Всё хреново
жүктеу/скачать 1 Mb. Pdf көрінісі
|
26.-Всё-хреново
|
Глава 5 Надежда – это фигня В конце XIX в., в разгар мягкого, восхитительного лета в швейцарских Альпах фило- соф-отшельник, называвший себя динамитом мысли и духа, метафорически сошел с горы и за собственный счет опубликовал свою книгу. Эта книга была его даром человечеству – его дети- щем, смело ступившим на порог современного мира и произнесшим слова, благодаря которым философа будут помнить спустя долгие годы после его смерти. Она провозгласила: «Бог умер!» – и еще много чего в таком духе. В ней утверждалось, что отголоски этой гибели предвещают нам новый, опасный век, в котором всем нам придется несладко. Философ замышлял ее как предупреждение. Как крик дозорного. Он обращался ко всем нам. Но не продал и сорока экземпляров [160] . Мета фон Салис проснулась до рассвета, чтобы разжечь очаг и вскипятить воды фило- софу на чай. Она принесла лед, чтобы обернуть прохладными одеялами его больные суставы. Она собрала кости, оставшиеся после вчерашнего ужина, и поставила вариться бульон, чтобы успокоить его капризный желудок. Она вручную выстирала его грязное белье. Еще ему скоро надо будет постричь волосы и подровнять усы, а она только сейчас вспомнила, что не купила новую бритву. Она заботилась о Фридрихе Ницше третье и, судя по всему, последнее лето. Она любила его – как брата. (Когда общий друг предложил им пожениться, они оба громко рассмеялись… а потом их обоих замутило.) Но, похоже, она уже почти дошла до предела своего милосердия. Они познакомились с Ницше на званом ужине. Она слушала, как он играет на фортепи- ано, шутит и рассказывает в лицах истории о своих похождениях со старым другом, компози- тором Рихардом Вагнером. Вопреки своим текстам, в личном общении Ницше был вежлив и мил. Он был внимательным слушателем. Обожал поэзию и мог прочитать десятки стихотво- рений по памяти. Он готов был часами играть в игры, петь песни и подшучивать над окружа- ющими. Он был обезоруживающе великолепен. С таким острым умом, что мог несколькими сло- вами рассечь весь зал. Афоризмы, которые позже прославили его на весь мир, вырывались из него, как пар дыхания на холодном воздухе. «Много говорить о себе – тоже способ себя скры- вать», – порой как бы невзначай ронял он, из-за чего в зале тут же повисало молчание [161] . Мета часто теряла в его присутствии дар речи – не от каких-то зашкаливающих эмоций, а просто оттого, что ее разум как будто все время отставал от его на пару шагов и не сразу за ним успевал. А ведь Мета не была тугодумом. Вообще-то, она была очень крута для своего времени. Она стала первой женщиной, получившей в Швейцарии докторскую степень. Она была одной из ведущих активисток феминизма в мире. Она свободно говорила на четырех языках и пуб- ликовала по всей Европе статьи в защиту прав женщин, что тогда было радикальной идеей. Она немало повидала мир, была умна и своевольна [162] . И, столкнувшись с трудами Ницше, она решила, что наконец нашла человека, который подтолкнет идею женской независимости на мировую авансцену. Вот он, человек, выступающий за самостоятельность каждого индивидуума, за радикаль- ную личную ответственность. Вот он, человек, убежденный в том, что индивидуальные спо- собности важнее всего и что каждая личность не только заслуживает реализации всего своего потенциала, но и обязана ее добиваться. Ницше высказал, как считала Мета, опорные идеи и М. Мэнсон. «Всё хреново» 63 задал концептуальные основы, которые помогут наделить женщин большей властью и вызво- лить их из того подневольного состояния, в котором они пребывали веками. Правда, тут была одна проблема: Ницше не был феминистом. Более того, саму идею осво- бождения женщин он считал дурью. Но Мету это не смущало. Он человек разумный, его можно убедить. Просто нужно, чтобы он осознал свое предубеждение и избавился от него. Она начала регулярно приходить к нему в гости, и вскоре они стали близкими друзьями и интеллектуальными компаньонами. Они вместе проводили лето в Швейцарии, а зиму – во Франции и Италии, делали набеги на Венецию, заскакивали ненадолго в Германию и снова возвращались в Швейцарию. С годами Мета стала замечать, что за пронзительными глазами и гигантскими усами Ницше скрывается уйма противоречий. Он одержимо писал о силе, хотя сам был хрупок и слаб. Он проповедовал радикальную ответственность и самодостаточность, хотя был полно- стью зависим от друзей (по большей части женского пола) и родных, которые его обихажи- вали и обеспечивали. Он клял непоследовательных рецензентов и ученых, которые громили его труд или отказывались его читать, но при этом хвастался, что его неуспех у публики только подтверждает его гениальность, – как он однажды сказал: «Я и сам еще не своевременен, иные люди рождаются посмертно» [163] . По сути, Ницше был всем тем, что он, по собственным словам, презирал: слабым, зависимым, полностью подчиненным и опекаемым сильными, самостоятельными женщинами. Однако в своих трудах он воспевал личную силу и самодостаточность и был жалким женоне- навистником. Пожизненная зависимость от женщин, похоже, лишила его способности адек- ватно их воспринимать. Они стали огромным слепым пятном в поле зрения человека, который в остальном оказался удивительно прозорлив. Если бы был Зал славы тех, кто «испытал в своей жизни больше всего боли», я бы номи- нировал Ницше как одного из первых претендентов на включение. Он постоянно болел в дет- стве: доктора ставили ему на шею и уши пиявок и велели ему лежать не двигаясь по нескольку часов. Он унаследовал неврологическое расстройство, из-за которого всю жизнь страдал изма- тывающими мигренями (и в итоге сошел с ума). Он был крайне чувствителен к свету, не мог выходить на улицу без очков с толстыми синими линзами и к тридцати годам почти ослеп. В юности он служил в армии и, хоть и недолго, поучаствовал во Франко-прусской войне. Там он подхватил дифтерит и дизентерию, от которых чуть не умер. Лечили их в то время кислыми клизмами, которые убили его пищеварительный тракт. Всю оставшуюся жизнь он мучился от острых болей в животе, не мог много есть и временами страдал недержанием. Из- за травмы, полученной в кавалерии, некоторые части его тела плохо гнулись, а в самые худ- шие дни и вовсе не двигались. Он часто не мог встать без посторонней помощи и порой по нескольку месяцев подряд лежал один в кровати, не в силах разлепить глаза от боли. В 1880 г., который он позже называл «дурным годом», он был прикован к постели 260 из 365 дней. Боль- шую часть жизни он мигрировал между французским побережьем, где проводил зиму, и швей- царскими Альпами, где оставался на лето, потому что его костям и суставам нужна была уме- ренная температура воздуха – иначе их начинало ломить. Мета быстро поняла, что она не единственная умная женщина, подпавшая под обаяние этого мужчины. К нему выстраивалась очередь из женщин, которые приезжали ухаживать за ним по нескольку недель или месяцев кряду. Как и Мета, это были супергероини своего вре- мени: преподавательницы, богатые землевладелицы и предпринимательницы. Они были пре- красно образованы, говорили на нескольких языках и отличались крайней независимостью. И были феминистками – самыми первыми провозвестницами этого движения. Они тоже увидели в сочинениях Ницше призыв к свободе. Он писал о социальных струк- турах, задавливающих личность, – феминистки утверждали, что социальные структуры их вре- М. Мэнсон. «Всё хреново» 64 мени держат женщин в рабстве. Он осуждал церковь за поощрение слабости и заурядности – феминистки осуждали церковь за то, что она требует от женщин вступления в брак и покор- ности мужчинам. И он осмелился трактовать историю человечества не как историю освобож- дения из-под власти природы и взятия ее под контроль, а как историю растущего непонимания людьми своей природы. Он утверждал, что человек должен стать сильнее и выйти на еще куда более высокий уровень свободы и осознанности. А эти женщины считали феминизм шагом к тому самому более высокому уровню свободы. Ницше внушил им всем надежду, и они поочередно заботились об этом угасающем, подо- рванном человеке, веря в то, что его следующая книга, следующее эссе, следующее полемиче- ское сочинение сможет прорвать шлюз. Но на протяжении почти всей его жизни мир игнорировал его труды. Затем Ницше провозгласил смерть Бога – и превратился из вяло преподающего универ- ситетского профессора в изгоя. Он остался без работы и практически без дома. Никто не хотел иметь с ним дело: ни университеты, ни издатели, ни даже многие из его знакомых. Он кое-как наскребал на публикацию своих трудов и выживал на деньги, которые брал в долг у матери и сестры. Ему приходилось рассчитывать только на помощь друзей, которые так или иначе обу- страивали его жизнь за него. А его книги едва ли продавались хотя бы в одном экземпляре. Но, несмотря ни на что, эти женщины его не оставляли. Они мыли его, кормили и таскали на себе. Они верили, что в этом немощном человеке есть что-то, что потенциально может изменить историю. И были готовы подождать. жүктеу/скачать 1 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|