Видный представитель Алашского движения Мухамеджан Тынышбайулы

Алаштың Мұхамеджан Тынышбайұлы ... 

Серия «Филология». № 3(75)/2014 

55 

R.S.Karenov 

Prominent representative of Alashsky movement of Mukhamedzhan Tynyshbayula 

and its scientific researches as well as historian, orientalist 

To the 135 anniversary since birth 

In the article many-sided life and activity of the outstanding son of the Kazakh people, the big expert on his-

tory, culture and life of Kazakhs, genealogy of the Kazakh childbirth are described. The main attention is paid 

to the analysis and an assessment of publicistic, scientific works and Mukhamedzhan Tynyshbayev's local 

history researches. Is shown that its works contain the detailed description of the Kazakh childbirth and tribes 

— those roots and branches which made concept the Kazakh people. The conclusion is drawn that historical 

researches repeated tragic destiny of their founder: after execution as «enemy of the people» they were for-

bidden, withdrawn from libraries and storages. Therefore works of the most visible representative of the Ka-

zakh intellectuals, for the first time collected in the uniform book and returned to us in more than sixty years 

after the first exit are in detail investigated. 

 

 

References 

1  Sadykbay Zh. Mukhametzhan Tynyshpaev // Kazakhstan, 2010, 34–35 (495–496), August 27, p. 8. 

2  Kuandik E.S. History of Kazakhstan (the Soviet period and the independent Kazakhstan): Textbook, Almaty LLP RPBK 

«Dauir », 2012, p. 512. 

3  History of the Kazakh people. Quick Reference. Book One // Data collected and offered for publ.: A.Kopish, G.Muzafarova, 

Almaty: Publ. Oner, 2011, p. 304. 

4  The Seven Rivers. Encyclopedia, Almaty: Publ. Aris, 2004, р. 595. 

5  Slaughter, arranged red / Compilers K.Kassenov, A.Torekhanov, Almaty: Kazakhstan, 1994, р. 80. 

6  Tynyshbaev M. Kazakhs and the independence movement (delivered at the first congress of Union autonomists November 19, 

1905) // Zhuldyz, 2003, 4, р. 201–203. 

7  Koygeldiev M. Golden Shard // Ana tili, 1991, August, 1, p. 5. 

8  Tynyshbayuly M. Status of Refugees Kirghiz-Kazakh // Ana tili, 1991, August, 1, p. 5. 

9  Kazakhstan. National Encyclopedia. Vol. 8 / Edit. B.Ayagan, Almaty: Home Edition Kazakh Encyclopedia, 2006, р. 704. 

10  Tynyshpaev M. Materials for the history of the Kirghiz- Kazakh people: Textbook, Almaty: Sanat, 2002, р. 66–152. 

11  Tynyshbaev M. Materials for the history of the Kazakhs: Genealogy Kazakh clans // Transl. from Russian by A.Salykbay / 

History Kazakhs, 2009, № 5 (98), р. 9–11. 

12  Tynyshbaev M. Materials for the history of the Kazakhs: Genealogy Kazakh tribes (Continued) / Transl. from Russian 

A. Zhumabekuly // History of the Kazakhs, 2010, 2 (101), р. 5–7. 

13  Tynyshbaev M. Materials for the history of the Kazakhs: Genealogy Kazakh tribes (Continued) / Transl. from Russian 

A. Salykbaya // History of the Kazakhs, 2009, 6 (99), р. 3–7. 

14  History of Kazakh clans and tribes. Nyman X. volume. The second book, Almaty: Historical Research Centre «Alash», 2008, 

р. 240. 

15  Tynyshpaev M. Reviewed Labour A.P. Chuloshnikova on the history of the Kyrgyz people Cossack / Kazakh people History: 

Textbook, Almaty: Sanat, 2002, р. 49–160. 

16  Tynyshbayuly M. Aktaban — shubyryndy (great distress and great victories Kazakhs) // Ana tili, 1990, May, 3, p. 4–5. 

17  Akhmedov G. Alash, when he was «Alash»: Memories and historical data, Almaty: Zhalyn, 1996, р. 68. 

18  Togysbayuly B. Tynyshbaev and Goloshchekin (story) // Parassat, 2007, 4, р. 24–28. 

19  Tynyshpaev M. Traces of ancient cities, forts, burial mounds in the Syr-Darya and Dzhetysuyskoy provinces / History of the 

Kazakh people: Textbook, Almaty: Sanat, 2002, р. 197–200. 

20  Tynyshpaev M. The whereabouts of the ancient city — Ilan Balyk (Or — Balyk) / History of the Kazakh people: Textbook, 

Almaty: Sanat, 2002, р. 205, 206. 

21  Tynyshpaev M. Tales of Kazakh Tauke Khan and his Batyr Aldyyare / History of the Kazakh people: Textbook, Almaty: 

Sanat, 2002, р. 217–220. 

 

 

 

 

Л.М.Харитонова 

56 

Вестник Карагандинского университета 

УДК 82.0 

Л.М.Харитонова 

Карагандинский государственный университет им. Е.А.Букетова 

(E-mail: novoedelo@yandex.kz) 

Время как предмет философского анализа в поэзии модернизма  

и постмодернизма 

В  статье  исследованы  различные  формы  реализации  художественного  времени  в  стихотворениях 

В.Ходасевича и И.Бродского. Размышления о времени поэтов разных литературных эпох привели ав-

тора  статьи  к  выводу  о  противоположных  метафизических  моделях  времени  модернизма  и  постмо-

дернизма. 

Ключевые  слова:  модернизм,  постмодернизм,  метафизическая  модель  времени,  художественное  вре-

мя, апофатика, катафатика. 

 

Смена поэтики в литературе — это всегда смена точек зрения на действительность, быт и бытие, 

пространство  и  время.  Сравнительный  анализ  художественных  текстов,  принадлежащих  к  разным 

литературным эпохам, имеет продуктивный характер в том случае, когда сопоставляемые произведе-

ния имеют нечто общее в организации повествования, предмете изображения, в мотивной структуре 

и т.д. 

Сопоставление  творчества  таких  поэтов,  как  И.Бродский  и  В.Ходасевич  не  относится  к  числу 

популярных. Однако, несмотря на то, что развернутых высказываний самого Бродского о влиянии на 

его творческий метод поэзии Ходасевича не имеется, некоторые ученые высказываются в пользу их 

сопоставления. Так, Л.М.Баткин замечает: «Было бы крайне интересно попытаться обосновать анали-

тически впечатления о Ходасевиче, как одном из предшественников Бродского. Это потребовало бы 

особой  и  обстоятельной  работы» [1]. А.Ранчин,  осмысливая  связи  между  поэтами,  отмечает  несхо-

жесть их поэтических миров и, в то же время, указывает ряд цитат Бродского, восходящих к своему 

старшему собрату по перу. Сопоставительные наблюдения позволили исследователю сделать важный 

вывод: «Несомненно,  родственно  Бродскому  и  соединение  предельной  метафизичности  и  филосо-

фичности  Ходасевича  с  вещностью,  осязаемой  предметностью:  у  обоих  поэтов  чувственные  вещи 

становятся своеобразными эмблемами бытия как такового» [1]. 

Принимая  во  внимание  последнее  рассуждение,  обратимся  к  анализу  стихотворений 

И.Бродского «Взгляни на деревянный дом» [2; 8] и В.Ходасевича  «Дом» [3; 116–118] и рассмотрим 

реализацию в них различных метафизических моделей времени. Мотивом к сопоставительному ана-

лизу данных текстов послужили общий предмет изображения и тип авторской рефлексии, который он 

задает. 

Формально стихотворения во многом оказываются схожими, оба написаны ямбом, имеют стро-

фическую композицию, в обоих стихотворениях реализуется смешанная форма высказывания с очень 

незначительной  проявленностью  личного  начала.  К  последней  черте  обратимся  подробнее.  Место-

именно  маркированный  субъект  речи  у  Бродского  отсутствует  вообще  (о  его  присутствии  говорит 

лишь  обращение  к  «ты»),  а  у  Ходасевича  появляется  лишь  однажды  в  форме  «мы»  в  финальной 

строфе этого пространного, состоящего из 76 строк текста. Подобная редукция личного начала, как 

доказывает практика анализа [4], выводит на первый план изображения внешний мир, пропущенный 

сквозь призму авторского восприятия. И в том, и другом стихотворении предметом изображения яв-

ляется дом, который вызывает у носителя речи рефлексию о времени и человеке во времени, что ста-

новится  объектом  изображения.  Таким  образом,  внешние  приемы  организации  субъектного  строя 

обоих стихотворений являются схожими, что дает повод к их сопоставлению. Однако содержатель-

ная сторона каждого высказывания принципиально различна. 

Первое отличие уже в самом характере предмета изображения. У Ходасевича — дом разрушен-

ный. Он обретает предметную реальность лишь в предположениях героя по поводу его прежнего бы-

тия,  однако  в  настоящем — это  прах,  груда  мусора.  У  Бродского — дом  целый, «рассчитанный  на 

прочный быт». Однако разрушенный дом Ходасевича изображается через гораздо большее, чем дом 

Бродского, количеством деталей, помогающих представить образ когда-то целого дома — «пролеты 

широких окон», «балка», «лестница с узором», «печь», «стена», «кафель». Это дом, который был на-

Время как предмет философского анализа в поэзии ... 

Серия «Филология». № 3(75)/2014 

57 

полнен жизнью в разнообразных ее проявлениях, — место, «где ссорились, мирились, … деньги при-

пасались». Описание дома последовательно сменяется авторской рефлексией по поводу превосходст-

ва человека над разрушенным домом: 

 

Все теперь прохожему открыто. О, блажен, 

Чья вольная нога ступает бодро 

На этот прах, чей посох равнодушный 

В покинутые стены ударяет [2; 8]. 

 

Человеку доступна логика времени, он понимает смысл происходящего и разрушенный дом ста-

новится фактом движения времени, а не символом его драмы. К пониманию времени в этом стихо-

творении  и  человека  в  нем  вернемся  позже,  а  сейчас  обратимся  к  принципам  изобразительности, 

осуществленным в стихотворении Бродского. 

Дом в изображении Бродского с первых же строк лишен описательности и предстает не только 

как «здесь и сейчас», но и как «везде и всегда» существующий: 

 

Взгляни на деревянный дом, 

Помножь его на жизнь. Помножь 

на то, что предстоит потом. 

Полученное бросит в дрожь 

иль поразит параличом, 

оцепенением стропил, 

бревенчатостью, кирпичом – 

все тем, что дымоход скопил [2; 8]. 

 

Дом оказывается вместилищем времени — труднопостигаемым и неодномерным. Человеческое 

бытие приравнивается к содержимому дымохода — оно недолговечно по сравнению с самим домом, 

который останется  жить и после ухода человека. Авторское  видение дома симультантно, благодаря 

чему дом предстает одновременно во множестве жизней, проживаемых в нем. 

Человеческое  присутствие  в  доме  Бродского,  в  отличие  от  дома  Ходасевича,  практически  не 

маркировано. Если у Ходасевича дом, пусть и разрушенный, изображается с явными признаками че-

ловеческого  присутствия («супруги  обнимались», «в  жару  потели  больные», «рождались  люди  и 

умирали  скрытно»),  то  у  Бродского  соотнесенность  дома  и  человека, «здесь  и  сейчас»  живущего, 

предельно минимализирована и подается не через утверждение их связи, а через отрицание: 

 

Он — твой не потому, что в нем 

все кажется тебе чужим, 

но тем, что, поглощен огнем, 

он не проговорит: бежим. 

В нем твой архитектурный вкус. 

Рассчитанный на прочный быт, 

он из безадресности плюс 

необитаемости сбит [2; 8]*. 

*(здесь и далее выделено мною. — Л.Х.) 

 

Философия отношения человека и вещи (в данном случае — дома) пронизывает все творчество 

И.Бродского. Бытие человека ограничено во времени, вещь же, присутствуя в настоящем, несет в се-

бе одновременно и прошлое, и будущее, и потому она принадлежит вечности, некоему вневременно-

му измерению, тогда как человек обречен на конечность существования. Дом у Бродского словно за-

стыл во времени, «оцепенел», для него остановлено Время, а потому бытовая конкретика (где стоит, 

кто в нем живет) полностью отменена и заменена на «неодушевленность», «безадресность» и «необи-

таемость». Отсутствие  конкретики, а значит, и  личных примет спасает  дом от разрушения и погло-

щения временем. Состязаться со временем можно только при отсутствии уникальных и узнаваемых 

черт.

 

Все, что наделено индивидуальным бытием, динамично. Изменяемость — суть преходящего, но 

Л.М.Харитонова 

58 

Вестник Карагандинского университета 

не вечного. А потому вещь побеждает человека в схватке со временем, ибо она неживая, а все живое 

уязвимо по причине своего недолголетия. 

Иное — у Ходасевича. Тема времени, организующая все повествовательное пространство стихо-

творения, решается также в сопоставлении образов дома и человека. Но в этом сопоставлении выиг-

рышную позицию занимает человек. Именно ему принадлежит попытка измерить время, понять его 

логику.  Осознавая  власть  времени,  человек,  тем  не  менее,  силой  своего  познания  и  мудрости  стре-

мится дать ему позитивное объяснение: «Да, хорошо ты время. Хорошо/ Вдохнуть от твоего ужасно-

го простора» [3; 117]. Так же, как и лирический герой Бродского герой этого стихотворения осознает 

свою малость перед «пучиной» времени. Однако человек, как существо разумное, способен принять и 

понять его ход: 

 

Как птица в воздухе, как рыба в океане, 

Как скользкий червь в сырых пластах земли, 

Как саламандра в пламени — так человек 

Во времени. Кочевник полудикий, 

По смене лун, по очеркам созвездий 

Уже он силится измерить эту бездну 

И в письменах неопытных заносит 

События, как острова на карте [3; 117]. 

 

В  то  время  как  дом — вещь,  обреченная  на  снос,  может  лишь  стать  фактом  разрушительного 

действия времени, то есть стать его жертвой. Дом проигрывает в схватке со временем именно в силу 

своей неодушевленности и неспособности познать самого себя во времени. Он обречен на бесследное 

умирание,  смысл  которого  ему  никогда  не  откроется.  Человеку  дано  сознание,  в  котором  из  века  в 

век  формулируются  представления  о  времени  и  постигается  его  суть.  Ему  удается  сделать  Хронос 

понятным для себя: «Он изобрел историю — он счастлив!» [3; 118].Человек осознает скоротечность 

бытия: 

 

Сквозь пальцы (…) — непрерывно 

Жизнь утекает. И трепещет сердце, 

Как легкий флаг на мачте корабельной, 

Между воспоминаньем и надеждой — 

Сей памятью о будущем [2; 8]. 

 

Это осознание логики движения времени, его разрушительной силы печалит героя, но в то же вре-

мя понимание преходящести собственного существования дает ему власть над домом, который вынуж-

ден  пассивно  покоряться  разрушению.  В  финальной  строфе  экзистенциальная  грусть  сменяется  про-

заическим действием, несущим в себе смиренное приятие неизбежности, которую несет с собой время 

— появляется горбатая старуха (также образ, соотнесенный с идеей времени и скоротечности жизни), и 

вместе с героем они разбирают останки дома — «в согласье добром/ Работаем для времени». 

Вернемся к стихотворению Бродского. В сопоставлении его со стихотворением Ходасевича ста-

новится понятным, что здесь имеет место противоположное понимание отношений между челове-

ком и вещью (в широком смысле). Позиция превосходства человека над вещью звучит у Ходасевича 

—  дом  невольно  покоряется  разрушительному  воздействию  времени  и  разбирается  человеком. 

Обратная позиция заявлена у Бродского — его дому предсказывается существование в бесконечной 

временной перспективе, мало доступной человеческому представлению о времени: 

 

И он перестоит века, 

галактику, жилую часть 

грядущего, от паука 

привычку перенявши прясть 

ткань времени, точнее — бязь 

из тикающего сырца, 

как маятником, колотясь 

о стенку головой жильца [2; 8]. 

Время как предмет философского анализа в поэзии ... 

Серия «Филология». № 3(75)/2014 

59 

Неожиданная  метафора — «голова  жильца»,  как  маятник,  бьющийся  о  стенку  дома,  отмеряю-

щий  своим  движением  собственный  предел  существования,  убеждает  в  том,  что  человек,  живущий 

сегодня в этом доме, занимает отнюдь не доминирующую позицию

 

в тройственном союзе время — 

вещь — человек. По этому поводу А.Генис замечает: «Деля с вещами одно — жилое — пространство, 

мы катастрофически не совпадаем во времени: нам оно «тикает», им — нет» [5]. Тому подтверждение 

цитата из стихотворения [2; 18]: 

Ходики тикают. 

Но, выражаясь книжно, 

как жидкость в закупоренном сосуде, 

они неподвижны, а ты подвижна, 

равнодушной будучи к их секунде.  

Тема времени, проблема его постижения волнует поэтов с древних времен. Однако обостренное 

восприятие времени, всеобщее ощущение его неостановимой скоротечности, энтропийности свойст-

венно именно для ХХ столетия. В анализируемых текстах эта тема развивается через отношение че-

ловека и вещи (в широком смысле). Как видим, поэты одного века, но разных поколений при созда-

нии одного и того же художественного образа пользуются разными кодами и значениями. Если вос-

пользоваться  категориями  теологического  дискурса,  то  можно  сказать,  что  через  художественные 

миры поэтов предстают два пути познания истины — катафатическое, реализованное у Ходасевича, и 

апофатическое,  представленное  у  Бродского.  Современная  исследовательница  М.В.Михайлова  рас-

суждает: «Апофатический  и  катафатический  принципы  действуют  не  только  в  богословии.  Любой 

дискурс  тяготеет  либо  к  позитивной  описательности,  прямому  именованию,  либо  к  апофатической 

указательности, негативному определению. Дискурс о чем угодно может быть построен либо катафа-

тически — тогда он будет речью о предмете, либо апофатически — тогда он будет речью о чем-то 

другом,  но  приводящей  к  предмету.  Сильная  сторона  катафатического  подхода — прямота  и  яс-

ность…Апофатика темна, это неудобный способ сообщения, но зато, уж если она достигает цели, мы 

можем быть уверены, что восприняли что-то живое и настоящее» [6]. Будучи наследником классиче-

ских традиций, Ходасевич образно воплощает некое позитивное знание о мире и человеке в рамках 

дискурса  классической  поэтики,  в  которой  господствуют  эпистемологическая  установка  на  изобра-

жение мира в его полноте, созерцание и описание объективной данности в ее предметности и укоре-

ненности  в  бытийном  одушевленном  пространстве.  Очевидное  доминирование  в  поэзии  Бродского 

минус-приема позволяет номинировать его поэтику как апофатическую [7]. В анализируемом стихо-

творении Бродского вряд ли что-нибудь прояснится с позиции линейного времени, здесь вычитания 

предпочитаются  сумме  (а  если  сумма  и  есть,  то  «сумма  пустых  углов»),  которая  могла  бы  дать 

представление о вещи в ее бытовой и бытийственной укорененности. Для человека существует вчера, 

сегодня, завтра, однако эти категории времени — не единственный способ его постичь. История, раз-

деление времени на три его пласта (прошлое, настоящее и будущее) — вариант понимания времени, 

реализованный у Ходасевича. Отсутствие всякого позитивного утверждения о времени и его свойст-

вах как признание собственной беспомощности в постижении смысла Хроноса — основа метафизи-

ческой модели времени Бродского. Поэтов роднит само стремление к постижению метафизики вре-

мени через поэтический текст, однако пути этого постижения различны. 

 

 

Список литературы 

1  Ранчин  А.  Еще  раз  о  Бродском  и  Ходасевиче // НЛО. — 1998. — № 

3 // [ЭР].  Режим  доступа: 

http://magazines.russ.ru/nlo/1998/30/ 

2  Бродский И. В окрестностях Атлантиды: Новые стихотворения. — СПб.: Пушкинский фонд, 1995. — 80 с. 

3  Ходасевич В.Ф. Стихотворения. — Л.: Советский писатель,1989. — 464 с. 

4  См.: Савченко Т.Т. Субъектный строй русской лирики. — Караганда: Изд-во КарГУ, 2000. — 304 с. 

5  Генис А. Частный случай. Иосиф Бродский. В окрестностях Атлантиды: Новые стихотворения // Знамя. — 1996. — 

№ 2 // [ЭР]. Режим доступа: http://magazines.russ.ru/znamia/1996/3/n1.html 

6  Михайлова М.В. Апофатика в постмодернизме // Символы, образы, стереотипы современной культуры: Сб. науч. ст. 

— СПб.: Эйдос, 2000 // [ЭР]. Режим доступа: http://www.phil63.ru/apofatika-v-postmodernizme 

7  Эпштейн М.Н. Слово и молчание. Метафизика русской культуры. — М.: Высш. шк., 2006. — С. 519–523. 

 

 

Л.М.Харитонова 

60 

Вестник Карагандинского университета 

Л.М.Харитонова 

Модернизм жəне постмодернизм поэзиясындағы 

 уақыт философиялық талдау пəні ретінде 

Мақалада  В.Ходасевич  пен  и  И.Бродский  поэзиясындағы  көркем  уақыттың  берілу  формасының 

түрлері зерттелді. Автор əр түрлі əдеби дəуірде өмір сүрген ақындардың уақыт туралы толғауларын 

талдай  отырып,  модернизм  мен  постмодернизмдегі  көркем  уақыттың  қарама-қарсы  метафизикалық 

модельдерін анықтады. 

 

L.M.Kharitonova 

жүктеу/скачать 1,17 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: