клетки и лишь изредка невидяще поглядывая на толпу маленькими слезящимися глазами. Он был такой одинокий и несчастный, что Маринка чуть не заплакала тогда от жалости. Сейчас она живо представила его и решила, что с таким волком Пупсик, пожалуй, справится и без помощи Чумазаго. Между тем козам окончательно надоело пастись на одном месте. Они начинают разбредаться. Низко свесив головы, пошли за ними и овцы. Мои окрики перестали действовать на них. - Видно, пора поить отару, - говорю я Марине. Пока мы складывали наши вещи, отара рассыпалась. Чумазый, гордо выставив свою бороденку, повел половину отары к оврагу. Несколько овец с ягнятами-сосунками подались в аул. Еще одна группа раскольников поспешила к кустам возле старицы. Мы с Мариной растерялись. Вот позор-то будет, если овцы в полдень притащатся в аул. А как быть, если эти проказницы-гуляки забредут в кусты? Их оттуда никакими силами потом не выгонишь. А что пришло в упрямую голову чумазого козла? Может, он решил податься к роднику в овраг? Первым опомнился Пупсик. Он мигом догнал Чумазого, стал перед ним и начал лаять. Чумазый остановился, грозно мотнул головой, даже двинулся на Пупсика. Но Пупсик оказался не робкого десятка. Он залился звонким сердитым лаем и решительно преградил Чумазому путь. Козел постоял в недоумении, подумал, как быть дальше, и нехотя повернул назад. - Ну и Пупсик! Ай да молодец! – воскликнула Марина. Мы сразу же приободрились. Марина, размахивая хворостиной, побежала за теми овцами, которые решили на обед завернуть в аул. Я кинулся к кустам, но немного опоздал: несколько коз успели юркнуть в кусты. Пока я гнался за ними, исчезли в кустах и остальные. Ох, и началась тут суматоха! На помощь мне бросился Пупсик. Он метался в кустах, яростно лаял, стараясь выгнать на открытую поляну разгулявшихся коз, но все тщетно. Наш добрый, услужливый Пупсик больше мешал, чем помогал. Напуганные его лаем овцы шарахались из стороны в сторону, козы же разбежались. Тут подоспела и Марина. Втроем мы быстро управились с овцами: пригнали их к Чумазому, и теперь они с вышины холма с любопытством наблюдали за нашей возней. С расшалившимися козами не было никакого сладу. Ветки кустов и колючки исцарапали, иссекли наши руки и лица, мы спотыкались о кочки, проклиная непослушных коз, над нами роем кружились встревоженные осы, липкий пот заливал глаза. Пупсик прямо-таки осатанел от злости. Больше часу мы рыскали в зарослях, и когда уже выбились из сил, козы наконец сжались над нами. Они вдруг сами выбрались из кустов, подошли к овцам, спокойно дожидавшимся их на бугре, и мы погнали всю отару к водопою. Пупсик победно вилял хвостом и улыбался нам во весь свой собачий рот, а нам с Мариной было не до улыбок. Мы понуро плелись позади, волоча обломанные хворостины. Пологий берег старицы был весь истыкан овечьими и коровьими копытами. Толкаясь и мешая друг другу, ринулись овцы и пили долго, с наслаждением. Пупсик побежал к противоположному берегу, густо заросшему кугой и осокой, и бухнулся в воду. Напившись, овцы цепочкой потянулись к камням недалеко от старицы и улеглись отдыхать. Чумазый забрался на самую верхушку громадного валуна и замер, словно изваяние. - Наверное, у них тихий час, - сказал Марина. Мы расположились под боярышником, одиноко росшим возле камней. Теперь можно и пообедать. Чего только не наложила Маришкина бабушка в нашу сумку! Тут и хлеб, и зеленый лучок, и яички, и масло, и холодная баранина, и пухлые, мягкие пончики. Мы раскладываем все это богатство на полотенце и принимаемся за трапезу. Едим неторопливо, со смаком и удивляемся, до чего же все это вкусно. Пупсик тоже получает свою порцию: кусочек мяса и ломтик хлеба. Ест сдержанно, с достоинством, как и полагается настоящему труженику. А потом мы пьем кумыс, холодный, пахучий, прямо из термоса. - А когда коз доят, кумыс или молоко получается? – спрашивает Марина. - Молоко, - улыбаюсь я. - А кумыс, когда лошадок доят? - Потом из этого молока делают кумыс. Больше ни о чем Марина не спрашивает. После обеда и прохладного кумыса ее клонит ко сну. Она стелет на травку газету и укладывается спать в негустой тени боярышника. - Я немножко вздремну. Как кончится тихий час у овечек, разбуди. Ладно? - Ладно. Спи. … Спит Марина. Дремлет Пупсик, отдыхает отара. Кажется, все вокруг погрузилось в послеобеденный сон. Даже солнце будто бы застыло на самой-самой вышине, сомлев от жары и духоты. На валуне неподвижно стоит Чумазый. Какой у него надменный, величественный вид! Первыми просыпаются козлята. Они начинают резвиться, скакать, прыгать с камня на камень. Со своего пьедестала спускается Чумазый. Тяжело поднимаются овцы. И опять принимаются щипать траву. Приближается вечер. Солнце, измученное жарой, обессиленно повисло над Ишимом. Свежестью потянуло из оврага. Пора еще раз поить отару. С водопоя возвращаемся не спеша. На этот раз все обошлось без приключений. Еще часок пасем отару на лужайке за колодцем. При вечерней прохладе овцы не в силах оторваться от нежной травы. Даже козлята- забияки и те как-то притихают. Чумазый все чаще смотрит в сторону аула. ждет, когда хозяева придут и разберут его подопечных. А вот и малышня выкатывается нам навстречу: тут и пешие, и на велосипедах, и на стригунках. От всех домов спешат хозяйки, ковыляют старики. Надо успеть вовремя. А то разбредутся овцы, беги, ищи потом по всему аулу. Криком, гвалтом, свистом, блеянием оглашается аул. Тугощекая молодка, на бегу поправляя сползающий платок, радостно кивает и улыбается Марине. - Маладес, пастух-кизимка! Балшой расти. И, спотыкаясь, спеша, загоняет овец во двор. За оградой, у двери дома, самодовольно дымит самовар. На его крутом боку играет багряный луч заходящегося солнца. Ну вот, остались мы одни и идем по аулу домой. Впереди быстро-быстро перебирают ножками Борька, Люца и Фу (это овечки Маришкиного деда), за ними потрухивает Пупсик, а за Пупсиком, усталые и довольные, идем мы с Мариной. Возле дома, как всегда в свободное время, возится у своего дряхлого и капризного мотоцикла Маришкин дед. Видно, он хотел нас встретить, но не смог завести свой драндулет. - А, отпускники, - улыбается дед. Маринка бросается к нему. … Солнце скрылось за Ишимом. Над аулом нависли вечерние сумерки. Кружится немного голова, и гудят, покалывают ноги. Через час, перед тем, как отправиться на сеновал, я заглядываю в спальню. Марина лежит на своей кроватке, поджав коленки и подложив ручку под щеку. Она уже спит и чему-то улыбается во сне. Наверное, ей снится степь. Вдали дрожит, колышется знойным маревом бескрайнее степное море. На волнах покачивается козел Чумазый и машет ей головой… жүктеу/скачать 150,01 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|