СВЕТ КНИГИ В мою жизнь книга вошла робко. Я только-только научился складывать буквы в немецкие и русские слова, как разразилась война, и наша семья переехала в маленький казахский аул на берегу Ишима. Книг, соответствующих моему возрасту и потребностям, не оказалось. Медицинские справочники отца не возбуждали во мне интереса к чтению. Между тем надвигалась пора учебы, а мой запас казахских слов был явно недостаточен, чтобы пойти в местную школу (русская же находилась в двадцати пяти километрах), и тогда, спасая мои ликбезовские познания, отец заставлял меня ежевечерне при подслеповатой лампе-семилинейке читать вслух « Краткий курс ВКП (б)». Выгода от этого, как я понял позже, была двойная: я учился бегло читать, отец же повышал свой идейно-политический уровень.
Потом я выменял на бабки учебник немецкого языка для пятого класса; в кузнице старика Жайлаубая нашел книгу «Удар и защита» - о видах оружия с древнейших времен; приятель Аскер подарил потрепанный том Джамбула, напечатанный латинским шрифтом; отец где-то раздобыл дивную книжку «Синопа – маленький индеец», которую я вскоре зачитал до дыр.
Так я подружился с книгой. И свет ее манил, будоражил.
Конец сороковых годов был для меня периодом запойного чтения. Читал все, что было доступно в послевоенном ауле. Главным образом, на казахском языке. Учительница русского языка и литературы, Мария Петровна Егорова, светлой души и незаурядного образования человек, привила мне, наивному аульному подростку, навыки систематического, осмысленного серьезного чтения. Оно стало потребностью, а книга незаметно, исподволь формировала неокрепшую душу, внося в мои хаотические представления и ощущения смысл и лад.
Думаю, писатель обязан задавать себе вопрос: «Для чего он пишет? Что он хочет?» Этот же вопрос вправе задавать ему читатель. Если писатель пишет просто так, ради самого письма или для удовлетворения мелкого тщеславия, то это и нелепо, и горько. Читателя не обманешь: он тоже начинает читать просто так, для времяпровождения, от скуки. Ведь хорошие писатели, как говорил А.П. Чехов, «куда-то идут и вас зовут туда же, и вы чувствуете не умом, а всем своим существом, что у них есть какая-то цель, как у тени отца Гамлета, которая недаром приходила и тревожила воображение».
Увы, в потоке книг, выпускаемых нашими издательствами, многие никуда не зовут, не ведут, не волнуют, не тревожат воображение. Листаешь иную новинку и недоумеваешь: ни мысли, ни любви, ни боли. Для чего написано? Разве лишь для того, чтобы множить леность ума, небрежение, равнодушие.
Досадно…
Каждый писатель и пишет-то в конечном счете, по мере разумения и способности, ради одной-единственной цели: умножить добро, человечность, искренность, близость, душевность и тепло людских сердец. Ради той же цели, надо полагать, и книги читаются. Чтобы приобщиться к добру и умножить добро. Настроить душу на светлый лад. Проникнуться сочувствием к человеческим тревогам и болям.
Все взаимосвязано.
Чтение – труд. Об этом мало говорят. А ведь неблагодарное
дело - писать и читать для забавы. В угоду сомнительной простоте, пресловутой доступности и занимательности мы часто, сами того не ведая, насаждаем легкое, поверхностное, машинальное чтение. И читатель, похоже, привыкает к этому. Проглатывает все с непостижимой легкостью. И мы упоенно рассуждаем об огромных тиражах и поем дифирамбы в адрес всеядного читателя. А что хорошего?
Подлинная литература должна ориентироваться на индивидуальность, на личность. Иначе все говорить о развитии. Ч. Айтматов заметил, что круг его читателей сужается. Однако это не дает повода для тревоги. Действительно, ранние его повести количественно пользовались большим успехом, чем, скажем, «Пегий пес, бегущий краем моря» или «И дольше века длится день». Но значит ли это, что Ч. Айтматов стал писать хуже? Отнюдь! Он стал писать по–другому: сложнее, глубже, глобальнее, если можно так выразиться. И читатель, которого называют широким, просто-напросто не успевает расти за ним, дорасти до него.
Не стоит обольщаться массовым потреблением литературы. Вопрос ведь в том – какой литературы. Серость тоже бывает разномастной, а массовый читатель – слишком разный. Социологи еще не изучали, какой он, что читает, для чего читает. А надо бы…
Банальность.
Не все благополучно в писательском деле. Заметна усталость от длинных речей и скучных книг.
Не все благополучно в издательском деле. Нет заслона перед потоком, давно именуемым мутным.
Может, в идеале эти проблемы неразрешимы? Не знаю. Но стремиться к их разрешению, очевидно, надо.
Трудно написать хорошую книгу. Непросто ее издать. Но ее еще нужно сделать достоянием читателя. О ней нужно говорить. Умело и честно. Помня при этом лапидарную формулу И. Бехера: «Меньше – значит больше».
Свет книги. Свет добра и мудрости. Он негасим. Он вечно облагораживает душу. Не дает черстветь сердцу.
Этот свет надо любить. Им нужно дорожить.