В конце они оба умрут

Пек начнет себя уважать, разрядив пистолет в того, кто не уважает
его.
— Что дальше? — спрашивает Дэмьен.
Пек открывает инстаграм, находит аккаунт Руфуса и приходит в
ярость, обнаружив новые комментарии от Эйми о том, как сильно она
скучает. Пек продолжает снова и снова обновлять страницу.
— Ждем.
МАТЕО
15:26
Дождь переходит в изморось, когда автобус останавливается у
«Арены путешествий» на пересечении Двенадцатой авеню и
Тридцатой улицы. Я спускаюсь из салона первым, и позади меня
раздается скрип и крик «ЧЕРТ!». Я вовремя поворачиваюсь и хватаюсь
за поручень, чтобы Руфус не выпал ничком из автобуса и не забрал
меня с собой. Он подкачан, поэтому я чувствую, как мои плечи
сдавливает под его весом, но Руфус удерживает нас обоих.
— Мокрый пол, — поясняет он. — Прости.
Мы на месте.
Мы целы и невредимы.
Мы прикрываем друг друга. Мы растянем этот день по
максимуму, как будто вместе мы — летнее солнцестояние.
«Арена 
путешествий» 
всегда 
напоминала 
мне 
Музей
естественной истории, только она вполовину меньше, а вокруг купола
развешены флаги разных стран. Гудзон здесь совсем близко, но Руфусу
я об этом не напоминаю. Арена вмещает максимум три тысячи
человек, и этого вполне достаточно для Обреченных, их гостей,
неизлечимо больных и всех остальных, кто хочет получить новые
впечатления.
Мы решаем купить билеты, пока ждем Лидию.
Нам помогает сотрудник Арены. Здесь три очереди,
организованные в порядке срочности: люди со смертельными
заболеваниями, люди, которые умрут сегодня по непонятным
причинам, и скучающие обыватели. Чтобы понять, к какой очереди
нам следует присоединиться, стоит лишь взглянуть на соседние.
Справа от нас все хохочут, делают селфи и отправляют сообщения.

Слева ничего подобного не происходит: молодая женщина с обернутой
платком головой опирается на кислородный баллон; другие дышат с
ужасным хрипом; кто-то изуродован или покрыт серьезными ожогами.
Меня душит тоска, не только из-за них и даже не из-за меня самого, но
из-за других людей в нашей очереди — тех, кого разбудили посреди
спокойной жизни и насильно бросили в бездну опасности на
ближайшие несколько часов, а может, и минут. А ведь есть еще те, кто
вообще не дожил до этого часа.
— Почему у нас нет еще одного шанса? — спрашиваю я Руфуса.
— Шанса на что? — Он оглядывается кругом и фотографирует
Арену и очереди.
— Шанса на еще один шанс, — говорю я. — Почему мы не можем
постучаться к Смерти в дверь и умолять ее, или торговаться, или
сыграть с ней раунд в армрестлинг или в гляделки, поставив на кон
шанс остаться в живых? Я даже хотел бы побороться за шанс
самостоятельно решить, как мне умереть. Предпочел бы уйти во сне.
— А спать бы я пошел только после того, как пожил бы без страха, как
человек, которого хотят крепко обнять или даже кому хотят уткнуться
в подбородок или плечо, не прекращая говорить о том, как нам,
несомненно, повезло однажды встретиться.
Руфус опускает телефон и смотрит мне прямо в глаза.
— Ты что, правда думаешь, что мог бы выиграть у Смерти в
армрестлинг?
Я смеюсь и отвожу взгляд, потому что, когда мы смотрим друг
другу в глаза, у меня горит лицо. Подъезжает такси, и с заднего
сиденья пулей выскакивает Лидия. Как безумная, она оглядывается в
поисках меня, и, хотя сегодня у нее не Последний день, я напрягаюсь,
когда ее едва не задевает велосипедист: вдруг он собьет ее, она
потеряет сознание и окажется в больнице вместе с моим отцом…
— Лидия!
Я выскакиваю из очереди, как только взгляд Лидии
останавливается на мне. От волнения я едва не падаю на ровном месте,
будто не видел ее несколько лет. Лидия обнимает меня так крепко,
словно собственными руками вытащила меня из тонущего автомобиля
или поймала на лету после того, как я выпал из потерпевшего
крушение самолета. Своим объятием она говорит всё: все «спасибо»,
все «я люблю тебя», все «извини». Я сжимаю ее в руках, благодаря в

ответ, показывая свою любовь, извиняясь, а также пытаясь выразить
все остальное, что таится глубоко внутри, за пределами таких эмоций.
Это самый волшебный момент нашей дружбы за исключением того,
как она впервые дала подержать мне новорожденную Пенни. Но
Лидия делает шаг назад — и дает мне мощную пощечину.
— Ты должен был мне сказать. — Потом снова меня обнимает.
Щека горит от удара, и я утыкаюсь подбородком в плечо Лидии.
От нее пахнет чем-то коричным, чем она, видимо, кормила сегодня
Пенни, потому что сейчас она одета в ту же мешковатую майку, в
которой была утром. Обнимаясь, мы покачиваемся из стороны в
сторону, и я ищу глазами Руфуса в очереди. По его глазам видно, что
он шокирован пощечиной. Так странно: Руфус не знает, что в этом вся
Лидия, что она, как я уже сказал, точно монета, которая постоянно
переворачивается в воздухе. Странно, что я знаю Руфуса всего один
день.
— Знаю, — говорю я Лидии. — Мне очень жаль, я просто хотел
тебя защитить.
— Вообще-то ты должен был быть рядом до конца моих дней, —
плачет Лидия. — Ты должен был играть плохого полицейского, когда
Пенни в первый раз приведет домой свою пассию. А когда она
поступит в колледж и уедет из дома, должен был играть со мной в
карточные игры и устраивать марафоны дурацких телешоу. Ты должен
был голосовать за Пенни в президентской гонке, ведь ты-то знаешь,
как она уже сейчас любит все контролировать, она не успокоится, пока
не подомнет под себя всю страну. Бог знает, она душу продаст, чтобы
поработить мир, и ты должен был быть рядом, чтобы уберечь ее от
сделки с дьяволом.
Я не знаю, что сказать. Я то киваю, то мотаю головой, потому что
не знаю, что делать.
— Прости меня.
— Ты не виноват. — Лидия сжимает мои плечи.
— Может, и виноват. Может, если бы я не прятался дома, то
выучил бы законы улиц или типа того. Пока еще рано себя винить, но,
кто знает, может, в моей смерти буду виноват я сам, Лидия. — Сегодня
я чувствую себя так, будто меня бросили в дикой природе: все
необходимое для выживания при мне, но я не имею ни малейшего
представления даже о том, как развести костер.

— Да заглохни ты уже, — приказывает Лидия. — Твоей вины тут
нет. Это мы тебя подвели.
— А вот теперь заглохни ты.
— Ничего оскорбительнее в жизни от тебя не слышала, —
говорит Лидия с улыбкой, как будто я ей когда-то пообещал быть
грубияном. — Мир — не самое безопасное место, нам уже довелось в
этом убедиться. Посмотри, что произошло с Кристианом и происходит
со всеми теми, кто ежедневно умирает. Но мне стоило бы тебе
показать, что некоторые риски того стоят.
Иногда бывает так, что у тебя появляется ребенок, которого ты
(неожиданно для себя) любишь больше всего на свете. Вот что она
успела мне показать.
— Сегодня я рискую, — говорю я. — И ты нужна мне, потому что
тебе намного сложнее оторваться и рискнуть теперь, когда в твоей
жизни есть Пенни. Ты всегда хотела увидеть мир, и, раз уж у нас нет
возможности вместе куда-нибудь съездить, я буду рад, если мы сможем
вместе попутешествовать здесь и сейчас. — Я беру ее за руку и киваю
в сторону Руфуса.
Лидия поворачивается к Руфусу с таким же взволнованным
выражением, с каким держала в руках тест на беременность, когда мы
сидели в ее ванной. И точно так же, как тогда, прежде чем перевернуть
тест и увидеть результат, Лидия говорит:
— Ну, поехали. — И сжимает мою руку.

Руфус обращает внимание на этот жест и говорит:
— Привет, как дела?
— Видала дни получше, сам понимаешь, — вздыхает Лидия. —
Какая жесть, мать вашу. Мне очень жаль.
— Ты не виновата, — отвечает Руфус.
Лидия смотрит на меня так, будто все еще удивлена, что я стою
перед ней.
Мы доходим до кассы. Кассир, одетый в жилет жизнерадостного
желтого цвета, печально нам улыбается.
— Добро пожаловать в «Арену путешествий». Нам жаль, что вас
троих не станет.
— Я сегодня не умру, — поправляет его Лидия.
— О… Стоимость билета для гостя составляет сто долларов, —
говорит кассир. Он смотрит на нас с Руфусом. — Рекомендуемый
взнос для Обреченных — один доллар.
Я оплачиваю все три наших билета и добавляю к пожертвованию
еще пару сотен долларов в надежде, что «Арена» будет работать еще
много-много лет. То, что здесь предлагают Обреченным, несравнимо
лучше, чем развлечения «Жизни в моменте». Кассир благодарит нас за
пожертвование и, кажется, совсем ему не удивлен: Обреченные всегда
сорят деньгами. Мы с Руфусом получаем желтые браслеты (такие дают
всем здоровым Обреченным), а Лидия — оранжевый (браслет гостя), и
вместе мы заходим внутрь.
Мы держимся рядом, старясь не разбредаться далеко. При входе
собралась толпа: Обреченные и простые посетители рассматривают
гигантское табло со списком регионов, которые можно посетить, и
перечнем экскурсий: «Вокруг света за 80 минут», «Мир дикой
природы», «Путешествие в центр Соединенных Штатов» и многое
другое.
— Пойдем на экскурсию? — спрашивает Руфус. — Я согласен на
любую кроме «Ты да я на дне морском».
— «Вокруг света за 80 минут» начинается через десять минут, —
замечаю я.
— Ой, мне нравится, — говорит Лидия, стоя под руку со мной. А
потом вдруг смущенно поворачивается к Руфусу. — Прости, Господи,
прости меня. На самом деле важно только то, чего хотите вы двое. У
меня нет права голоса. Простите.

— Все в порядке, — говорю я. — Руфус, как тебе?
— Поедем вокруг света, йоу.
Мы находим комнату 16 и усаживаемся в двухэтажную вагонетку
с двадцатью другими гостями. Мы с Руфусом единственные
Обреченные с желтыми браслетами, шестеро других — с голубыми. В
интернете я подписывался на многих Обреченных с неизлечимыми
болезнями, которые отправляются в настоящие путешествия по
городам и странам, пока у них еще есть время в запасе. А те, кто не
может себе этого позволить, соглашаются на второй вариант, который
разве что немногим хуже, и приходят в «Арену путешествий».
Машинистка становится в проходе и начинает говорить через
гарнитуру:
— Добрый день. Спасибо, что присоединились к нашему
замечательному туру, во время которого мы объедем вокруг света за
восемьдесят, плюс-минус десять, минут. Меня зовут Лесли, и сегодня я
буду вашим экскурсоводом. От лица всей команды «Арены
путешествий» выражаю искренние соболезнования вам и вашим
семьям. Надеюсь, наша сегодняшняя поездка вызовет у вас улыбку и
оставит самые приятные воспоминания в памяти гостей, которые
пришли вместе с вами.
Если вам захочется задержаться в каком-либо регионе, мы будем
только рады, но, пожалуйста, имейте в виду, что если мы хотим
завершить кругосветное путешествие за восемьдесят минут, то долгие
промедления нежелательны. А теперь просим вас пристегнуть ремни
безопасности — мы отправляемся!
Все пристегиваются, и путешествие начинается. Я не картограф,
но даже мне заметно, что шкала пунктов назначения на спинке
каждого сиденья, которая чем-то похожа на электронные карты в
метро, не вполне точна с географической точки зрения. И все же мы
здорово проводим время, наблюдая невероятно убедительные реплики
разных достопримечательностей в каждой комнате. Путешествие
становится еще интереснее, когда Лидия начинает делиться о каждой
из них забавными фактами, которые сама где-то вычитала. Мы
движемся по рельсам и видим, как другие Обреченные и гости
веселятся, а кто-то даже машет нам рукой, как будто не все мы здесь
всего лишь туристы.

В Лондоне мы проезжаем мимо Вестминстерского дворца,
умирать на территории которого, согласно преданию, незаконно, но
больше всего мне нравится слушать звон Биг-Бена, даже при том что
один взгляд на стрелки его громадных часов вновь возвращает меня к
реальности. На Ямайке нас встречает десяток огромных бабочек-
подалириев, а люди здесь сидят на полу и едят местные блюда вроде
плодов аки и соленой рыбы. В Африке мы рассматриваем огромный
аквариум с обитателями озера Малави, и я прихожу в такой восторг от
голубых и желтых рыбок вокруг, что не сразу замечаю экран на стене,
где в прямом эфире львица несет за шкирку своего детеныша. На Кубе
мы видим очередь за кубиками сахара, а еще гостей, которые
соревнуются с кубинцами в домино, и Руфус радуется своим
кубинским корням. Австралия представляет нашему вниманию
экзотические цветы, кайтсерфинг и плюшевых коал, которых дарят
всем детям. Ирак встречает пением национальной птицы, азиатской
каменной куропатки, которое звучит из колонок, спрятанных за
повозками торговцев с красивыми шелковыми шарфами и рубашками.
В Колумбии Лидия рассказывает нам о непрекращающемся лете,
царящем в этой стране, так что на секунду нам даже хочется схватить
сок на прилавке с напитками. В Египте мы видим только две
пирамиды, и, поскольку в помещении поддерживается сухая жара,
сотрудники «Арены» предлагают нам бутылочки воды марки «Река
Нил». Когда мы добираемся до Китая, Лидия шутит, что слышала,
будто реинкарнация тут запрещена без специального разрешения от
государства, и я не хочу об этом думать, а потому переключаюсь на
подсвеченные макеты небоскребов и людей, играющих в пинг-понг. В
Южной Корее нам показывают, как пара желто-оранжевых
«робоучителей» ведут урок в школе, а еще как Обреченным делают
макияж. В Пуэрто-Рико наша вагонетка останавливается в сорок
второй раз. Руфус тянет меня за рукав и куда-то зовет. Лидия следует
за нами.
— Что происходит? — спрашиваю я, пытаясь перекричать хор
крошечных древесных лягушек (невозможно определить, сидят ли они
тут живые или это просто аудиозапись), и звуки дикой природы так
сильно режут слух (я ведь привык только к сигнализации и гудкам
машин), что человеческая речь у повозки с ромом меня успокаивает.

— Мы с тобой говорили о том, как тебе хотелось бы отважиться
на что-нибудь эдакое, если бы у тебя была возможность
путешествовать, помнишь? — говорит Руфус. — Я подыскивал в этом
туре что-нибудь подобное — и посмотри! — Он показывает на
табличку возле тоннеля: «Прыжок в тропическом лесу». Не знаю, что
это значит, но наверняка он круче, чем наш утренний псевдопрыжок с
парашютом.
— Вы прыгали с парашютом?! — охает Лидия. В ее тоне
слышится одновременно «Вы чокнутые» и «Как я вам завидую!». Ее
сестринское чувство собственничества — самое лучшее проявление
заботы.
Втроем мы идем к туннелю, ступая по плитке бежевого цвета,
присыпанной настоящим песком. Сотрудник «Арены» протягивает нам
брошюру Тропического зала «El Yunque» и предлагает аудиогид,
предупреждая, что если мы им воспользуемся, то рискуем не услышать
многих естественных звуков этого места. Мы берем наушники и
заходим в туннель; воздух здесь влажный и теплый.
Тесно стоящие деревья укрывают нас от измороси, сквозь
плотную листву сочится искусственный солнечный свет. Мы обходим
извилистые стволы и удаляемся от проторенной тропы туда, где вновь
раскатисто квакают древесные лягушки. Папа рассказывал, что в моем
возрасте они с друзьями лазали по деревьям, ловили лягушек и
продавали их другим ребятам, которые хотели завести питомца, а
иногда папа просто сидел на дереве и думал о чем-то своем. Чем
дальше мы углубляемся в лес, тем сильнее пение лягушек заглушают
голоса людей и шум водопада. Сначала я ошибочно принимаю второе
за аудиозапись, но потом впереди возникает лужайка, и я вижу, как с
шестиметровой скалы вниз падает вода, а в водоеме у основания
плещутся голые по пояс Обреченные и спасатели. Это, наверное, и
есть тот самый «Прыжок в тропическом лесу». Не знаю почему, но я
представлял нечто попроще и побанальнее, например прыжки с камня
на камень на ровной земле.
Я уже видел так много всего, что сама мысль об уходе из «Арены»
ранит сейчас острее, чем осознание, что скоро этот день кончится,
будто тебя вырывают из сна, который ты мечтал увидеть всю свою
жизнь. Но это не сон. Я не сплю и проживу этот день сполна.

— Моя дочка ненавидит дождь, — говорит Лидия Руфусу. — Она
ненавидит все, что не может контролировать.
— Привыкнет, — говорю я.
Мы подходим к краю скалы, откуда прыгают вниз Обреченные.
Миниатюрная девушка с голубым браслетом, платком на голове и
надувными нарукавниками в последнюю секунду совершает нечто
очень опасное: она поворачивается спиной к краю и падает спиной
вперед, как человек, которого сталкивают с высотного здания.
Спасатель внизу свистит, и все остальные плывут к центру водоема,
куда с плеском упала девушка. Она всплывает на поверхность и
смеется, а спасатели провожают ее недовольными взглядами, но ей все
равно. Да и кому было бы не все равно в такой день?

жүктеу/скачать 1,4 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: